Когда шпага вошла в плоть во второй раз, крик ярости и страдания уже не представлялось возможным сдержать.

Сделав вид, что готов отключиться, сжал рукоять и рубанул наотмашь, поскольку кровь затмевала взор. Ранил герцогу бедро, но по касательной: той же ногой мерзавец выбил оружие из ослабевших пальцев и прокрутил в ране серебро.

В солнечном сплетении будто и правда вспыхнуло солнце, выжигая болью.

Тяжело дыша и понимая, что вот-вот вырублюсь от яда серебра и потери крови, обхватил лезвие кулаком в отчаянной попытке вытащить его из своего тела. Перчатка порвалась, ладонь опалило и по запястью потекла кровь, но соперник дрогнул.

Видимо, впечатлился моей отбитостью.

Собрав остаток воли и самообладания, свободной рукой ударил в болевую точку на запястье, заставив Орэ выронить клинок.

— В кого ты такой выносливый! — рыкнул герцог, потянувшись к кинжалу в сапоге.

Кажется, дуэль вышла за рамки правил и приличий, даже если не учитывать, что она незаконна сама по себе.

«В мамку твою», — захотелось ответить мне, совсем не как аристократу, но сил, чтобы огрызаться, не осталось.

Может, Элиот на самом деле не простил меня за Равию?

Что-то слуга не спешит на выручку, а уже пора бы по всем признакам.

Де Эвиль, наконец, выудил оружие из голенища и замахнулся. Серебро сверкнуло над головой, а мне меланхолично подумалось, что новый удар я могу и не пережить.

— Остановитесь, герцог!

Громкий, поставленный мужской голос заставил нас обоих вздрогнуть, как нашкодивших мальчишек. В отличие от меня, Орэ статного незнакомца узнал, и его правильное лицо перекосило гневом. Не сразу справившись с эмоциями, высокородный поднялся и убрал руку с кинжалом за спину.

— Лорд Эрген, — выплюнул он без особого почтения и поклонился.

Последнее, что я сумел сделать, это улыбнуться окровавленными губами.

Сдаётся мне, я исчерпал свой запас прочности, потому что боль с новой силой вгрызлась в израненное тело. Голова закружилась, мир покачнулся, дрогнул, и всё перед глазами заволокла спасительная тьма.

За короткую поездку от поместья Сен Клэр до резиденции де Эвилей Орэ не проронил ни слова и ни разу не посмотрел на неё, но на уровне инстинктов зверя Николь чувствовала, что жених в бешенстве.

О чём бы он ни хотел поговорить с Марком, беседа пошла по незапланированному сценарию, и, зная возлюбленного, маркиза не удивилась.

Кросс обладал абсурдной смелостью и несгибаемостью характера, продавить свой интерес против его воли было задачей почти невыполнимой.

Мужчина умел справляться со страхами, а вот она нет: вампиресса боялась до дрожи, что герцог не ограничится жёстким предупреждением и задумает зло против соперника.

В роскошном особняке хмурый и задумчивый вампир сдал её на попечение слуг и уехал в императорский дворец на встречу с Советом Старейшин. По его приказу все в новом доме сдували с неё пылинки и каждые полчаса интересовались, не требуется ли будущей хозяйке что-либо, отчего Николь в конце концов озверела.

Девушка чувствовала, что за ней следят, присматриваются, прислушиваются.

Её никто не ограничивал в перемещениях, но даже в стенах здания за ней неотступно следовал один из охранников Орэ, не говоря о двух вездесущих служанках, имен которых она не запомнила.

Когда Нора привезла вещи, бессмертную ждал неприятный сюрприз: распоряжение де Эвиля не позволило верной девушке остаться, и служанку в вежливых выражениях выпроводили из поместья.

«Вот тебе и свобода посещений», — невесело подумала Николь.

Чтобы занять руки, маркиза Бертье выпроводила чужих служанок и разложила одежду, среди которой, едва не обжегшись, обнаружила серебряный кинжал.

Улыбнулась при мысли, что и в разлуке Марк не оставил её без защиты, и тут же погрустнела, вспомнив их скомканное прощание. Поцелуй, конечно, был головокружительный, но пара колких реплик, которыми они успели обменяться, ничего не прояснили, а только сильнее всё запутали.

