А потом его рука с силой шлепнула меня по заднице.

— Черт! — Вскрикнула я, вздрогнув от боли. Его рука погладила разгоряченную плоть, потирая ее, как будто он мог запечатать болезненный жар, распространяющийся от отпечатка руки, который, как я знала, он оставил после себя.

Он повторил это, ударив по другой ягодице еще более сильным шлепком, который я почувствовала всем своим существом. Жар вспыхнул во мне, распространяясь по моему и без того влажному центру, и я почувствовала, что сойду с ума от похоти.

— Ты поняла меня? — спросил он, и даже когда он потянул меня за волосы чуть сильнее, в его голосе прозвучала нотка неуверенности.

— Не знаю, — прошептала я. — Мне кажется, ты выразился не очень ясно, Лино.

Он замер, полностью замолчал, услышав мои слова, и на мгновение я подумала, что, возможно, надавила слишком сильно. Возможно, я надавила слишком сильно, слишком быстро. И тут его рука снова опустилась на мою задницу, и снова, и снова в безумном движении.

Я подумала, смогу ли я сидеть на следующий день, но мне было все равно. Не тогда, когда его рука, наконец, отпустила мои волосы, чтобы он мог провести обеими руками по коже моей задницы. Я рухнула лицом на кровать, наслаждаясь его ощущениями, когда он гладил кожу, доводя до крайнего возбуждения.

— Войдя в комнату и обнаружив на тебе руку другого мужчины, ты хоть представляешь, что это со мной делает? Что мне это напоминает? — прорычал он.

— Нет, — выдохнула я, отстраняясь, когда он скользнул пальцем внутрь меня.

— День, когда ты заставила меня проводить тебя к алтарю, чтобы выйти замуж за другого мужчину, vita mia. В тот день ты мучила меня так, как никто другой. Ты была моей ещё до того, как поняла, что это значит, и ты заставила меня отдать тебя. — Грубые эмоции, прозвучавшие в его голосе, заставили меня всхлипнуть, заставили меня почувствовать, насколько это было жестоко и несправедливо, если он действительно хотел меня так, как я хотела его.

Я любила Коннора. Мне нравилось обещание жизни, которую, как я думала, он мог дать мне, но даже в день моей свадьбы был момент, когда Лино впервые увидел меня в платье, и я подумала, каково это, если бы он ждал меня в конце прохода.

— Мне жаль. Мне так жаль, что я так с нами поступила, — призналась я, застонав от сладкой муки, которую его палец причинял моей киске, отчаянно желавшей большего.

— Не извиняйся, vita mia. Ты теперь моя, и это все, что имеет значение. Пока ты помнишь, что ты моя, и никогда больше не позволишь другому мужчине прикоснуться к себе, — предупредил он, и я кивнула, бормоча в знак согласия, что меня никто не тронет.

— Никто, кроме тебя, мой Жеребец. Пожалуйста, — умоляла я, двигая бёдрами назад. Когда он подчинился и скользнул своим членом внутрь меня, я застонала от облегчения.

— Блядь, Самара, — простонал он, хватая меня за бедра и притягивая назад, чтобы проникнуть глубже. — Никто не прикоснется к этому. Это мое, и я не буду… — Он врезался в меня, сильно, быстро, глубокими толчками, от которых у меня перехватило дыхание, даже когда я закричала. — Никогда. Делиться. Этим.

— Я так близко, — простонала я, не желая ничего, кроме маячащего на горизонте оргазма. Поэтому, когда Лино вышел, я чуть не заплакала от возмущения. Он стащил меня с кровати, толкнув на колени перед собой. При всем, что мы делали, при всех его прикосновениях ко мне, это было единственное, чего он еще не позволял мне делать.

В такие моменты я удивлялась, почему он всегда отвлекал меня от этого.

И сейчас, когда он толкнул меня на колени, я больше не сомневалась в этом. Хотя однажды мне бы хотелось, чтобы он лежал подо мной, что-то в том, чтобы стоять перед ним на коленях, было правильным.

— Открой, — приказал он. Прикусив губу от мысли, что он только что был внутри меня, я наконец открыла рот. Он быстро ворвался внутрь, ударив меня по задней стенке горла так сильно, что я поперхнулась, когда мой вкус взорвался у меня во рту.

