— Ангел, не могла бы ты присесть, пока у Дона не случился сердечный приступ, пожалуйста? — Маттео усмехнулся со своего места на островном табурете рядом со мной. Я чуть не рассмеялся вслух, учитывая, как сильно он завис, когда она начала показывать то, что казалось, было целую вечность назад.

— Ты слышал доктора. Движение полезно для меня, ходьба иногда помогает вызвать схватки, — запротестовала Айвори, отходя на другой конец кухни, чтобы взять сахар, необходимый ей для приготовления шоколадных сладостей.

— Я не думаю, что он имел в виду расхаживание по кухне. Правильнее было бы прогуляться по территории на свежем воздухе.

— Ты был сегодня на улице, отшельник?

После того, как она миксером перемешала тесто, она вылила его в форму и, к счастью, позволила Дону наклониться, чтобы поставить в духовку.

Я уже не был уверен, что она может так сильно наклоняться.

Маттео ухмыльнулся, когда она подошла к аквариуму Смауга, осторожно вытащила его и ласково ворковала с ним. Эта ящерица была более избалованной, чем большинство детей.

— Нет, не был. Зачем мне это, если у меня на кухне есть все, что я только могу пожелать?

— Ооу, — поддразнил я. — Я так рад, что я — это все, что ты можешь пожелать, Тео.

— Не называй меня так, — предупредил Маттео, пригрозив мне пальцем. Мой взгляд остановился на Айвори, которая продолжала ходить по кухне и удостоила своего мужа лишь скучающим взглядом.

Радости беременности.

— На улице мороз, так что приходится ходить по кухне. Малышка Луна должна прийти. У меня не будет кесарева сечения, ты меня слышишь, Маттео Белланди? — На ее лицо застыло выражение, которое напугало бы большинство мужчин. Маттео был храбрее меня или просто глуп. Лично я думал, что последнем.

— Как скажешь, cara mia, — пробормотал он тем нежным голосом, который, как я думал, никогда не услышу от своего закаленного кузена.

Перевод: Милая моя.

Удовлетворённая его согласием, Айвори кивнула и продолжила ходить. Смауг уютно устроился на «полке», которую представлял ее выступающий живот, слегка цепляясь за ее свитер. Он болтался там больше, чем на ее плече, поскольку живот стал достаточно большим, и смотрел на свою хозяйку с трепетом, как будто он точно знал, что периодически пинало его изнутри ее живота.

У некоторых людей есть сторожевые собаки. У Луны будет сторожевой геккон.

Совершенно нормально.

Маттео широко ухмыльнулся в мою сторону, и я знал, что это значит.

— Как Самара?

— Она в порядке, — коротко сказал я. Я нахмурился, молча пытаясь предупредить его, что это не та тема, которую нам нужно обсуждать.

— Просто в порядке? Ты еще не накинулся на неё? — спросил он, вызвав смешок жены.

Как Самара может не обращать внимания на то, что происходит между нами, когда все вокруг так ясно видят это, я никогда не узнаю. Иногда мне кажется, что она построила такие высокие стены, что ничего за ними не видит.

— Я жду, пока развод не будет окончательным. Я не сделаю ее своей, пока у нее все еще есть муж. — Я пожал плечами, как будто время было несущественным, даже если это убивало меня все больше и больше с каждым днем, когда я был верен обещанию, которое дал себе. Я хотел заполучить ее, как только Маттео забрал себе Айвори, зная, что мой кузен поддержит меня и поможет защитить Самару, как он защищал Айвори.

Вместо это я поступил правильно. Это было сильно переоценено, но, потратив так много времени, я не мог нарушить свою клятву.

— Развод еще не оформлен? — спросила Айвори, и я ненавидел то, как ее голос изменился из-за беспокойства. Она лишь несколько раз мимоходом встречалась с Коннором, прежде чем они расстались, поскольку они с Самарой почти не общались до того, как она воссоединилась с Маттео, но даже у нее не сложилось положительного мнения об этом человеке.

— Она сказала, что он борется с этим, и, поскольку в его распоряжении есть все ресурсы, он задерживает процесс.

