— Вижу, — послышалось сзади.

— Что там? — спросил я, а Лиза, вытянув шею, пыталась заглянуть в экран гаджета. — Атака?

— Не, — Клим взял мой стакан и глотнул соку, — атака — это код красный, у нас же две горничные из ордена, их только что повязали, и на всякий надо приготовиться. Вдруг подельники есть.

— Их пытать будут? — спросила Лиза.

— Зачем? — Клим чуть не подавился соком.

— Подельников найти, — прощебетала девушка, состроив невинное выражение лица.

— Нет, просто допрошу, — Клим отставил бокал и приложил салфетку к лацкану пиджака.

— А можно посмотреть? — протянула Лиза, — пожалуйста.

— Зачем? — Голос Клима казался ровным, но взгляд метался с пиджака на планшет, с планшета на Ингу и обратно. На Лизу он не смотрел. — Я просто их опрошу.

— А вдруг пытать будешь, — выдала Лиза.

— Что? — поперхнулся Клим, — Зачем? Не буду.

— Не умеешь? — протянула Лиза ехидно, — Так Ростислав умеет, давай мы все посмотрим?

— Не надо, я один пойду, — Клим отбросил салфетку на барную стойку и заспешил прочь.

— Бред какой-то, — пробурчал он тихо-тихо, когда проходил мимо меня. Не думаю, что Лиза услышала.

— И зачем тебе смотреть? — спросил я девушку, проводив Клима взглядом.

— Ни зачем, — пожала та плечами и уселась на барный стул, заказав у Инги гранатовый сок.

— Тогда зачем просила? — удивился я.

— Просто прикалывалась, — улыбнулась Лиза.

— Зачем? — удивление выросло ещё больше.

— Как зачем, — она посмотрела на меня, — Вы дружите и подкалываете друг друга, вот и я хочу подружиться.

Клим вернулся через полчаса. Лиза успела за это время обидеться на меня, простить и снова обидеться. Ну, не знаю я, как тактично объяснить человеку, что для дружеского общения подколками надо, чтобы человек относился к другому, как к равному, а не смотрел свысока, напоминая, одним только выражением лица, что он по статусу выше.

Я то ладно. Понял уже, что нужен ей, потому и на «ты» перехожу спокойно. Только вот это не признак дружбы, скорее, моя попытка держать её на дистанции. Показать, что плевать хотел на её статус. Для меня он ничего не значит при личном общении.

А вот Клим так не может. Он лицо мало того, что официальное, так ещё и хорошо воспитан. Ну и нерешителен тоже. Не понимаю, как до младшего секретаря дослужился. Хотя, может, это он только в общении с девушками?

— Ну, как сходил? — спросил я Клима, заканчивая наблюдать, как Лиза крутит стакан в ладошках.

— Отлично, — губы Разумовского младшего растянулись в улыбке, — вытащили из них контакты связного в городе, и он, когда его взяли, не успел обрубить каналы связи.

— О, поздравляю, — я отставил свой бокал подальше, и пальцы Клима схватили пустоту.

— Спасибо, — он не успел расстроиться неудачному захвату напитка, подскочил на ноги и уткнулся в свой инфопланшет.

— Мне надо идти, — махнул он рукой, — ещё группу взяли.

Хотел пойти с ним, но не успел его притормозить. Потому, стараясь не толкать других гостей, двинулся следом. Но Клим пёр вперёд, как ледокол, и намного опередил меня. Когда я оказался в холле, то он уже выходил на улицу. Там Клим уселся в автограв и куда-то полетел.

— Он надолго, не знаешь? — обратился я к служащему за стойкой ресепшена. Мне настолько надоел этот приём, что хотелось свалить отсюда. Но нельзя. Потому я решил провести время здесь с пользой. Например, помочь Климу.

— А? — захлопал тот глазами.

— Ой, да хватит, я знаю, что ты экспедитор тайной канцелярии.

— Вы мне льстите, — смутился парень, и прежде, чем я надавил не него сильнее, добавил: — всего лишь ревизор второго класса.

— Это кто по флотским меркам? — уточнил я, чтобы понимать с кем говорю.

— Капрал первого класса, кажется, — неуверенно ответил парень, — насчёт Клима Евгеньевича не знаю, поступил сигнал.

— Знаю, — кивнул я и, опёршись локтями о стойку, посмотрел на улицу.

За стеклянными дверями царил глубокий вечер. Свет от фонарей прорезал тьму, освещал ближайшие сугробы и парковку. Подсвечивал силуэты деревьев, превращая их в великанов, что махали своими корявыми лапами.

