Весь день я проворочался в постели, то просыпаясь, то снова забываясь коротким тревожным сном.

Перед глазами мелькали яркие образы минувшей ночи, где возбуждение смешивалось со страхом за возлюбленную, а воспоминания о долгожданном наслаждении отравляла ненависть к сопернику.

Когда я, наконец, сумел заснуть, время до заката пролетело с досадной быстротой.

Стоило сумеркам сгуститься, как я уже запрыгивал в седло, спрятав артефакт за поясом. Вералла пришлось сменить, поскольку я замучил предыдущего, меньше чем за ночь преодолев расстояние, которое у экипажа занимало около суток.

Управляющий графини приглашал остаться на вечернюю трапезу, но смутное беспокойство гнало меня в столицу, так что от заманчивого предложения пришлось отказаться.

Я проделал примерно половину пути до Рубариса, когда двое всадников в неприметных тёмных костюмах преградили мне дорогу. Успел отметить, что незнакомцы — вампиры и либо дорогие наёмники, либо чей-то тайный отряд.

Даже догадываюсь чей.

Открыл было рот, чтобы поприветствовать бессмертных в привычной иронично-колкой манере, но, увы, я ещё не знал, что преследователей на самом деле четверо.

Беспощадный и подлый удар со спины по голове заставил мир распасться слепящими искрами, а череп расколоться от боли. В последний миг я почувствовал, что теряю равновесие и валюсь из седла и попытался сгруппироваться, чтобы ничего не сломать.

Очнулся в тёмном сыром помещении от острого жжения в запястьях — закованный в кандалы и распятый на манер креста. Судя по жгучей боли и знакомому, пробирающему до костей шипению, кандалы сделаны из серебра.

Повернул голову, чтобы осмотреться, и застонал от тупой боли в висках. По ощущениям, на затылке и шее запёкшаяся кровь, на мне — только брюки, руки раскинуты в стороны, а босые ноги почти не касаются пола.

Весёленькое дельце.

Смертные говорят: хочешь жить — умей вертеться.

Бессмертные этому принципу следуют.

Пока я дожидался, чем закончится моё эпическое приключение и заключение, научился балансировать на носочках и нашёл положение, в котором новообретённые модные браслеты меньше всего обжигали запястья.

Скучаю по тем временам, когда серебро было для меня безобидной побрякушкой.

Сквозь зарешечённое окошко в двери напротив меня пробивался слабый свет.

Глаза вампира быстро адаптировались, и в густой темноте я начал различать вытянутый каменный зал, очертания грубого деревянного стола, стойку с инструментами понятного мне назначения, напольные железные светильники с потушенными свечами.

Я ещё мог представить, как моя сфера работы занесла бы меня на БДСМ-вечеринку в Манополисе, но чтобы в Дракарде — это нонсенс.

Ощущение абсурдности усилилось на порядок, когда замки лязгнули, тяжелая толстая дверь отворилась, и двое стражников, склонившись, пропустили в пыточную герцога де Эвиля с подсвечником в руках.

Орэ так буднично смотрелся в своём подземном изоляторе в простых и немарких тёмных одеждах, что я с трудом сдержал нервный смешок.

Клетка захлопнулась.

Вампир поставил подсвечник на стол, кинул что-то рядом и, достав свечу, принялся неторопливо зажигать фитили в многоуровневых напольных канделябрах. Я прищурился, позволяя глазам привыкнуть к свету.

Закончив, блондин вернул свечу на стол и перевязал длинные волосы чёрной лентой, после чего соизволил повернуться ко мне.

— Тёмной ночи, граф, — поприветствовал безо всяких эмоций, словно мы столкнулись на светском приеме.

Приветствие вампиров подразумевало, что ночь пройдёт спокойно, в уютных объятиях мрака, не нарушаемая ни огнём, ни лучами Сортры. Оно сулило безопасность и комфорт, так что я оценил иронию, поскольку понимал с пронзительной ясностью, что моя ночь «тёмной» не будет.

Разве что потемнеет в глазах от боли.

— Да ты жить без меня не можешь, — ответил дежурной колкостью, в глубине груди сокрыв малейшую слабость. Ни страха, ни сомнения он от меня не дождётся.

— Может, оставим светские любезности? — добавил я. — Мы не в том положении, чтобы прятаться под масками. Я — так уж точно.