Я пожал плечами, потому что это было все, что я знал, хотя это сильно меня расстраивало. Было время, когда Самара рассказывала мне все, и даже то, что не говорила прямо, говорила другими способами. Но последние пару лет она была отстраненной, как будто ее преследовала какая-то тайна, и она не могла открыться мне так, как раньше.

Я ненавидел это.

Я был терпелив, но это время подошло к концу.

— И почему ты не поддержал ее? — Маттео посмотрел на меня так, словно у меня выросла вторая голова.

— Я уважаю ее границы. Она попросила меня не вмешиваться, и я, по глупости, хотел дать ей это. — Я засмеялся. Я не сказал этого, но вспомнил, как близко Маттео подошёл к тому, чтобы потерять Айвори из-за его готовности перейти границы, которые не следовало пересекать.

— Мне неприятно это говорить, — прошептала Айвори, зажмурив глаза, словно ей было больно это признавать. — Но прошло уже больше девяти месяцев. Я думаю, пришло время тебе вмешаться. Только не говори ей, что я это сказала. Девичий кодекс, — сказала она с безрадостной усмешкой.

Донателло вышел из комнаты, и я понял, что это потому, что он не хотел так говорить о Самаре. Он любил ее, как дочь, видел, как она росла, так же, как он был рядом с Маттео и мной. Перспектива вмешательства в ее жизнь без ее согласия не была тем, к чему он относился легкомысленно. Даже если он в конечном итоге встанет на сторону Маттео и меня, когда дело дойдет до ее безопасности.

— Я уже работаю над этим, — признался я. То, как лицо Айвори наполнилось облегчением, заставило что-то сжаться в моей груди. Я слишком долго ждал, чтобы вмешаться. Если Айвори так думает, значит, я действительно дал Самаре слишком много времени, чтобы во всем разобраться самостоятельно.

— Хорошо. Коннор действительно вызывает у меня плохое предчувствие, Лино. Я буду чувствовать себя намного лучше, когда все связи будут разорваны.

— Мы с тобой оба, милая, — согласился я.

Может быть, я, наконец, снова начну спать, как только узнаю, что Самара моя. У меня чувство, что у меня будет гораздо больший стимул оставаться в постели, когда я не смогу заснуть. Если она будет ждать меня там, то я никогда не захочу уходить.

Глава 5

Самара

Пробираться в Bird Lounge по вторникам, казалось, никогда не станет легче. Память о днях, когда я выходила на сцену и пела, была ничем иным, как далеким воспоминанием, которое съедало меня каждый день. Это было то, что я хотела изменить, то, что я хотела вернуть после того, как Коннор столько лет убеждал меня, что я не умею петь. Гитара в чехле у меня под рукой казалась тяжелой, и мне демонстративно приходилось игнорировать взгляды тех немногих людей, которые все еще узнавали во мне того завсегдатая, которым я когда-то была.

Пение никогда не было для меня карьерой, даже когда я позволила Лино убедить меня, что у меня есть голос, достойный внимания, но это не означало, что моя душа не скучала по тому, каково это петь на сцене. Даже если Лино никогда не ходил со мной в Bird Lounge, я видела его повсюду. Чувствовала его присутствие в самом заведении, учитывая, что я выбрала его из за названия.

Его Голубка поет в Bird Lounge.

Я всегда думала привести его сюда однажды, чтобы показать, что я могу сделать, когда кто-то верит в меня.

Когда он верил в меня.

Но те дни ушли, положение Лино в моей жизни укрепилось со всеми годами, потраченными впустую между нами, и всеми горько-сладкими воспоминаниями о нем как о моем лучшем друге.

Поэтому, наблюдая за чьим-то выступлением на сцене, сцене, на которой я знала, что не буду выступать в ту ночь, как только я вошла в дверь, я уселась в своём кресле в качестве наблюдателя. Ее голос был глубоким, хрипловатым. Соблазнительный, а не четкое звучание моего собственного. Все, что я хотела бы для себя. Я потягивала пиво, которое взяла в баре, проводя рукой по приталенной юбке. Гладкая ткань контрастировала с кашемировым свитером, который свободно свисал с моих плеч, и ткань немного приподнималась на бёдрах, когда я скрещивала ноги.