— Я аполитичен, — решил ещё ускорить разговор. — Есть империя, Император и флот. Остальное меня не интересует. Каких-то игр вести не хочу.

— Эх, молодость, — хмыкнул Бестужев, — максимализм. — Он резко посерьёзнел и спросил: — а Ваш род Вас волнует?

— Само собой, — кивнул я.

— Тогда у меня к Вам предложение, — Бестужев достал инфопланшет, и протянул его мне. — Ваш род разводит Туров. Апраксин не просто так сказал, что этот деликатес в столице редкий гость, перекупщики везут его в основном на Эльдорадо, сюда доходит очень мало и за очень большие деньги. Я хочу предложить Вам контракт на поставку мяса туров напрямую в столицу, мне.

Он протянул инфопланшет с открытым текстом контракта и добавил:

— Если вкратце, я беру на себя транспортировку и перевозку, с Вас сами туры.

— А почему Вы раньше так не сделали? — я взял инфопланшет, но не спешил в него заглядывать. — Почему только сейчас решились на такое?

— Торговля в империи тесно связана с политикой, — поморщился он. — С кем-то нам не по статусу вести дела, кто-то ведёт свою игру.

— В перекупщиках молодые рода? — понял я, о чём он говорит.

— Молодые, да и просто купцы, — кивнул он, — старых родов промышляет перепродажей всего два, и мы ведём дела именно с ними, но это капля в море.

— А….

— А сейчас появились Вы, Ростислав Драгомирович, — Бестужев, словно мысли прочёл и стал отвечать на незаданный вопрос. — Другие древние рода, к Вам не обратятся, но Вы член клуба, и для нас это всё меняет.

— Не понимаю, если честно, — покачал я головой.

— Всё просто, — улыбнулся он, — и Я и Вы отмечены милостью Императора и одобрены советом нашего закрытого клуба. Мы с Вами равны, несмотря на положение в обществе, родословную и прочие сословные нюансы.

— Я правильно понимаю, что внутри клуба все равны, несмотря на другие различия? — у меня аж брови полезли на лоб.

— Да, — улыбнулся Бестужев, — потому я могу вести дела с Вами и вашим родом без урона чести и не опасаясь неодобрения от партии консерваторов.

— Как же сложен Ваш мир, — протянул я, заглядывая в контракт.

— И не говорите, — пробурчал Бестужев. — Но к этому быстро привыкаешь.

Ознакомился с контрактом. В таких документах я разбирался слабо. Но, граф, будто предчувствовал это. Снабдил все записи комментариями. Он действительно отнёсся ко мне, как к ровне. Цена за одного тура оказалась не то, что выше, чем у перекупщиков. Она составила половину от той, что в столице. Огромные деньги.

Только одно смущало. Данные о нашем поголовье.

— Скажите, Василий Григорьевич, — я протянул ему инфопланшет, указывая на цифры, — откуда эта информация?

— Обратился к Пивоваровым за статистикой, — быстро ответил он, — она за прошлый год.

— Что ж, тут написано, — я указал на выжимку аналитиков (он даже не стал её прятать), — что, заключив контракт с моим родом, Вам отойдёт пятнадцать процентов рынка туров в империи.

— Да, — кивнул он, — аналитики предположили, что через Вас мы сможем договориться и с другими заводчиками из простолюдинов.

— Понятно, — протянул я, а в мозгу уже выстраивалась картина обеспеченного будущего, только не на этих условиях. — А что Вы скажете насчёт ста процентов всей торговли турами?

— Так, подробнее, — Бестужев подобрался и уставился на меня, черты его лица заострились.

— На Святогоре многое изменилось, — улыбнулся я, — наш род теперь контролирует почти все пастбища и стада. Остались только пять процентов у гражданских, но с ними договоримся.

Кто бы знал, что мечта Деда исполнится? Мы с отцом всегда относились к ней скептически.

— Это всё меняет, Ростислав Драгомирович, — осклабился Бестужев. Казалось, что он уже почувствовал вкус прибыли. И не её одной. Что-то мне подсказывало, что там ещё и вкус крови политических противников.

— Только есть один нюанс, — Василий Георгиевич справился с эмоциями, и лицо его приобрело деловое выражение, — Теперь я не смогу влезть в это дело сам. Надо снова собрать заседание клуба, многие захотят войти в долю, и для дела это будет лучше.

