— Не загинай! Не мучься в домыслах! — опять сыронизировал Виктор.

— А я говорю «мучиться», потому что как ни закрючивайся в том туалете, а все равно, что за ширмочкой, в белый день…

Я рассмеялся.

— …Ты не гыкай, я тебе на полном серьезе говорю!.. Мы рады, например, снегу, песни про него поем, как дети… Головой в сугроб — кувырк! А снег-то чистый, святой даже!..

— Это тебя со «Столичной» поволокло на такую пышную прозу! — не унимался я.

— Да, святой!.. А там ночью упадет снег, а утром тот же дворник глаза вытаращит: «По какому праву? Кто велел?» И давай его, безгрешного, топтать и мести!.. В город выйдешь — там машины специальные ползают по улицам, шаркают своими железными вениками, как ножом по сердцу, и гребут, гребут, гребут!.. И уже не снег, а грязное месиво собрано в кучи и… отступило «стихийное бедствие»… А мне плакать хочется!.. А ты говоришь — «огорожанился»…

— Так чего ж ты не удерешь оттуда? Город, я думаю, не оскуднеет от этого!

— Так-то оно так… Да ведь трудное и скверное это дело — бегать: сначала туда, а потом, значит, оттуда… Так и жизнь пролетит, в бегах-то… И потом, Симка моя близнят родила, квартира у нас хорошая на втором этаже, опять же, Симка коренная горожанка и для нее Лебяжье — всего-навсего дача… Да и работа у меня ответственная: мастером я на мехзаводе!

— Пьянствуешь, поди, с получек-то чужих?

— А, пустое! — отмахнулся Сергей. — Люблю я эту работу, да и вообще надо сказать, что горожане не только отдыхать, но и работать умеют — ого! Как говорится, рабочий класс со всеми своими традициями, а я его частица!

— Та-а-ак! — подытожил Виктор. — Начал ты за упокой, а кончил за здравие… Значит, у вас в городе и отдыхать, и работать умеют, а в Лебяжьем живут лодыри и дураки, вроде… нас с Эдькой?

Сергей похрумкал огурцом, улыбнулся:

— Не психуй, ты меня, наверно, не понял… Вот ты нашел свое место в родной деревне и в город тебя, вижу, калачом не заманишь… Я же нашел свое место в городе и с гораздо большим трудом! Ты обеспечен, и я обеспечен, в житейском смысле, не худо-бедно. Но дело в том, что меня тянет к земле, тянет в родное село так, что похуже там… ностальгии какой-нибудь! А ведь мог бы и я не рыпаться, а наглухо осесть тут, чтобы не двоиться душой: я там, а, скажем, мотоцикл здесь. И еще кое-что вроде прозапаса… А на кой черт мне это двоедушие?!

— Ну и оседал бы в свое время! Кто ж тебе мешал-то? — удивился я.

— Вот именно — в свое время! — ухватился он. — В том-то вся и беда, что и я, и все наши одногодки-отходнички не заметили этого «своего времени»! А почему?.. Сразу, пожалуй, и не ответишь…

— Можно и по порядку, — сказал Виктор.

— А по порядку так вышло… Перед самой армией кончил я техникум механизации. К чему себя готовил — серьезно не задумывался в свои девятнадцать. Знал, что впереди служба, а потом, мол, видно будет… Главное — специальность заполучить, а для этого у меня, да и не у меня одного, были все возможности… Отцам и матерям нашим не пришлось учиться, да и пожить во благе тоже не пришлось… И вот все, что им не довелось — все нам с лихвой было предоставлено: мы, мол, может, для того и бедовали, чтобы детишкам нашим сладко жилось!.. Потом армия… Отслужил. Домой вернулся. Но поверишь, как на побывку! Тогда мне весь мир моим кровным казался, доступным и легким. Два месяца гулял, куражился… Гостевал, в общем… А думаешь, в колхозе дел не было? Невпроворот!.. Только иди и работай! Это-то и было «свое время», когда нужно накрепко оседать в селе, а я себя городом тешил: там и посветлее, и покультурней, и рабочий день в семь часов, и… манная с неба сыпется… Родители тоже подпевали: мы, мол, всю жизнь в колхозе да в навозе, — пусть же хоть дитятко свет увидит, он же у нас дипломированный, современный… Навострил я, значит, лыжи в город, а меня Басов позвал: помоги колхозу!.. Я вроде бы аж усовестился, но цену себе ни на грамм не убавил: диплом на стол и прошусь бригадиром тракторной… А он меня в помощники механика определил, а там, мол, посмотрим… Пошел я со страшной неохотой, и неладно у нас вышло… Басову давай план и проценты, а меня зло берет, словно я не хозяин на борозде-то, а батрак… На трактор-то я сам сел, хоть помощник механика мог бы и покомандовать лишь… Но людей-то не хватает!.. Ладно!.. В посевную все допахали, досеяли, остался лишь Сухой Лог, там гектаров десять всего… А вам, верно, известно, что этот самый Лог у нас никогда не запахивали, пустовал он и просыхал лишь к июню, а какой дурак его назвал Сухим — не ведаю… Ну, Басов поехал туда, поворожил что-то над землицей, он же ох как землю любит и знает!.. И приказал: «Запахать!» Я не согласный!.. Толкую, мол, технику угробим, кобелю под хвост восемьдесят лошадиных сил-то!.. В общем, не стал я тогда пахать, ушел с работы. Через недельку собрался и в город отчалил. Басов не держал. Парторг было попробовал… Вот такие пироги, так-то я драпанул отсюда…

