Не теряя времени, Николь выхватила из-за пазухи нечто наподобие маленького клинка с тёмно-алым кристаллом в перекрестье и на моих глазах рассекла им пространство. Сначала подумал, что всё — предсмертные галлюцинации, но предприимчивая девушка нырнула мне под руку и утащила в образовавшуюся прореху.

По глазам ударило режущим светом, потом непроглядной тьмой.

По ощущениям меня сплющило, перетёрло в крупицы и собрало обратно. Учитывая, что я и без того находился на грани отключки, не уверен, что произошедшее мне не привиделось. Тем более что на какое-то время я потерял сознание, поскольку организм не справлялся с перегрузками.

Когда очнулся, над головой шумел лес — тёмный, зловещий.

Боль ослабла, но тело колотило. Казалось, я так не замерзал за всю жизнь. Я лежал на спине и смотрел в чернильное небо с далёкими крапинками звёзд. Над головой сияли две луны: одна огромная и яркая, другая — маленькая и тускло-красная.

Прежде, чем успел удивиться, надо мной склонилась Николь и коснулась ладонью лица. Губы согрело кровью, струившейся между пальцев, и я разомкнул их с жадностью утопающего, не осознавая, что делаю. В те затянувшиеся мгновения меня так лихорадило, что простейшие действия выполнялись на единственном естественном желании жить.

Я не задумывался о том, что пью кровь, равно как и том, чья это кровь.

Измученный мозг вывел простую взаимосвязь: пока живительная жидкость поступает в организм, агония унимается. Учитывая, что последние минуты, обернувшиеся в вечность, были полны нечеловеческого страдания, останавливаться не хотелось. Как и отпускать вампирессу, ставшую теплее меня. А я остывал и тянулся ко всему, что могло согревать.

— Нужно встать, — с усталой улыбкой попросила бессмертная. — Крови эрла́ни не хватит надолго. Выйти к дороге — наш единственный шанс выбраться из чащи.

Эр… Кого?

Голова пухла от обилия вопросов без ответов. Однако то, что я несколько минут не терял ясности мыслей, было большим достижением. Ощупав тело и убедившись, что все конечности после перехода остались на месте, я сел в высокой траве.

Мир покачивался, я замерзал, но в целом в первый раз после зловещего перерождения чувствовал себя более-менее сносно. Боль затаилась в глубине груди, и с помощью подруги я сумел подняться на ноги и осмотреться.

Впрочем, ничего нового: непроглядная чаща, достойная классического фильма ужасов, распростёрлась во все стороны, и я не представлял, куда нас занесло. Видно, мы в пресловутом Дракарде, частичкой которого в скором времени вынужден был стать.

Пока я, словно пьяный, путался в ногах, мысли, напротив, прояснялись, и вместе с ясностью рождались сомнения.

Что задумала вампиресса — единственная ниточка, связывавшая меня со знакомой реальностью? Что я буду делать в мире, о котором не имею ни малейшего представления? Могу ли я доверять ей после произошедшего в Ка́сии? А себе? Сам-то я кто теперь такой?

Осознание новой сущности холодком пробежало между лопаток, когда я обнаружил в стороне некое подобие молодого оленя со вспоротым горлом. Так вот, должно быть, что такое эрлани, кровь которого вернула меня в сознание.

Своей, значит, вампиресса пожалела.

Вместо того чтобы испытать приступ тошноты или хотя бы отвращения, я вновь ощутил мелочную детскую обиду и невыносимую жажду. Во рту пересохло. Казалось, язык и губы вот-вот растрескаются, как иссушенная знойным солнцем земля.

Не до конца осознавая, что делаю, я потянулся к остывающей жертве и с наслаждением вдохнул аромат крови — тонкий, неуловимый, но от этого не менее дразнящий ноздри. Глаза заволокло мутной пеленой.

— Марк, сосредоточься! — Николь дёрнула меня на себя, возвращая в реальность.

Рывок оказался такой силы, что я потерял равновесие и чуть не рухнул на землю. Благо, подруга сориентировалась и юркнула под руку, помогая удержаться на ногах.

Я не сопротивлялся, начиная осознавать, что только что хотел сделать.

Причём хотел страстно: даже миновав растерзанную плоть, я не мог избавиться от мыслей о ней. И тут меня замутило — не от трупа, от себя. От того, кем я против воли становился. Слабость отступала, и к инстинктам выживания подключалось человеческое сознание, приводившее меня в ужас.

