— Нет. — Это достаточно легко сказать, потому что это правда. Я уже дюжину раз прокручивал в голове, по крайней мере, то, что касается ее, и почему она заслуживает лучшего, чем я. Я не могу дать ни одной женщине настоящих отношений, больше — особенно Белле. Не те отношения, которые должны быть у нее.

Она быстро кивает, на ее губах появляется улыбка.

— Хорошо, — говорит она с легким смешком. — Не думаю, что я смогла бы это сделать, если бы ты пытался меня соблазнить.

Я моргаю, на мгновение смущаясь, и тут Белла проводит рукой по воде, обдавая меня брызгами.

Она отпрыгивает назад, смеясь, и я знаю, что лучше не поощрять это. Я знаю, что сейчас мне следует объяснить, что я чувствую, извиниться за неоднозначные сигналы, извиниться за то, что я вообще ее хочу. Но Белла смеется, улыбка на ее лице, легкомысленная и игривая, впервые за все время, что я ее знаю, как будто уединение этой ночи открыло в ней что-то и дало ей разрешение быть самой собой. Как будто она ненадолго потеряла свой страх и вспомнила, как быть счастливой.

Желание горячо бурлит у меня в животе, когда я брызгаю ей в спину, двигаясь по бассейну к ней. Она отвечает мне еще одним, пригибаясь и смеясь, уворачиваясь от меня, хотя между нами остается достаточно пространства, чтобы я не рисковал случайно коснуться ее. Она снова брызгает на меня, обливаясь, а затем плывет к стене, ступая по воде, пока я снова брызгаю на нее, следуя за ней.

В нескольких дюймах от нее я останавливаюсь, и вода оседает между нами. Ее волосы намокли и откинуты назад с лица, голубые глаза огромны. Она держится за бортики уступа, сидя на нем спиной к краю бассейна, а у меня пульс бьется в горле.

— Ты снова смотришь на меня так, — шепчет она, ее голос настолько тихий, что я почти не понимаю, что она говорит. Но не совсем.

— Как? — Это прозвучало с хрипотцой, и я не знаю, как она могла подумать, что я не хочу ее. Ее относительная невинность, когда дело касается мужчин, единственный ответ, потому что я слышу, как похоть густо скатывается с моего языка.

— Как ты делал это в гостиной той ночью. Когда я разбила бокал с вином. — Ее голос такой мягкий, почти робкий, слабый трепет на краях слов. — Как…

Она тяжело сглатывает, и я придвигаюсь ближе. Я ничего не могу с собой поделать, это инстинктивно, то, как она притягивает меня к себе. Ее рот мягкий и полный, приоткрытый, и я хочу поцеловать ее так сильно, что мне становится больно. Я хочу знать, как ее рот ощущается на моем. Такие ли мягкие у нее губы, какими они кажутся.

— Вот так, — шепчет Белла, ее глаза расширяются, и я наклоняюсь вперед, мои руки хватаются за край бассейна, когда я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее.

И только когда я вижу, как она вздрагивает, я останавливаюсь на расстоянии вдоха от ее рта и отстраняюсь.

— Прости, — быстро извиняюсь я. — Я не знаю, почему я подумал… я не должен был…

Но это только половина правды, потому что очевидно, почему я решил, что это был подходящий момент. Или, по крайней мере, почему я больше не мог себя остановить. Ее глаза сияют желанием, губы приоткрыты, горло покраснело, а грудь вздымается от учащенного дыхания. Она хочет меня, и я вижу, что это написано на каждом дюйме ее тела. Впервые за долгое время она возбуждена, и это из-за меня.

Одной этой мысли достаточно, чтобы мой член едва не прорвал дыру в шортах.

Я должен извиниться и уйти. Я знаю это. Но все, о чем я могу думать, это то, как она смотрит на меня, как будто хочет меня и доверяет мне одновременно, как будто она так же запуталась и сбита с толку, как и я. В моей голове начинает формироваться решение, даже когда я думаю, что должен положить этому конец, пока все не зашло слишком далеко и ей не стало больно.

— Я знаю, что ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе, — мягко говорю я.

— Я… — Рот Беллы дрожит. — Я не знаю, чего я хочу.

— Как минимум, ты боишься, что я прикоснусь к тебе. Но если ты мне доверяешь… — Я колеблюсь. — Могу я попробовать?

