— Это не имеет значения. Теперь все кончено, так что нет смысла пересказывать все детали…

Он вскинул голову, сжал челюсти, а его ноздри раздувались, как у загнанного в угол животного.

— Это хуже, чем задушить тебя?

Я отмахнулась от него с усмешкой, которая звучала так же фальшиво, как и ощущалась.

— Не знаю что произвело на тебя такое впечатление. — Он перешел на другую ногу, но его взгляд не отрывался от моего лица.

— Иначе почему ты еще не рассказала мне? После того, как он душил тебя, я думаю, что признавать что-либо ещё было бы несущественно. Что, черт возьми, произошло? — Его большие пальцы сильнее вдавились в свод моей стопы, его раздражение подталкивало его к той грани, по которой, я знала, он ходил ежедневно в своей деловой жизни, где он стал безжалостным королем.

— Лино…

— Я узнаю, Самара. Да поможет мне Бог, я, блядь, узнаю. И если это прозвучит не из твоих уст, я сойду с ума. Я редко злюсь на тебя. Не испытывай меня.

Я знала, что он имеет в виду каждое слово, знала, что теперь, когда он знает, что есть что искать, он будет безжалостен, пока не узнает правду. Не имеет значения, что я никогда не ходила в больницу, что нет никаких официальных записей. Линда знала, а Джаспер подозревал.

— Я наступила на стекло.

Его взгляд был не чем иным, как чистым огнем, но слова застряли у меня в горле.

— Самара, — предупредил он.

— В ту ночь, когда я сказала ему, что хочу развода. Он был недоволен. Я не знала, что он пьян, иначе я бы подождала. Он всегда быстро заводился, когда выпивал но он так хорошо это скрывал. Я даже не подозревала, пока он не подошёл достаточно близко, чтобы я могла почувствовать его запах.

Закончив с моими ногами, Лино провёл рукой вверх по моей икре сзади, едва ощутимо надавливая на неё через леггинсы. Я знала, сколько сдержанности требовалось от него, чтобы так нежно прикасаться ко мне, знала, что он пересиливает себя и стремится к слишком мягким прикосновениям, чтобы не причинить мне боль.

— Я отбивалась от него. Пыталась убежать, и мы разбили зеркало в пол, которое держали в углу спальни. Когда я убегала, я наступила на стекло, торопясь уйти. Я бежала до самой Линды, так что к тому времени, когда мы пытались достать осколки, они уже были глубоко.

— Отсюда и шрамы, — вздохнул он.

— Отсюда и шрамы, — ответила я, на мгновение подумав, что он может оставить это в покое.

— Ты сказала, что больна. Сказала, что это желудочный грипп, и это единственный раз, когда ты не подпустила меня к себе. Я знал, что ты лжешь, но я думал, что тебе просто нужно время, чтобы смириться с разводом. Я дал его тебе, как идиот. — Он с шипением выдохнул, как будто не мог поверить, что дал мне пространство, в котором я нуждалась .

— Мне действительно нужно было пространство. Дать мне его было правильным, — пробормотала я, изо всех сил пытаясь успокоить его. — Независимо от того, что заставило меня нуждаться в этом пространстве, ничто не меняет того факта, что я нуждалась в нем.

— Он причинил тебе боль? Помимо осколков, ты сказала, что была драка?

Я вздрогнула, закрывая глаза, чтобы не смотреть на него.

— Моя работа — заботиться о тебе. Мне нужно знать, vita mia.

Перевод: Жизнь моя.

— Он сказал, что я его. Что я всегда буду только его, и он хотел доказать это. Поэтому он схватил меня, толкнул вниз и… — Я сделала паузу, скорчив гримасу. Что бы я ни делала, как бы ни корчилось мое лицо, слова просто не шли. Я никогда не говорила этого вслух, никогда не признавала этого. Линда знала по моим травмам, знала по тому, как я вздрагивала, когда опускала свое тело в ванну, что Коннор взял то, что я не отдала добровольно.

Лино напрягся, его рука замерла на моей икре, а пальцы впились в мои леггинсы, как будто он просто не мог больше сдерживать себя.

— Скажи это, — прошептал он, глядя мне в лицо. — Мне нужно услышать, как ты это скажешь, Голубка. — Его голос надломился, даже несмотря на ярость, исказившую его черты.

