— Тёмной ночи, герцогиня, — поклонилась Николь, с должным уважением пропуская родовитую особу и надеясь, что та отправится своей дорогой и потеряет к ней интерес.

— Зря ты не сбежала, глупая вампиресса, — не размениваясь на приветствия и этикет, заметила леди де Лонтельи, промораживая взглядом до костей.

Если бы глазами можно было убить, она бы уже превратилась в горсточку льдинок у ног собеседницы.

— За что вы ненавидите меня, ваша тёмность? — выдержав вьюгу, поинтересовалась девушка.

Прислуга обеих сторон стушевалась, отступила, как отлив, и попыталась слиться с дорогим интерьером. Леди улыбнулась одними губами, но выражение её лица осталось пронзительным и печальным.

— Ненависть ещё нужно заслужить, маркиза, — с невесёлой усмешкой заметила Ленора и, повернувшись спиной, принялась величаво спускаться по ступеням, придерживая подол тяжёлого платья.

— Даже не ударите в меня внушением? — не удержалась от шпильки вампиресса.

Пренебрежение герцогини задело её.

Знатная леди остановилась, посмотрела из-за плеча, и Николь почувствовала себя очень-очень маленькой, прямо-таки крошечной — такая сила плескалась в поалевших глазах женщины.

— В этом больше нет необходимости, — произнесла она и с достоинством удалилась. Спохватившиеся служанки поклонились невесте хозяина и поспешили за госпожой.

Николь постояла у перил в смешанных чувствах, пытаясь понять, что таилось за словами леди де Лонтельи. Ответы приходить на ум не спешили, но тревожное чувство в груди усилилось.

Третий неприятный сюрприз не застал вампирессу врасплох: интуицией зверя чувствовала, что под любым предлогом ей помешают покинуть особняк. Николь удивилась бы, случись иначе.

Как выяснилось, без слова герцога и птица в саду не пролетит, уж не то чтобы кто-то из тюремщиков согласился сопроводить её к подруге.

Может, Орэ сдержал бы слово и дал позволение на выезды по возвращению домой, но проверять маркиза не собиралась. Сделала вид, что приняла волю жениха, и заперлась в спальне, где обескровила до глубокого обморока сначала одну служанку, потом вторую.

Сила пьянила и согревала, плескалась по венам.

В сытом состоянии для вампирессы не составило труда переложить светловолосую девушку в постель и укрыть одеялом до носа, оставив виднеться лишь волосы. Вторую помощницу она закрыла в ванной комнате.

Изобразив великосветскую дурочку, Николь вновь спустилась к главе стражи, чтобы попросить того уточнить один момент, который остался ей непонятен.

Вампир явно не ожидал от безобидной глупышки ненавязчивого и мощного внушения, что герцог де Эвиль приставил его к невесте и велел сопровождать куда бы та ни пожелала по первому требованию.

Так бессмертная вернулась в поместье Сен Клэр с официальным сопровождающим жениха, но не обнаружила ни Марка, ни его слуги Элиота, а только обеспокоенную Шарлотту. Как и возлюбленный, подруга не разделяла восторга от её внезапного переезда и отчитала Николь за безрассудство.

А после вздохнула, махнула рукой и крепко обняла.

Вампирессе вспомнилась Дженна, по которой она до ужаса скучала и которая, вероятно, поступила бы так же, как графиня.

Хотя на долю Николь выпало столько горестей и несчастий, сколько и в кошмаре не приснится, жизнь, по крайней мере, посылала ей верных друзей, чтобы их преодолеть, за которых маркиза не уставала благодарить судьбу.

Предаться воспоминаниям не позволила Равия — коротко постучав, раскрасневшаяся девушка ворвалась в комнату и с порога выпалила:

— Маркиза, графиня, беда! У герцога де Эвиля дуэль с графом Кроссом в поместье Бертье! — едва ли Николь можно было оглушить сильнее.

Как во сне они с Шарлоттой добрались до сожжённого особняка, в саду которого столкнулись с лордом Фредериком Эргеном в сопровождении взволнованного Элиота. Со своевольным слугой она разберётся позднее, в ту минуту в голове билась единственная мысль: «Лишь бы не опоздать!»