Сергей замолчал. Задернув шторки на окнах, я включил свет и спросил:

— А что с Логом-то вышло?

— Представь себе, — грустно улыбнулся Сергей, — операция «Сухой Лог» прошла успешно. И знаешь, кто ее проводил? Сам Басов, драгоценнейший Андрей Платоныч!.. Кстати, Вить, — Сергей поглядел на молчавшего Виктора, — что Басов? По-прежнему у него с этой… — Теперь он посмотрел на меня, малость замялся: — С этой Лавровой-Артамоновой шуры-муры?..

— Не знаю! — отрезал Виктор.

Сергей не поверил:

— Надо ж!.. Ох, и зачтется ж ей!.. При живом-то муже такими вещами не занимаются порядочные женщины! Каково Артамонову? Что-то я его не видел за эти два дня?

— И не увидишь. — Спокойно ответил я. — Нет больше Артамонова!

— Как?!

— Очень просто. Дней пять назад исчез Евгений-то тайком ото всех. Оставил лишь записку на семейном столе: «Прошу меня не искать. Не все пруды пересохли. Артамонов».

— Ну дела-а-а… — оторопел Сергей. — Неуж утопился?!

Я рассмеялся:

— Давай лучше по единой протянем, а?

— А ну ее! — отмахнулся он. — Искали его?

— Ну, как знаешь! — Я налил себе стопку и выпил. — За благополучный конец Артамонова! Аминь!.. Где ж его искать-то прикажешь, товарищ Шерлок Холмс? Участковый, вон, тоже сперва оперативную бучу поднял, но все оказалось гораздо проще: дали телеграмму его родителям в Волгоградскую область. Ответ не пришел. Тогда сделали поумнее: послали телеграмму на райотдел милиции. Ответили: «Жив. Здоров. Пребывает дома. Если представляет собой материальную ценность — свяжем и привезем!..»

— Да брось ты! — засмеялся Сергей. И вздохнул: — Овдовела, стало быть, Ленка…

— Как сказать…

— Ты чего это? — вдруг обратился он к Виктору, который стал насвистывать знакомый мотив известной песенки, тем самым давая понять, что разговор о Басове и Артамонове его решительно не касается.

— Вот что, «отходничек»! — Виктор оборвал свист свой. — Проблему твоего ухода из Лебяжьего ты решил нам лихо… Теперь давай потолкуем, решим то есть, иную проблему — прихода в Лебяжье! А?

— К тебе в бригаду? — отшутился было Сергей.

— Там посмотрим!.. Только… я же все вижу! Ну чего, чего ты мечешься? Мехзавод, мастер, квартира… А сам!

Сергей как-то вдруг сник, повертел в пальцах пустую рюмку, потом со злостью двинул ее по столу. Не глядя ни на меня, ни на Виктора, проговорил:

— Дело сделано, время пролетело, а теперь… А впрочем, не знаю я!.. Может, еще и вернусь сюда. Плюну на все и вернусь! И никуда от меня Симка не денется, а?

— От тебя — денется?! — засмеялся Виктор. И уже серьезно: — А работы для тебя любой навалом! Мы тебя…

— Мы тебе колхозный дом постро-оим! — протянул я.

Виктор встал:

— Ну мне пора!

— Сам сперва прирасти к земельке-то! — Сергей хлопнул меня ладонью по плечу и поднялся тоже: — Ну, пошел я, а то встревожатся мои кровные… Мы еще свидимся за месяц-то!..

И была ночь. И был дождь. И хлопали ставни.

За три дня мы покончили с камнем и попрощались с карьером. Ребята радовались: «Теперь гульнем до армии и… «мы солдаты, вы — наши солдатки!..» Мне тоже нужно было решать: кем быть дальше? На предложение редактора идти в районку литсотрудником я решительно отказался: молот и камень, сердце и люди, дни и ночи моего Лебяжьего — вот моя журналистика!.. Бригадирствовать в строительной тоже не собирался: какой из меня бригадир-строитель?