— Что со мной? — выдавил на выдохе, не надеясь на ответ.

Николь, самоотверженно тащившая на себе тушку в два раза больше неё самой, не смогла или не сочла нужным откликнуться, чем спровоцировала во мне новую вспышку раздражения.

Я испытал непреодолимое желание оттолкнуть её и во всём разобраться, высказать обиды и недомолвки, что накопились на языке и на сердце, но я в ней нуждался. Так что пришлось наступить эго на горло и идти, превозмогая головокружение.

К тому времени, когда мы выбрались к проходящей через лес грунтовой дороге, проблеск ясного сознания успел исчерпать себя. Голод заполонил разум, а дрожь — напрягшееся от возвратившейся боли тело.

Я оступился и упал на одно колено, чудом не утащив бессмертную за собой. Взял паузу, чтобы отдышаться: перед глазами всё плыло. Жутковатая тёмная аллея то исчезала, то появлялась.

Подумалось, что никто в здравом уме не поедет ночью через лес. Тем более, через огромную мрачную чащобу. А значит, корчиться мне здесь до рассвета, и с первыми лучами солнца…

Н-да, блестящая перспектива. В прямом и переносном смысле.

Я уже прикидывал, кому завещать свой прах в мире, где никому нет до меня дела, когда невдалеке раздался стук копыт, грохот экипажа и подначивания кучера.

Я решил, что ослышался, выдал желаемое за действительное, однако одного взгляда на Николь хватило, чтобы понять, что не до меня одного донёсся храп коней и скрип рессор. Вампиресса подобралась, прислушалась и жестом велела мне оставаться на месте.

Я поглядел на неё с немым осуждением: для меня и подняться — настоящий подвиг, куда я могу деться?..

Дальнейшее запомнилось урывками: видимо, любопытство во мне боролось с беспамятством. Не знаю, каким образом подруге удалось остановить экипаж, в реальность я включился, когда из него выглянула изящная, богато одетая леди.

— Ренар, что за шутки? — протянула капризная красавица.

Бросила рассерженный взгляд на растерявшегося кучера, дорогу которому перекрыла не менее решительная девица в изодранном алом пальто, судя по нарядам незнакомцев, нехарактерном для Дракарда.

— Чего застыл? Убери этих прох… Николь?!

Не берусь сказать, кто из нас троих оказался больше удивлён происходящим.

При звуке своего имени Николь вздрогнула и раскрыла губы, но так и не нашлась, что сказать. Я, позабыв о борьбе с превращением, вскинул голову, поскольку так и сидел на одном колене, как незадачливый рыцарь. Личико молодой богатейки вытянулось от изумления, но она первая совладала с собой:

— О милостивая тьма, Николь, это правда ты?.. — воскликнула, соскользнув со ступеньки кареты и бросившись к вампирессе.

Растерявшись, подруга отступила на шаг и скрестила руки на груди, словно надеялась защититься. Я дёрнулся в её сторону, но вялый рывок ни к чему не привел, и переменившаяся незнакомка повисла на шее у бессмертной. Ошалевшим взором я наблюдал за трогательной сценой.

— С момента твоего исчезновения прошло много недель, — в волнении зачастила женщина. Я постарался отыскать челюсть и наконец поднялся на ноги.

— Я боялась, что больше не увижу тебя живой! — аристократка всхлипнула и отстранилась, заключив её лицо в ладони. — Милая, скажи хоть слово! Ты пугаешь меня! Если этот оборванец похитил тебя, Ренар с ним расправится, тебе нечего бояться.

Это я-то оборванец? Ну знаете ли!

— Простите, — неверным голосом пролепетала Николь, высвобождаясь из чужих рук, — разве мы знакомы?

Оскорблённое выражение лица рыжеволосой кокетки говорило о том, что её ранили до глубины души. Выглядело настолько искренне, что на миг я даже посочувствовал той, что без зазрения совести причислила меня к местным бродягам.

— Мой спутник не похищал меня, напротив, спас жизнь и помог вернуться домой, — вампиресса запнулась на последнем слове и поморщилась, как если бы оно причиняло ей боль. Наверное, сложно назвать домом место, о котором ничего не помнишь.