Когда Николь увидела на земле Марка — израненного, бессознательного, белого как алебастр, с выбившимися из низкого хвоста тёмными прядями, подчёркивавшими бледность измождённого лица — в душе что-то оборвалось.

Вампиресса бросилась на колени возле возлюбленного, наплевав на то, что дорогое платье будет безвозвратно испорчено, и, приподняв за плечи, прижала его голову к себе.

— Нет-нет-нет, — как в бреду повторяла она, не в силах поверить, что Орэ мог так поступить с ней.

Коснулась губами холодного лба, прислушалась к дыханию. Грудь Кросса ещё вздымалась, но всё реже, от страшных рваных и колотых ран под рассечённым защитным костюмом расходилась вязь почерневших от серебра вен.

Время истекало.

— Равия! — закричала маркиза, не помня себя от ужаса, сковавшего сердце.

Не спросив позволения графини, разорвала клыками запястье протянувшей руку служанки и влила в родные губы кровь, бережно придерживая голову мужчины. Равия пискнула и упала на колени, когда вампиресса дёрнула её на себя, но стерпела боль. Николь подумала, что все драгоценности мира её, если девушка поможет спасти Марка.

Ощутив вкус крови, обращённый приоткрыл глаза, и из-под густых ресниц заструился приглушенный синий свет. Осмысленное выражение в них отсутствовало, и бессмертная поняла, что Кросс держится на упрямстве зверя, отличавшегося высоким стремлением к выживанию.

Её собственный зверь шевельнулся в груди и выпустил когти, готовый растерзать любого, кто посмел причинить ему боль.

Будь он хоть император!

— Марк, держись, я с тобой, — с невыразимой нежностью прошептала маркиза, прижимаясь к любимому лбом. Увы, он не мог услышать её: силы вампира иссякли, глаза закатились, и голова откинулась на её руки.

— Шарлотта! — закричала Николь, разыскивая подругу. — Нужен лекарь! Срочно!

Переложив измученного мужчину в колени Равии, которая и сама с трудом держалась в сознании после потери крови, маркиза поднялась на ноги. К ним, наконец, подоспели графиня Сен Клэр, Элиот и Ренар.

Мельком взглянув на светлое платье, залитое чужой кровью, вампиресса ощутила, как её затрясло от бессильного гнева. Воздух в лёгких накалился, разрывая грудь, и на смену пришла другая её половина.

— Ор-р-рэ! — прорычала Николь, подскочив к жениху и его собеседнику.

Даже раненный и потрёпанный, герцог де Эвиль не утратил обычной холодности и надменности. Ненависть захлестнула девушку океанской волной, сбила с ног и протащила по камням.

Замахнувшись, маркиза ударила чистокровного по лицу, вложив в пощечину всю свою ярость и отчаяние:

— Я разрываю нашу помолвку!

Тишина, повисшая в саду Бертье, была звонкой и режущей, как перетянутая струна.

Кашлянув, лорд Фредерик Эрген оставил двух высокородных разобраться в отношениях без участия посторонних. Герцог де Эвиль возвышался над Николь, как скала, острый взгляд прищуренных глаз словно стремился пригвоздить её к земле.

— Не стоит принимать серьёзные решения на эмоциях, Николь.

Орэ ещё сдерживался, но в светлой радужке разгорался зловещий алый огонёк. Вкрадчивый голос ласкал, усыплял бдительность, но на маркизу после случившегося его приёмы больше не действовали.

— Вы лживый бесчестный вампир, герцог, — выплюнула бессмертная, заслоняясь отстранённым обращением, как щитом, хотя внутри неё клокотала ненависть. — С этой минуты я не хочу иметь с вами ничего общего, и уж тем более совместного будущего.

Леди Бертье отвернулась, взметнув волну белоснежных волос, и хотела вернуться к раненому Марку, когда в спину ударило холодной насмешкой:

— Ты не можешь разорвать помолвку.

Тонкие губы жениха сложились в презрительную ухмылку, но напускное безразличие разбивалась об его окаменевшее тело и нервные отрывистые движения.

— По крайней мере, не сейчас, — добавил он. — Лорд Эрген подтвердит, что обет, данный при Старейшинах, могут признать недействительным лишь те самые Старейшины, что стали ему свидетелями.