— Как скажете, — кивнул я, а у самого внутри всё обмирало от коктейля из восторга и опасения.

Да ладно! Я веду дела от имени рода с одним из сильнейших аристократов империи. Да ладно!

— Скажу, что сегодня чудесный день, — ощерился Бестужев, — можно сказать исторический.

— Василий Георгиевич, — я вспомнил несколько пунктов из контракта, и решил уточнить. — Вы, кроме туров ничего не указали, Вам больше ничего не надо на Святогоре?

— Да всё нам нужно, — буркнул он, — и алмазы, и металлы, и рыба, и мамонты с овцами, даже овощи и фрукты нужны. Только там уже поделен рынок… — он запнулся и как-то по-новому на меня посмотрел, — или Вы хотите сказать, что и это….

— Да, — кивнул я, — говорю же, у нас многое изменилось.

Бестужев доставил меня прямо на парковку дворца. Сам он отправился на аудиенцию к императору. Я же, прикрыв ящик форменной курткой и позвякивая бутылками, поймал случайного слугу, и он повёл меня к нашим комнатам.

Что сказать о встрече? Начнём с того, что меня поразила способность аристократов жить не оглядываясь. Только что на них покушались, а через полчаса они спокойно думают о делах. Такое ощущение, что для них покушение — дело привычное. Как завтрак утром. Будто они на войне, а вокруг пули свистят.

На таком фоне общение с Бестужевым смотрелось не так ярко. Скорее непривычно и необычно. Если первое понятно: я просто не общался с людьми такого формата один на один. То второе выбивалось из картины мира доброжелательностью и расположенностью Бестужева. Он действительно отнёсся ко мне, как к равному.

Понравилось и то, что он не стал за спиной остальных одноклубников грести всё под себя. Если правильно понимаю, то они, что-то вроде негласного альянса. Надо будет расспросить кого-то о политике. Или почитать в сети. Но это позже. Сейчас займусь покушением на императора.

Слуга довёл меня до двери покоев и ушёл по своим делам. Я в очередной раз громко звякнул бутылками. Постучал с ноги. Дождался, когда Гвоздь откроет, и вошёл внутрь.

— Мы договорились на завтра после обеда, — выпалил Анджей вместо приветствия. — Сошлись на холодном оружии без индекса, а то у княжича всего двадцать пунктов.

— Хорошо, — я осмотрелся, поставил ящик на пол и приземлился на диван, — Фух, намаялся, есть что перекусить?

— Сейчас на кухню сообщим, — хмыкнул Анжей, бросив взгляд на бутылки, но проигнорировав их, — что-нибудь принесут.

— Спасибо, — кивнул я, — заодно Альберта Викторовича зови. Ребята закончили список необходимого? Где они, кстати?

— Пруха в лазарете, остальные на территории осматриваются, — Анджей замялся, — тут такое дело, Гусарова с кухни выгнали, Бобёр чуть не нарвался на дуэль с гвардейцами, еле-еле разошлись бортами, а у Феи взрывчатка кончилась.

Ничего не ответил, просто посмотрел на него. Гвоздь махнул рукой и пояснил:

— Парни сами расскажут, а Хирш за утро все парки обошёл, и заложил заряды.

— Зачем так много? Нам же на всё хватало. Что за самодеятельность?

— Ну, — гвоздь пожал плечами, — ты ж его знаешь, говорит, перестраховался.

— Совсем ничего не осталось? — посмотрел на него с надеждой, — Хоть немного?

— Только ядерка.

Выругаться не успел. Помешал стук в дверь.

Гвоздь открыл, а там Пруха. Счастливый, бодрый. Снова разрумянился.

— Старший матрос Байрачный к службе готов, — весело отчитался Прохор, подкручивая усы одной рукой, и удерживая в другой руке пластиковую канистру литров на пять.

— Отлично, хоть одна хорошая новость, — я поднялся с дивана, — Прух, вон там ящик с коньяком, это тебе для гвардейцев.

— Да не стоило, — ощерился Прохор, поднимая канистру, — я у медиков спирта выпросил.

Всё же самодеятельность, это фишка нашего отряда. Скажешь что-то, только подготовишь, а они уже сами всё сделали.

— Разнообразие не помешает, — улыбнулся Гвоздь. — Да, Альберт Викторович приходил, списки забрал. Говорит, всё достанет, кроме взрывчатки.