— Пожалуйста, не надо.

— Тогда зачем ты трогал то, что принадлежит мне? — снова спросил я, сильнее надавливая на его горло, пока он не задохнулся. Когда он не ответил, Маттео прижал лезвие к его мизинцу. Кровь хлынула из пореза, но он не приложил достаточно усилий, чтобы отрезать его. Пока нет.

— Последний шанс, — сказал он, приподняв бровь. — Мы оба знаем, что ты не уйдешь отсюда живым. Нет никаких причин, по которым это не может быть быстрой смертью, если ты дашь мне то, что я хочу. — Когда ответа так и не последовало, мне не нужно было смотреть, чтобы понять, что Маттео перерубил прямо через кость. Оглушительный вой мужчины почти заглушил звук ломающейся надвое кости и почти перекрыл стук пальца, упавшего на пол склада, но он не перекрыл влажный звук крови, вытекавшей из него.

— Может, еще один? — спросил Маттео, и мужчина жалобно заскулил. — Хочешь сделать что-нибудь подобное, Лино?

— Абсолютно, — улыбнулся я ему.

— Ты больной на всю голову. Что с тобой, блядь, не так?! — закричал мужчина, когда я взял нож у Маттео. Я дотронулся до большого пальца на другой его руке, чувствуя себя менее милосердным, чем Маттео.

— Что ты хотел от моей жены? — снова спросил я, касаясь лезвием большого пальца, который он пытался согнуть — пытался защитить от меня. — Даже у обезьян есть большие пальцы.

— Ее муж заплатил мне! — завопил он.

— Неправильно. Я ее муж, — прорычал я, надавливая до тех, пока кость не сломалась, и его большой палец не упал на пол. Меня не волновало, что он истекал кровью, как ублюдок, и что рукав моего костюма не избежал беспорядка. Я бы с радостью испачкался кровью людей, пытавшихся отобрать у меня мою Голубку.

— Блондин! Он сказал, что он ее муж, — всхлипнул он. — Он заплатил мне 1000 долларов, чтобы я привёз ее на старую мельницу! Это все, что я знаю. Клянусь.

— Пусть Энцо этим займётся. — Я кивнул Эмилио, и он бросился звонить.

Мы с Маттео обменялись взглядами, и я понял, что он согласен с тем, что этот человек больше ничего не знает, но это не значит, что мы можем остановиться.

Поскольку жизнь Самары была в опасности, мы должны были сделать все, что в наших силах, чтобы быть абсолютно уверенными.

И мы сделали.

Прошли часы, прежде чем мы погрузили тело в мусоросжигатель, но мы сделали это с уверенностью, что Коннор представляет угрозу для Самары.

Если бы только он все еще был на мельнице, когда туда приехал Энцо.

Глава 30

Самара

На его рубашке была кровь.

Так много гребаной крови.

Я не посмела спросить, не осмелилась поднять эту тему. Его пиджак отсутствовал, и, судя по количеству красных пятен на его белой рубашке, я предположила, что это потому, что он полностью пропитался кровью. К тому времени, как они с Маттео подъехали к поместью, я уже была на нервах. Только заверения Айвори и Шрама в том, что все будет хорошо, хоть немного сгладили мой растущий с каждым часом ужас.

Он не прикоснулся ко мне, не притянул к себе, словно мог быть вдали от меня, хотя я больше всего на свете хотела, чтобы меня обнимали. Вместо этого мы просто пошли к машине, ожидавшей на подъездной дорожке, и поехали домой.

Как будто это была любая другая ночь, когда я просто спокойно тусовалась со своими друзьями, а не ночь, когда он пришел ко мне весь в крови.

Он оставил меня стоять в спальне и пошел в душ, не сказав ни слова. Я дала ему несколько минут, оставаясь там, где он меня оставил, и чувствуя себя раздетой догола, несмотря на прикрывающую меня одежду. Когда я наконец двинулась, мои ноги не направили меня к шкафу, как я собиралась.

Я пошла в ванную, быстро сбросила одежду на пол и шагнула в огромный душ позади него.

Я прижалась к его спине, обхватив его руками, чтобы крепко обнять. Я старалась не обращать внимания на то, каким холодным он казался, даже когда вода обжигала нас, падая ровным водопадом.

— Не сейчас, Самара, — проворчал он.

— Мне нужно знать, что с тобой все в порядке, — прошептала я в ответ, и он опустил голову вперед. Вода стекала с его лица, падая на пол душа, когда он, казалось, погрузился в себя.

