И я хотела. Я всегда хотела, чтобы он был внутри меня.

Когда он, наконец, насытился, он врезался внутрь и трахнул меня дюжиной жестких, сильных толчков, от которых я застонала под ним, прежде чем он взорвался внутри меня со стоном и накрыл своим весом.

Я подождала несколько минут, пока он отойдёт от оргазма, и когда он наконец это сделал, то усмехнулся мне в ухо. Монстр ушел, остался только Лино.

— Ты в порядке? — он спросил.

— Я мертва, — вздохнула я. — Только, пожалуйста, не пиши «затрахана до смерти» на моем надгробии.

Его раскатистый смех после насыщенного секса, который у нас был, звучал как музыка для моих ушей.

И, прежде всего, у меня был свой ответ.

У нас все будет просто замечательно.

Глава 35

Самара

Отец Лино зашел к нам.

Такого никогда не случалось за все годы, что я проводила с Лино выходные перед тем, как ему нужно было идти на работу. Я не могла сказать, часто ли он заходил в будний день, поскольку я, как правило, не была в доме Лино в то время, но каким-то образом, по потрясенному лицу Лино, когда он открыл дверь, чтобы увидеть своих отца и мачеху, стоящих на пороге, я поняла, что это практически неслыханно.

По тому, как он стиснул челюсти, я также поняла, что у того, кто охранял ворота в ту ночь, будут неприятности. Впустить отца на территорию, не предупредив об этом Лино, было для него оскорблением, намеком на то, что его отец по-прежнему обладал большей властью, чем Лино, но это не так.

Только не с Маттео во главе.

Честно говоря, в некоторые дни я удивлялась, что Габриэле жив, учитывая, что он угрожал жизни Айвори. Но этот человек был в отчаянии, любой мог квидеть, как оно блестит в его темных глазах. Он прошел путь от того, чтобы быть ушами своего брата и служить его правой рукой, до того, чтобы быть изгнанным и оставаться на задворках синдиката.

Он хотел вернуть свою власть, и его присутствие означало, что он намеревался использовать своего сына, чтобы получить ее.

Лино отошел от двери, позволяя паре войти в наш дом. В убежище от вещей, которые мучили его вне дома.

— Вам что-то нужно? — спросил Лино сквозь стиснутые зубы, закрывая входную дверь и подходя ко мне. Я не встала со своего места у острова, где болтала с Лино, пока мы ели, хотя и повернула стул лицом к гостям. Я ждала указаний Лино о том, как мне вести себя с внезапным присутствием его отца, потому что, по странному стечению обстоятельств он оказался на моей территории.

Мне всегда приходилось проявлять уважение, будь то на публике или в его доме, потому что это было ожидаемым правилом в данной ситуации. Но с приходом Габриэле в дом Лино — мой дом — казалось, что власть сменилась. Я могла либо сыграть любящую жену и хозяйку, либо показать Габриэле все неуважение, которое он проявлял ко мне каждый раз, когда я была в его подойти ко мне, если он хотел возиться с любезностями.

Когда Лино подошел к моему месту, он положил руку мне на плечо. Прикосновение было нежным, но оно дало мне тонкий намек на то, что он хочет, чтобы я оставалась на месте. Это напомнило мне, что мы давно научились общаться без слов, что в детстве нам приходилось находить способы передавать друг другу сообщения, не произнося их и не записывая.

Случайные прикосновения стали нашей нормой, вещи, на которые большинство людей может не обращают внимания, но для нас они говорили все. Неудивительно, что они переросли в демонстрацию привязанности и, в конечном итоге, влечения.

Я скрестила ноги, почему-то радуясь, что на мне все ещё была рабочая одежда. Точно так же, как она служили броней на работе, так и с Габриэле она казалась мне броней. Он никогда не видел ту Самару, которая слонялась без дела с волосами, собранными пучком на голове, в очках на лице, в майке и леггинсах.

Он никогда не видел меня настоящую.

Эта мысль утешала меня. Хотя я знала его, знала каждый подлый случай, когда он осмеливался поднять руку на своего сына, он абсолютно ничего не знал обо мне.

