— Лорд Бернард Бертье души не чаял в младшей дочке, — продолжал де Эвиль, подминая её под себя. Мужчина ещё оставался в брюках, но Николь могла ощутить, как твёрдо он настроен сделать её своей. — И дал позволение на брак при условии, что я добьюсь твоего согласия.

Девушка попыталась отползти, но упёрлась спиной в изголовье кровати.

— Я знал, что его не переубедить, но леди Эвелин имела другое мнение. Твоя мать была достаточно умна, чтобы понимать, какое блестящее будущее открывалось перед её строптивой дочуркой, — прошептал Орэ над ухом, настигнув её и заставляя поморщиться. — Поэтому я предложил ей отравить твоего отца.

Николь так опешила, что на мгновение перестала сопротивляться и посмотрела на жениха распахнутыми глазами, полными ужаса и недоверия.

Увы, герцог её чувств не разделял и, ведомый иными стремлениями, запустил руки под тонкую ткань сорочки. Маркиза выдохнула и попыталась укусить его, чтобы хоть как-то защититься от грязных посягательств, но мужчина без труда увернулся.

— К несчастью, маркиза Эвелин Бертье любила своего супруга. Она могла попытаться переубедить его, но не погубить, — улыбнулся де Эвиль, видя, в какое смятение приводили невесту его откровения.

Николь понимала, что он просто пытался ударить побольнее, отомстить за обиды, но не могла не впитывать каждое слово с жадностью утопающего.

— Отказавшись от моего предложения, твоя мать подписала себе и мужу смертный приговор. Пришлось сжечь обоих живьем.

— Ненавижу! — воскликнула вампиресса и попыталась вырваться, но что руки, что внушение герцога держали крепко.

На глаза навернулись злые слёзы, и она поспешила сморгнуть их, чтобы не доставлять ненавистному вампиру удовольствие.

— Ты повторяешься, дорогая, — усмехнулся Орэ, скользя ладонями по её груди и талии, задевая отзывчивые области, но не её чувства и желания.

От чужих поцелуев бессмертная не испытывала ничего, кроме отвращения.

— Когда твой старший брат Альбер узнал о гибели родителей, то сорвался из Кармии в столицу. Как и твой драгоценный Марк, он немного не успел на выручку сестре, — хмыкнул высокородный и пояснил:

— Мои подчинённые приковали его серебряными цепями на пустыре перед рассветом. Какая ирония, что твой подающий надежды брат тоже сгорел в огне, — герцог рассмеялся тихим грудным смехом, а Николь оцепенела.

Если раньше она видела перед собой только мерзавца и властолюбца, то теперь Орэ раскрывался новыми гранями садизма и безумия.

— Ты настоящее чудовище, — прошептала бессмертная, не находя в себе сил пошевелиться. Тело словно приморозило к постели, она не чувствовала ни гнусных прикосновений жениха, ни даже собственного пульса.

— Полюбуйся на своё творение, драгоценная невеста, — поднявшись на коленях, вампир развёл руки в стороны, демонстрируя привлекательное поджарое тело, не рождавшее в Николь никаких порывов кроме единственного: вырвать сердце.

— Я надеялся, лишившись поддержки и покровительства семьи, ты одумаешься и примешь моё предложение, но ты проявила характер. Взять наследницу древнего рода силой, пока к ней прикованы глаза всего общества, не представлялось возможным, — усмехнулся Орэ, избавившись от одежды и показав себя во всей красе.

Николь не преминула прибегнуть к единственному оставшемуся способу задеть гордеца: с равнодушием мазнула взглядом по его достоинству и утратила к нему интерес. Судя по сверкнувшим глазам, метавшим молнии, ей это удалось.

— Я пытался добиться твоего согласия по-хорошему, Николь. Но после загадочной смерти родителей твой страх и подозрения усилились.

— Поэтому ты стёр мне память? — вампиресса собрала всю волю в отчаянном стремлении пнуть мерзавца в самое уязвимое место, но не преуспела. Воспользовавшись моментом, герцог прижался к ней бёдрами. От полного унижения её защищала лишь тонкая ткань сорочки и кружевных панталон.

— Очаровать потерянную невесту не составило труда, — хмыкнул де Эвиль, с лёгкостью стягивая с неё исподнее. Девушку затрясло, но и это мужчина истрактовал в свою пользу. — Ты дала согласие на помолвку и переехала жить в моё поместье, так как родительский дом изрядно пострадал в пожаре.