Целоваться у них пока получалось лучше, чем говорить.

Как можно вместить в короткий последний взгляд все те чувства и слова, которые она хотела бы ему сказать?

Тем более, что Кросс не пожелал понять её и отвернулся. Как бы она ни старалась балансировать на острие ножа, чтобы никто не пострадал, и любимый мужчина, и навязанный жених оба злились на неё.

Маркиза достала из шкафа и надела пару шёлковых перчаток, чтобы вытащить из выреза декольте спрятанный между нижним и верхним платьем кулон-меч и не пораниться о серебро.

Глупость, наверное, но она так и не смогла отдать его Марку. Подвеска напоминала о Ларе, о Дьерском мосте, о том, кем он перестал являться по её вине.

А кроме того, Николь страшно хотелось иметь при себе частичку любимого мужчины. Повторив контур миниатюрного меча кончиками пальцев, бессмертная вспомнила волнующие прикосновения его рук, разгонявшие по телу волны жара.

За такое сильное чувство стоило побороться даже на грани отчаяния.

Пройдясь по покоям, слишком роскошным и просторным, чтобы казаться уютными, вампиресса заметила на столе у окна несколько шкатулок и письмо, скреплённое алой сургучной печатью.

В заготовленном послании Орэ извинялся за то, что неотложные дела не позволят ему проследить за обустройством невесты, и передавал в её владение то немногое, что удалось спасти из поместья Бертье.

Или, по крайней мере, то, что герцог счёл нужным ей показать.

Скомкав листок, девушка бросила его в камин и с удовольствием наблюдала, как пламя пожирает ровные строчки.

Жаль, она не могла поступить так же с женихом.

В шкатулках обнаружилось множество фамильных украшений из золота с драгоценными и полудрагоценными камнями. Некоторые выглядели старинными, другие — более новомодными, но ни те, ни другие не пробудили в Николь хоть каких-нибудь чувств.

Пользы от безделушек ноль, в лучшем случае удастся подкупить кого-то из слуг и передать весточку друзьям.

Взор зацепился за скромный по сравнению с остальными изделиями овальный кулон на тонкой золотой цепочке. Раскрыв его, маркиза нашла внутри маленькие портреты каждого из своих родителей.

Леди Эвелин и лорд Бернард Бертье выглядели такими молодыми и счастливыми, пусть и разделённые половинками подвески, что Николь неожиданно для себя растрогалась и заплакала.

Она проревела до тех пор, пока не начала кашлять от заложенного носа и горла, а выпустив боль и страх, поднялась из-за стола и застегнула медальон на шее.

Шарлотта говорила, что отец ни при каких обстоятельствах не прогибался и не шёл против своих принципов и сердца. Вот и его дочь не пойдёт. Орэ может вынудить её погостить в чужом поместье, но выйти за него замуж и тем более полюбить — никогда.

Первый день на новом месте маркиза провела почти без сна, вслушиваясь во все скрипы и шорохи старинного особняка. В других обстоятельствах, возможно, ей и понравилось бы сменить обстановку, но своды золотой клетки давили.

Как и тревожное предчувствие, что может произойти нечто непоправимое.

Преисполнившись решимости нанести светский визит подруге и объясниться с Марком и Шарлоттой, Николь позволила служанкам помочь ей принять ванну и собраться.

Как и хозяин, девушки пытались контролировать каждый её шаг, навязывать масла и мыло, аромат, причёску, наряд. Устав воевать с ними, маркиза согласилась на богато украшенное золотой нитью лавандовое платье — один из подарков жениха.

На парадной центральной лестнице вампирессу поджидал второй неприятный сюрприз: встреча с герцогиней де Лонтельи.

Леди Ленора выплыла из противоположного прохода — как всегда великолепная в чернильно-синем платье, расшитом сапфирами, и пугающая с презрительно-непроницаемым выражением лица.

Сапфиры напомнили Николь о Марке, гагаты глаз бессмертной — о Лео Ханте. Ни один из образов не внушал спокойствия.