— Этот рот тоже мой. Слова, которые вылетают из него, улыбки, стоны — все в нем мое. Он не может смотреть на тебя, пока ты говоришь. Он не может представлять, как эти красивые губы обхватывают его, — простонал он. Он сделал паузу в своей речи, толкаясь в мой рот и выходя из него, пытаясь с каждым толчком проникать в мое горло немного сильнее, пока мои глаза не заслезились. — Ты хотела этого? Так проглоти меня и, блядь, прими это, Голубка.

Подняв на него слезящиеся глаза, я сделала, как он сказал, и сглотнула, чтобы он смог хоть немного скользнуть мне в горло. Неглубокие толчки, которые он давал мне, стали намного мягче, как только я дала ему это, облегчая его движение по моей плоти, глядя на меня сверху вниз. Гнев в его глазах немного угас, и он с обожанием провел рукой по моей щеке.

— Ты выглядишь так прекрасно с моим членом в твоем горле, Голубка, — прошептал он. — Я всегда знал, что это будет так идеально, но сегодня я не позволю тебе проглотить мою сперму.

Он вышел с хлопком, и я облизала губы и пошевелила челюстью, чтобы вернуть хоть какие-то ощущения. Лино был слишком большим, чтобы мне было удобно.

— Ты моя? — спросил он более мягко.

— Всегда, — наконец признала я, хихикая, когда он подхватил меня за подмышки и снова наклонил над кроватью. Его рука снова опустилась на мою задницу при звуке моего смешка, а затем он ворвался внутрь сильным толчком, оторвавшим мои ноги от пола.

— Черт! — Я закричала, почувствовав болезненный укол, когда он безжалостно вбивался в меня до конца. Но даже с этой болью, удовольствие росло и росло, достигая нечто нового, чего я никогда раньше не испытывала. Когда Лино склонился надо мной, его грудь терлась о мой позвоночник, когда он трахал меня, вдавливая в матрас, я думала, что умру от удовольствия.

— Этот рот мой, — сказал он с жёстким толчком.

— Да! — Я задыхалась.

— Эта киска моя, — добавил он с другим толчком.

— Да, — повторила я со всхлипом.

— Эта задница моя, — сказал он, отрываясь от меня. Одна рука скользнула под меня, обхватывая место, где он входил и выходил из меня, на несколько мгновений просто чувствуя связь. Его другая рука обвилась вокруг моего бедра, потянувшись, чтобы погладить мой клитор медленными круговыми движениями, которые казались мучительными по сравнению с тем, как яростно он брал мою киску.

— Пожалуйста, Лино, — умоляла я.

Он убрал руку, которой касался себя там, где входил и выходил из меня, и прижал влажный палец к другой части меня, и я вздрогнула от этого ощущения. Он не делал никаких движений, просто медленно надавливал все сильнее и сильнее, трахая мен на кровати до состояния комы. Не знаю когда, но я начала хныкать. Три точки ощущений, три точки соприкосновения, и каждой из них было достаточно, чтобы довести меня до исступления, но он не давал достаточно, чтобы я кончила.

— Толкайся, Голубка. Ты сможешь кончить, как только снова возьмешь мой палец в свою задницу.

— Лино! — Я ахнула.

— Сейчас Самара, — приказал он, и команда в его голосе была тем, чему я не могла сопротивляться, когда дело касалось Лино. Власть, которой он обладал в повседневной жизни, была только сильнее в постели, поэтому я толкнулась.

И его палец вошёл в меня.

Я замерла под ним, мои метания внезапно прекратились от легкого жжения, сопровождавшего знакомое растяжение.

Слишком насыщенно, с Лино внутри меня и его пальцем там.

Его движения на моем клиторе ускорились, когда он продвинул палец вперед, его бедра замедлились, чтобы он мог сосредоточиться на всех трех точках.

И я кончила, мой крик эхом разнесся по спальне, когда я полностью рухнула на кровать.

— Блядь, — проворчал он, убирая руки и хватая меня за бедра, чтобы войти так глубоко, как только мог, а затем полностью выйти. Я заскулила от потери его, и он снова вошёл в меня.

Он делал это снова и снова. Я оглянулась, чтобы увидеть, как он смотрит на мою киску, когда отстраняется. Наблюдая, как я сжимаюсь, как будто хочу, чтобы он вернулся внутрь.