Я закрыла глаза, отгоняя видение его гнева. Это был единственный шанс признаться в том, что преследует меня во сне. Или что проследовало. У меня не было кошмаров с тех пор, как я начала спать в объятиях Лино. Он всегда был моим безопасным местом.

Мой дом.

— Он меня изнасиловал, — призналась я, борясь со жгучими слезами под веками. Я надеялась, что этого объяснения достаточно, потому что я не смогла бы пережить все болезненные подробности.

Пальцы Лино дернулись на моей ноге, а затем его прикосновение исчезло. Я открыла глаза, когда кровать сместилась из-за потери его веса, и я увидела, как он захлопнул за собой дверь спальни.

— Лино! — Закричала я, желая погнаться за ним. Но я знала, что даже в его самые счастливые моменты в последние несколько дней, встать с кровати самостоятельно — самый быстрый способ вывести его из себя, поэтому я выпрямилась и встала на колени, уставившись на дверь так, будто она вот-вот распахнется, и прислушалась.

Отчетливый звук ударов раздался из нескольких комнат ниже, и его мучительный рев эхом отразился от стен. Я поднесла руки к лицу, прижимая их к губам, чтобы унять дрожь, когда слезы наконец вырвались на свободу и потекли по моим щекам в шквале отчаянных эмоций. Я хотела все исправить и должна исправить боль, которую причинила.

Но я не могла. Я знала лучше, чем кто-либо другой, что это невозможно исправить.

Дверь медленно открылась, когда он вернулся в комнату, его лицо ничего не выражало, он сел на край кровати, внезапно обессилев. Я уставилась на него, не в силах придвинуться к нему и исправить ситуацию, пойманная в ловушку собственной ненависти к себе. Мой взгляд упал на окровавленные костяшки пальцев его рук, кожа была разодрана в кровавое месиво, а его руки дрожали, несмотря на пустое выражение лица.

— Лино, — всхлипнула я, протягивая руку, чтобы в ужасе накрыть его.

— Иди сюда, — прошептал он, его голос соответствовал пустоте на его лице. Я кивнула и подползла вперед на коленях, пока они не коснулись его бедра. Его лицо внезапно повернулось к моему, и выражение его глаз заставило меня вздрогнуть. Они были полны страдания, полны ярости, настолько сильной, что мое сердце заколотилось в груди.

Затем он прикоснулся ко мне, обхватив за талию и положив руку мне на шею. Он приподнял меня и усадил к себе на колени, так, что я оседлала его ноги, а его рука прижала меня к груди. Его лицо склонилось к моей шее, спрятавшись в завесу моих волос, и когда он вдохнул меня, я заплакала, уткнувшись ему в плечо.

Он оставался так, казалось, целую вечность, просто обнимая меня, пока мой мозг пытался понять, что происходит.

— Он уже был мертв за то, что сделал с тобой, но теперь он будет страдать, прежде чем я, наконец, дарую ему милость смерти. — Его дыхание щекотало мою шею, и я почувствовала угрозу на фоне его заявления.

— Нет, — прошипела я. — Я не хочу этого… — Он отстранил лицо от моей шеи, недоверчиво глядя на меня.

— После всего, что он сделал, ты все еще защищаешь его? — Ярость Лино кипела вовсю, написанная в каждой черточке его сурового выражения лица.

Я нерешительно потянулась, взяв его за затылок.

— Я защищаю тебя, — сказала я рваным шепотом. — Он не стоит такого риска, пятна на твоей душе или возможности быть пойманным. Я не потеряю тебя из-за него.

Он посмотрел на меня, как на сумасшедшую.

— Думаешь, это оставит на мне след? Причинить ему боль?

— Конечно, оставит. Убийство есть убийство, Лино. Что бы он ни сделал…

Он выпустил рваный вздох.

— Сделать ему больно так же, как он ранил тебя, будет величайшей честью в моей жизни. — Он резко отстранился, поднял меня со своих колен, чтобы я могла встать, и оставил меня сидеть в центре кровати, задаваясь вопросом, что, черт возьми, только что произошло. Когда он вернулся, костяшки его пальцев были отмыты от крови, хотя рваные полоски плоти все еще выглядели ободранными и болезненными. Он потянулся, чтобы стащить меня с кровати, и я не стала спорить. Я просто снова обхватила его своим телом и позволила ему вынести меня из спальни и спустить вниз.