— Ужин в тот вечер прошел не очень хорошо. Вы должны простить нас, но известие о вашем браке застало нас врасплох. Я всегда считал, что Анджелино когда-нибудь остепенится с итальянкой, как и ожидалось от него, — ответил Габриэле, не сводя с меня глаз. В них была агония, как будто сам факт того, что он должен говорить со мной как с равной, был пыткой. Но я заметила, что даже когда он, можно сказать, извинился за свое поведение, он все равно сделал это, приказав мне простить его. Не просил, не извинялся. Просто требовал.

— Ты очень ясно дал это понять, — сказала я, не желая давать ему никакой отсрочки. Если он хотел, чтобы я признала его жалкую попытку, ему нужно было приложить больше усилий.

— Есть ли в этом смысл? — спросил Лино, глядя на мачеху, когда она молча пересела на самый дальний от нас табурет. Мне было непонятно, зачем она потрудилась прийти, если она не собиралась вмешиваться в разговор. Возможно, она просто хотела заглянуть в дом Лино, судя по тому, как ее глаза осматривали все вокруг и отмечали детали.

Возможно, их действительно никогда раньше не приглашали внутрь.

— Я хотел предложить свое благословение, — сказал Габриэле с фальшивой улыбкой, которую он дарил всем политикам, набивавшим его карманы. Всем бизнесменам, которые платили за более прибыльный побочный бизнес Белланди.

— Твое благословение? — Прошептала я.

— Возможно, ты не итальянка, но, как я знаю, твой брат доказал свою преданность Белланди и уже много лет поддерживает Анджелино. Это заставило меня признать, что, возможно, иногда семья не обязательно означает кровное родство. Он верен, и я верю, что ты будешь преданной женой моему сыну и будешь делать то, что от тебя ожидают, чтобы воспитать следующее поколение.

Мои глаза расширились, его упоминание о наших будущих детях почти заставило меня громко расхохотаться. Я никогда не думала, что доживу до того дня, когда Габриэле Белланди захочет, чтобы кровь его сына была запятнана такой, как я.

— Женщины Белланди не работают вне дома. Значит ли это, что ты бросила работу?

— Нет, это не так. Айвори работает… — Он напряг челюсть при упоминании жены Маттео. Если брак Лино со мной был неприемлемым, то я не могла представить, как его задело то, что глава семейства разбавил свою кровь женщиной, которая была француженкой и португалкой.

— Айвори приемлема, потому что ее работа происходит в пределах дома. Насколько я понимаю, твоя — нет.

— Я не собираюсь увольняться только потому, что вышла замуж, — запротестовала я.

— Мы это рассмотрим, — оборвал меня Лино, заставив меня бросить в его сторону не очень укоризненный взгляд. Я не стала делать замечание в присутствии его отца, пытаясь создать единый фронт, но он был бы прикован к дивану, если бы не отказался от своего заявления, как только его отец уйдёт. — Но я не вижу причин торопиться с этим, пока Самара не забеременеет. В любом случае, когда придет время, это будет наше решение. Ты не будешь иметь к этому никакого отношения.

— Я просто хочу быть частью вашей жизни. В жизни моих внуков…

— Если ты думаешь, что я когда-нибудь позволю тебе остаться наедине с моими детьми, то ты просто идиот, — возмущенно прошипела я. — Как ты думаешь, кто помогал ему каждый раз, когда ты избивал его? Ты никогда не обнимал своего сына. Никогда не давал ему понять, что он для тебя что-то большее, чем просто наследство и дойная корова. Первый раз, когда я обняла его, был первым с тех пор, как умерла его мать. Ты никогда не будешь иметь ничего общего с моими детьми.

Рука Лино крепко сжала мою, и он незаметно переместился, чтобы встать передо мной. Как будто он ожидал, что его отец может причинить мне боль, и я не удивилась бы, если бы он попытался это сделать. Лицо Габриэле напряглось, его губы скривились в оскале, когда он сердито посмотрел на меня. Но когда его внимание переключилось на Лино, что-то, что он там увидел, заставило его сменить гримасу на легкую улыбку.