— Сколько же ты портил мне жизнь, — с горечью произнесла вампиресса. — Ради чего, Орэ? Ведь тебе может принадлежать любая. Любая чистокровная леди будет любить тебя и рожать наследников. Для чего тебе я?

— Любая, кроме тебя, — с ненавистью выплюнул Орэ, раздвигая её колени. Похоже, презрение к невесте ничуть не мешало его телу испытывать сильное возбуждение по отношению к ней. — Поэтому я всегда хотел лишь тебя одну.

Когда герцог де Эвиль ворвался в неё, причиняя боль, Николь уже знала, что акта насилия избежать не удастся, но всё равно сжалась, как могла. Всхлипнув, маркиза отвернулась — единственная роскошь, которую допустило скованное внушением тело — и прикрыла глаза, сдерживая слёзы, рвущиеся из глубины груди.

Ну уж нет, такого удовольствия она ненавистному жениху не доставит.

Он может заполучить её тело, но не сердце и душу.

Понимая, что не справится с отвращением и отчаянием одна, вампиресса бросилась в спасительные объятия зверя. Вместе они выстоят, перетерпят.

К счастью, Николь давно не являлась девственницей и знала разницу между грубым принуждением и занятием любовью с желанным мужчиной. Будь она невинна, первый раз с нелюбимым и нелюбящим партнёром раздавил бы её и уничтожил.

— Как же я оказалась в Манополисе? — спросила маркиза, надеясь если не отвлечь блондина от одностороннего процесса, то, по крайней мере, выведать тайны своего прошлого.

— По воле случая, — на автомате отозвался Орэ, занятый своим грязным делом.

«Тяжело ему приходится без отклика», — подумала вампиресса с тенью злорадства. С помощью зверя абстрагироваться от эмоций и разрушительных мыслей стало куда проще. Её тёмная суть не сводила глаз с сочащейся кровью раны на плече мужчины.

Если бы только она могла двигаться и ударить в повреждённое место!

— Люси, не так ли? — хмыкнула бессмертная, зацепившись за единственное своё настоящее воспоминание. — Дай угадаю, служанка обо всём узнала и рассказала мне, правда? За это ты убил бедную девочку.

— Из-за дрянной пронырливой камеристки пришлось стирать тебе память во второй раз. Если бы я затронул твою личность снова, ты без сомнения бы свихнулась. И потому мне приходится терпеть твои выходки.

Орэ укусил её за шею, стремясь причинить боль, а Николь с отстранённым удивлением подумала, как может быть так хорошо и сладко с одним, и так унизительно и мерзко с другим.

— Я не собирался убивать твою собачонку, но, попадись она мне вновь, свернул бы ей шею с большим удовольствием, — оскалился герцог, тоже раскрываясь в зверя.

Маркиза испугалась бы за свою безопасность и жизнь, если бы не понимала, что её телом жених дорожил гораздо больше, нежели чувствами.

— Увидев её в крови, ты так испугалась, что, даже не помня себя, прыгнула в портал, который вы готовили для побега, и затерялась в мире смертных.

— Но зачем посылать за моей головой Лео Ханта? — запутавшись, спросила Николь, стараясь не смотреть на своего мучителя.

— Закрой рот, ты меня сбиваешь, — велел он.

Девушка попыталась возразить, но внушение вампира подавило её сознание.

— Я хочу, чтобы ты отзывалась мне всем телом. Удовлетвори меня, как своего графа, — сколько бы Николь ни сопротивлялась, мощь Орэ будто за ниточки тянула её тело, приподнимала бёдра, заставляя ублажать монстра, которого она ненавидела.

— А теперь будь умницей и кричи во весь голос, вложив в него всю свою боль и отчаяние. Помни, что для Кросса эта ночь станет последней. Для нас с тобой — одной из многих жарких ночей.

Ведомая внушением, Николь кричала до хрипоты, пока не сорвала голос.

Орэ её отчаянием упивался и двигался всё жёстче, отрывистее и эгоистичнее. В какой-то момент изнурённая вампиресса утратила чувство времени и перестала различать, прошла ли минута, полчаса, час — каждое мгновение сделалось одинаково невыносимым.