Если первую насмешку герцог пропустил мимо ушей, то вторая его позабавила.

Высокородный улыбнулся, обнажив клыки, и окинул меня взглядом. Очень пристальным и очень недобрым.

Он стоял спиной к столу, уперевшись руками в край, и выглядел расслабленным, но в глубине холодных светлых глаз зарождалась алая тьма зверя, не предвещавшая для меня ничего хорошего.

Де Эвиль легко оттолкнулся от стола и взял с него второй предмет, который принёс с собой. Им оказался длинный, сплетённый из чёрной кожи кнут с острым серебряным наконечником. Никогда не видел ничего подобного.

Наверное, мозг отказывался верить в реальность происходящего, потому что мне стало дико смешно при мысленном развитии темы БДСМ-вечеринки. Смех я сдержал, а вот короткую улыбку не смог.

— Меня одно интересует, Кросс, — с демонической ухмылкой признался собеседник. — Ты правда думал, что можешь поиметь мою невесту в моём рабочем кабинете, и я об этом не узнаю?

— В том и разница между нами, Орэ. Пока ты думаешь, я имею. Всё, что захочу, — сузив глаза, подначил герцога.

Возможно, в некоторых ситуациях стоит сначала думать, а потом говорить. Например, когда хлыст с серебряным краем может распороть тебе грудь. Полезный навык, который у меня напрочь отсутствует.

Однажды я научусь. Не исключаю, что даже сегодня.

Кто бы мог подумать, что несколько переплетённых полосок кожи вкупе с кусочком драгоценного металла в умелых руках способны причинить такую острую боль. Пришлось закусить губу до крови, чтобы не закричать.

Повторяя имеющийся шрам несколькими сантиметрами выше, наконечник рассёк плоть, и в кровь попало серебро. От удара я утратил равновесие и повис на оковах, впившихся в руки, на которых и так скоро не останется живого места.

Зверь зарычал моими устами.

— Этой ночью мы закончим то, что начали в поместье Бертье, — оскалился Орэ, довольный собой. Поигрывая кнутом, щёлкнул им об каменный пол, заставив меня вздрогнуть. Чёрт, теряю концентрацию. — С единственным различием: тебя никто не спасёт.

— Реализовываешь свои сексуальные фантазии? — второй точный удар рассёк плечо, вынудив дёрнуться.

Поддавшись ярости зверя, рванулся из оков, но лишь причинил себе бо́льшую боль. Цепи крепки и вделаны в стену на совесть. И не будь они из серебра, сломать толстый металл — задача не из лёгких.

Думай, затем говори, Марк. Мозги подключай, а язык прикуси.

С другой стороны, у меня хроническая непереносимость заносчивых герцогов, одуревших от вседозволенности и безнаказанности, а острый язык — единственное оружие, которое у меня осталось.

Но, как оказалось, ранить словами умел не я один:

— Сексуальные фантазии я реализую с Николь после того, как разберусь с тобой, выродок, — рыкнул Орэ, теряя остатки человеческого, и хлестнул меня в низ живота.

Удар ниже пояса вырвал крик и воздух из груди, заставил согнуться, насколько это было возможно в моём положении.

Ну попадись ты мне, герцог, когда освобожусь от цепей!

— Единственная причина, по которой ты не подохнешь сразу же, а останешься истекать кровью на долгие часы, заключается в том, что я хочу, чтобы ты насладился криками своей возлюбленной.

— Если ты хоть пальцем её тронешь… — непривычное чувство, когда голос пропадает, и на смену ему приходит звериный рык из глубины груди.

Тело каменело от напряжения, но не от страха и не от боли, а будто готовилось к переменам, о которых я не подозревал. Догадался, что глаза разгорелись синим, поскольку герцог на миг отступил и опустил хлыст.

— О, поверь, я трону её не только пальцем, — вкрадчиво заверил высокородный, вернув самообладание. Его паскудная улыбка мне совсем не понравилась.

Зверь рвался из груди, но я боялся дать ему полную волю, поскольку чувствовал, как в прямом смысле расходились рёбра. Вот что пугало до одури, а не игривая плёточка герцога. Если выпущу неведомую зверюшку на свободу, она грозит порвать на клочки и де Эвиля, и моё тело.