Как-то незаметно стало грустно. Защемила пустота на душе. Что я здесь делаю? Нет, понятно, конечно, приказ. Вернее, просьба. Но на кой-это мне всё?

Вдруг я осознал, что не за Климом пошёл сюда, а просто захотел сбежать из банкетного зала. И не только из зала, из столицы тоже сбежать хочу. Домой хочу. Надоели все эти игры, хочу к Лире и Вареньке.

Обнять их. Прижать к себе. Вдохнуть аромат любимой, зарывшись лицом в её волосы. Поцеловать шейку, губки. А потом просто обнять и стоять над кроваткой Варюши. Смотреть, как она спит, подёргивая ножкой и морща личико.

А как она ручки тянет, когда просыпается? Я улыбнулся, вспомнив требовательный взгляд и решительное гу-гу. А хватка какая? Протянешь палец, и его сжимают тиски. Казалось бы, всего год с небольшим доченьке, а силы, как у юного тигродава.

Я закрыл глаза и вспоминал смех Вареньки. По-детски тонкий, но уже звонкий, полный задора. Вскарабкается доченька на кровать. Проползёт, преодолеет все препятствия. Ухватится ручкой за волосы, ткнёт пальчиком в ноздрю, а то и в глаз, и зальётся радостью прямо в ухо.

Приобнимешь её, а она трясётся вся от смеха. Глазки то закрыты, то светятся хитринкой. Ткнётся лобиком в шею, и тут же попытается вылезти из объятий. Попятится назад. Потянет за волосы сильнее, пытаясь вытащить себя. Схватит другой ручкой за нос, или за ухо. А то и вовсе хлопнет двоечку ладошкой.

И, вроде, больно это всё. Лежу, получаю, но такой счастливый! На лиру гляну. Лежит рядом, смотрит на нас, а глаза большие-большие, блестят росой, как молодой лес после дождя. И я понимаю — она тоже счастлива. Без слов понимаю, да и не передать ими нашего счастья. Его никак нельзя передать, потому что оно везде. Укутывает нас как одеяло ночью, как туман весенним утром. Как воздух всю планету круглый год. Да, воздух. Счастье — воздух. Им и надо дышать.

— Надо поговорить, — сухой, недовольный голос вырвал меня из чудесных воспоминаний.

Открыл глаза, и Вяземский старший вздрогнул. Отшагнул назад. Лицо его исказилось от испуга, а затем от злости. Ноздри слегка раздулись, губы плотно сомкнулись, а в глазах засверкал гнев.

— Ну, — прохрипел я, ощущая ярость в груди. Мне так хорошо было, а тут он лезет!

— Не здесь, — процедил Вяземский, бросив взгляд на двери в банкетный зал.

— Боитесь, что нас увидят? — хмыкнул я и он еле заметно вздрогнул, но тут же взял себя в руки.

— Приём окончен, скоро гости потянутся домой, нам же не нужны свидетели, — прошипел князь.

Осознание пришло резко. Нет у него ни любящей жены, ни счастья. Даже сына задолбал. Он дышит воздухом, но из кислородного баллона. И надпись на нём — самомнение. Репутация, созданный за годы образ величия — единственное, чем он дорожит. Больше ничего не осталось. Отсюда и злоба. Не вписываюсь я в его картину мира, потому что не принимаю её.

— Мне по боку, — пожал я плечами и добавил с нажимом: — но, если, Вам, не нужны свидетели, то есть повод решить дело быстрее. Говорите.

В зеркало я видел, что ревизор канцелярии из-за стойки ресепшена исчез. Видимо, ушёл, чтобы не нервировать князя. Что ж, оно и к лучшему. Действительно без свидетелей обойдёмся.

Хотя, я забыл про видеокамеры….

— Вот ты упрямый и не воспитанный, — начал было Вяземский, но я его прервал.

— Если речь обо мне, то не интересно. Либо по делу, либо расходимся.

Не дождался ответа сразу. Оторвался от стойки и сделал шаг к банкетному залу.

— Услуга, — процедил князь мне в спину, — Что ты хочешь в ответ?

Остановился. Замер на мгновение и, повернувшись к нему, ответил:

— Ничего.

— Так не бывает, — покачал головой Вяземский, — и так нельзя.

— Репутация пострадает? — хмыкнул я, и у него чуть пар из ушей не пошёл.

— Деньги, — выплюнул он, — таким как ты всегда нужны деньги.