— Я не в порядке. Даже отдаленно не в порядке. Коннор заплатил ему, чтобы он забрал тебя, но почему-то он до сих пор не у нас.

— Ты найдешь его, — сказала я, прижавшись лицом к его спине. — А пока у меня есть Эмилио. Со мной ничего не случится.

Он резко развернулся, его карие глаза смотрели на меня сверху вниз, как лужицы лавы.

— Мне нужно, чтобы ты ушла, Самара. Я сегодня слишком на взводе. Я не хочу причинить тебе боль или напугать. Не после того, что я натворил сегодня вечером. Я слишком взвинчен, чтобы быть нежным.

— Я не хочу, чтобы ты был нежным. Это часть тебя, Лино, и я хочу тебя всего, — призналась я, мягко прижимаясь губами к его груди. В его груди раздалось рычание, и он рукой зарылся в мои мокрые волосы, чтобы резко откинуть мою голову назад. Его глаза прожигали меня насквозь, изучая в ожидании моей реакции, которую он не обнаружил. Я говорила серьезно, когда сказала, что хочу, чтобы весь он был моим, и это означало, что я должна была быть достаточно смелой, чтобы встретиться лицом к лицу с той его стороной, которая меня пугала. Я бы солгала, если бы сказала, что он меня не заинтриговал.

— Последний шанс, — пророкотал он, и, когда я не стала протестовать, его губы опустились на мои в жёстком требовании, которое заставило меня застонать. Его поцелуй был с языком и зубами, порочный и дикий, он пожирал меня так, словно мог втянуть меня в свое тело и сделать частью себя. Он развернул меня, прижимая к стенке душа и поднимая вверх, чтобы я обхватила ногами его талию.

Он вошел в меня без предупреждения, и я была недостаточно влажной для этого, но боль от того, как он растягивал меня, только усилила запретное наслаждение от этого. Мое тело сжалось вокруг него, не давая ему возможности полностью войти с первого толчка, и я чувствовала его нарастающее разочарование, когда он отстранялся и снова входил.

— Впусти меня. — Простонал он, отрывая свои губы от моих и прикусывая ключицу. Я ахнула, чувствуя, что открыта для него, пока он не скользнул в меня. Он не остановился, лишь ненадолго прижался ко мне бедрами, а затем отстранился и стал долбиться в меня так сильно, как только позволяло наше положение.

Со стоном отчаяния он опустил меня на ноги, повернул и слегка наклонил вперед, пока мои руки не коснулись стены для поддержки. Он приподнял мою задницу, пока я не встала на цыпочки, и эта поза сразу стала неудобной, выводящей из равновесия. Это ощущение только усилилось, когда он ворвался внутрь, и мое лицо врезалось в стену душа.

— Лино! — Я ахнула, чувствуя, как он входит в меня до самого конца.

— Ты моя, — прорычал он.

— Да! — Закричала я.

— Никто не заберёт тебя у меня. — Еще один толчок, еще одно отступление. — Скажи это, Голубка.

— Никто, мой Жеребец, — пробормотала я, и его рука резко ударила меня по заднице. Вместо того, чтобы оставить все как есть, он спустился пальцами вниз, туда, где никогда не касался меня, несмотря на свои обещания взять меня. Его пальцы скользнули по моей киске, собирая влагу и поднимаясь обратно.

— Лино, я не думаю…

— Я сказал тебе идти в постель. Ты не послушалась, теперь ты собираешься взять мой член в свою попку, Голубка.

— Лино! — Я вскрикнула, когда его пальцы прижались ко мне. Его член замер в моей киске, полностью заполоняя меня собой, но не делая никаких движений, чтобы по-настоящему трахнуть меня. Я хотела отодвинуться, хотела уйти от чужого, темного удовольствия, которое мучило меня, но его другая рука обвила меня, чтобы подразнить мой клитор и усилить жар, который он создавал своим легким нажимом.

Он подождал, пока я не выгнулась в его объятиях, а затем надавил вперед, и его палец медленно скользнул внутрь меня, наполняя меня порочным жжением, из-за которого казалось, что принять его член там будет невозможно. Но его пальцы на моем клиторе продолжали двигаться, лаская меня до самой грани оргазма, несмотря на извращенное удовольствие, которое он мне доставлял, а может, и благодаря ему. Как только жжение прошло, он ввел в меня еще один палец, и все началось сначала. Его член дернулся внутри меня, как будто он почувствовал, насколько моему телу нравятся эти мучения.