Белла облизывает губы, колеблясь мгновение, но потом ее глаза встречаются с моими, и, к моему изумлению, она кивает.

— Да, — шепчет она, и все мое тело напрягается. Я знаю, что позволяю этому зайти слишком далеко. Я знаю, что то, что я собираюсь сделать, раздвинет границы до предела.

Но я не могу заставить себя остановиться.

БЕЛЛА

ЧТО ОН СОБИРАЕТСЯ ДЕЛАТЬ?

Внутри меня все перепуталось — нервозность, возбуждение, неуверенность. Сердце бешено колотится в груди, кожа горячая, в животе нарастает боль, сравнимая с той, что заставил меня почувствовать Габриэль в то первое утро, когда мы вместе занимались спортом. Я хотела, чтобы он поцеловал меня, хотела, чтобы он наклонился, чтобы я узнала, каково это — быть наконец поцелованной, и тут я вздрогнула. Реакция моего тела взяла верх, несмотря на то что я хотела, и к этому добавилось разочарование, разочарование от того, что даже когда я хочу попробовать, у меня ничего не получается.

Не знаю, о чем я думала, приглашая его присоединиться ко мне. Я не знаю, что, по моему мнению, может из этого получиться, или что я намеренно дразнила его, когда говорила, что я его не привлекаю. Я не знаю, о чем думает Габриэль сейчас, когда говорит, что хочет попробовать.

Все, что я знаю, это то, что я верю ему, что он не причинит мне боли. Поэтому я шепчу «да» и смотрю, как он вылезает из бассейна, жестом приглашая меня следовать за ним.

При взгляде на него у меня пересыхает во рту от нервного желания. Он чертовски великолепен, еще более великолепен в таком виде, когда вода прилипает к его загорелой коже, стекает по ребрам пресса, а темные волосы зализаны назад. Я впервые вижу мужчину, на котором так мало одежды, и не знаю, куда смотреть в первую очередь — на его широкую, мускулистую грудь, на накачанные плечи и толстые бицепсы, на борозды мышц на животе, ведущие к глубокому вырезу по обе стороны от пупка, ведущему к краю его черных шорт. Его грудь слегка покрыта темными волосами, редеющими до полоски, проходящей по прямой линии между этими бороздками, и у меня возникает внезапное, безумное желание слизать воду с этой упругой, гладкой кожи, вплоть до того места, где я вижу толстый гребень в его облегающих шортах. Он возбужден, и ему никак не удается это скрыть.

Я тяжело сглатываю и выталкиваю себя из бассейна, как раз вовремя, чтобы уловить, как он смотрит на меня.

Впервые он не пытается скрыть свое желание. Его взгляд скользит по мне от лица до пальцев ног, останавливаясь на моей груди, плоском животе, бедрах, икрах. Он делает именно то, чего я избегала месяцами, — оценивает мой внешний вид одним затаенным взглядом, и я вижу в нем вожделение. Я вижу, как сильно он хочет меня: его челюсть сжимается, мускулы подергиваются. Я опускаю взгляд и вижу, как гребень на его шортах еще больше утолщается, достигая угрожающих размеров.

Но впервые я не чувствую ужаса. Страх — да, но я уже не уверена, что это именно паника. Думаю, это может быть страх другого рода — страх перед чем-то неизвестным, но не совсем нежеланным.

— Я не знаю… — Я тяжело сглатываю, сжимаю пальцы в ладонях, пытаясь набраться храбрости. — Меня даже никогда не целовали, Габриэль. Я не знаю, как далеко я могу зайти, прежде чем я… прежде чем я запаникую.

— Я не собираюсь прикасаться к тебе, — обещает он. Его глаза снова поднимаются к моим, удерживая мой взгляд. — Что бы ты сейчас ни думала, Белла, я не думаю, что то, что я имею в виду, это то, что ты себе представляешь. И если в какой-то момент ты захочешь остановиться, все, что тебе нужно сделать, это сказать, и я немедленно остановлюсь. Здесь нет никаких игр, никаких сложных защитных слов, ничего подобного, ничего даже отдаленно похожего на это, и я немедленно остановлюсь. Обещаю.

Я медленно киваю, смущенная, облегченная и слегка разочарованная одновременно. Не потому, что он готов остановиться в одно мгновение, это единственная причина, по которой я не убежала, потому что я доверяю ему в этом, а потому, что он не собирается целовать меня. Или пытаться сделать что-то большее, очевидно.