Между нами что-то есть. Но он твердо заявил, что не хочет иметь с этим ничего общего, а я слишком напугана, чтобы пытаться.

— Я действительно имел это в виду, Белла, — говорит он, на этот раз более мягко, так, как он говорил со мной прошлой ночью, когда я проснулась в своей комнате от рыданий. — Я хотел, чтобы ты купила себе что-нибудь. В следующий раз, если представится возможность, ты должна это сделать.

А потом он выходит из комнаты, оставляя меня все еще запыхавшейся и как никогда растерянной.

ГАБРИЭЛЬ

Кажется, что я только заснул, как меня тут же будит истошный женский крик. На этот раз мне не нужно ждать, чтобы понять, кто это. Я знаю, что это Белла, и уже через мгновение встаю с кровати и спешу в ее комнату. Постучав один раз, я открываю дверь, не желая пугать ее, и обнаруживаю, что она лежит на боку в кровати, сжимая подушку и дрожа.

Увидев меня, она резко поднимается, все еще сжимая подушку, ее глаза, расширенные и извиняющиеся.

— Мне очень жаль, — шепчет она. — Прости меня. Я снова разбудила тебя. Я… — Она осекается, явно не зная, что сказать, потому что это не ее вина. Ей снятся кошмары из-за того, что сделали с ней эти монстры, и я не могу представить, каково это — пережить подобное.

— Белла. Не о чем сожалеть. — Я опускаюсь на край кровати, стараясь не прикасаться к ней, хотя все во мне хочет этого.

Все во мне хотело прикоснуться к ней и сегодня, при совершенно других обстоятельствах. Я не могу не задаться вопросом, осознает ли она свою реакцию на то, что я по ошибке сказал или, скорее, на то, как я не хотел этого говорить. Я хотел поддразнить ее за то, что она не купила себе что-нибудь после того, как я сказал ей об этом, но вышло совсем по-другому. Наверное, мои подавленные желания вырвались наружу при первой же возможности. Но я видел, как расширились ее зрачки, как она вдохнула и напряглась, не от страха, а от реакции, которая послала горячий импульс прямо к моему члену, как только я узнал ее.

Не думаю, что она осознала это, потому что, судя по тому, что я знаю о том, что с ней произошло, это чувство испугало бы ее, если не испугало. Сейчас я не тянусь к ней не только потому, что знаю, что она не любит, когда к ней прикасаются, но и потому, что слишком боюсь, что еще я могу сделать, если прикоснусь к ней. Если я притяну ее к себе и позволю ей прижаться к моей груди. Воспользоваться ею в такой ситуации было бы верхом ублюдочности, но я слишком легко представляю, как утешение может превратиться в поцелуй, а если она позволит, то и во многое другое.

— Когда ты снова начнешь принимать свои таблетки? — Я спрашиваю ее, отвлекаясь, и вижу, как она слегка выгибается, извиняющееся выражение лица усиливается, когда она жует губу.

— Прости, я знаю, что это неудобно, я разбудила тебя, а ты занят, тебе нужно выспаться…

— Белла. — Я качаю головой, сузив на нее глаза. — Ты не доставляешь неудобств. Ничего подобного. Я беспокоюсь за тебя, вот и все. Я хочу, чтобы ты хорошо спала, без ночных кошмаров, и не только потому, что это будит меня или потому, что ты должна присматривать за моими детьми утром. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо.

Она резко поднимает на меня глаза, как будто эти последние несколько слов напугали ее. Как будто моя забота испугала ее. И это только усугубляет запутанный клубок чувств внутри меня, только укрепляет мою решимость поговорить с Масео как можно скорее. Ведь очевидно, что за всю жизнь никто не дал этой девушке почувствовать заботу. Никто не защищал ее. Никто не заботился о ее счастье или безопасности, если это не было выгодно им самим. Я хочу дать ей это, и это желание смешивается с моим желанием до тех пор, пока я не буду уверен, где кончается одно и начинается другое, и я знаю, как это очень, очень опасно. Как быстро эти чувства могут перерасти во что-то, что не принесет пользы ни одному из нас.

Точно так же я знаю, насколько опасно то, что я собираюсь предложить.

— Когда, Белла? — Снова спрашиваю я. — Когда ты получишь таблетки?

— В конце следующей недели, — отвечает она, вытирая лицо. — Мой прием в четверг.

— А до тех пор ты можешь спать в моей постели. — Я хочу, чтобы она была рядом со мной, но у меня есть и другие причины для этого. Я думаю, что ее изоляция, это большая часть проблемы: судя по ее описанию ситуации, ее отец не проявлял особого интереса к ее выздоровлению и оставил ее в одиночестве, пока искал способы снова использовать ее в своих целях. Думаю, если рядом с ней будет кто-то, это поможет ей уснуть.

— Что? — Она смотрит на меня. — Нет, ты не должен этого делать…

— Я знаю, что не должен. Но я думаю, что, если рядом с тобой будет кто-то без скрытых мотивов, кто сможет обеспечить твою безопасность, прямо здесь, в пределах досягаемости, это поможет. — У меня нет никаких скрытых мотивов, твердо говорю я себе. Я хочу, чтобы она была рядом, потому что хочу защитить ее, а не потому, что хочу видеть ее в своей постели. Между нами ничего не будет. — Если понадобится, я поставлю между нами стену из подушек, чтобы тебе было удобно, — обещаю я ей, смягчая тон в надежде, что это ее убедит. — Но я думаю, тебе так будет спокойнее. И по крайней мере, если ты проснешься и заплачешь, я смогу утешить тебя, не уходя так далеко.

Это немного несерьезно, я играю на ее чувстве вины за то, что она разбудила меня. Я знаю это, но я хочу убедить ее, что это хорошая идея. Я действительно думаю, что это ей поможет. И я могу контролировать свои мысли. Я делал это каждый раз, когда возникало желание прикоснуться к ней или не дать ей увидеть мое желание, и я смогу сделать это снова, даже если она будет рядом со мной. Я уверен в этом.

Белла тяжело сглатывает, и я вижу неуверенность на ее лице. Но я не отступаю, и она наконец кивает, то ли потому, что согласна с тем, что это хорошая идея, то ли потому, что не способна спорить, я не уверен. Но как бы проблематично это ни было, я рад в любом случае, потому что это означает, что она согласна, и я хотя бы чувствую уверенность в своем плане.

Я чувствую себя менее уверенно, когда мы оказываемся в моей комнате. Белла смотрит на большую кровать, ее ланьи глаза становятся широкими и испуганными, и я наполовину думаю, что она собирается выбежать из комнаты.

— Я не собираюсь тебя кусать, — мягко говорю я ей. — Ты можешь спать так далеко от меня, как захочешь. Тебе нечего бояться. Я просто хочу помочь тебе, Белла.

Она кивает, переводя дыхание, и идет к кровати. Быстро откинув одеяло, она проскальзывает под него и натягивает его до плеч, а я иду к ней с другой стороны.

— Ты можешь спать рядом со мной, если хочешь, — предлагаю я, прежде чем подумать об этом. — Если кто-то будет обнимать тебя, это поможет…

Это худшая идея, которая когда-либо приходила мне в голову, — порицаю я себя, испытывая облегчение, когда она качает головой, потому что я был идиотом, предлагая это. Последнее, что мне нужно, это ее тонкое, легкое тело, прижатое к моему, теплое и мягкое, искушающее меня всем, что она может предложить, и всем, чего у меня так давно не было.

— Мне не нравится, когда ко мне прикасаются, — тихо говорит она, слегка поворачиваясь ко мне лицом, когда я опускаюсь на кровать. — Не после… я просто не могу этого выносить. Даже легкое прикосновение и у меня мурашки по коже, и меня начинает тошнит. Я не могу этого сделать.

— Тогда тебе и не нужно, — быстро успокаиваю я ее и вижу, как она немного расслабляется. — Просто постарайся уснуть, Белла. И если ты снова проснешься, я буду рядом.

— Я, наверное, разбужу тебя еще больше, вот так, — виновато шепчет она. — Не то, чтобы я каждый раз просыпалась с криком, хотя, наверное, так и есть. Но я часто ворочаюсь, особенно без таблеток, и плохо сплю. Я буду мешать тебе.

— Я довольно крепко сплю, — обещаю я ей. — Но в любом случае это нормально. И я думаю, что так тебе будет лучше спать. — Я колеблюсь. — Ты ведь никогда раньше не спала рядом с кем-то?