Дэнни в итоге хочет бургер «Элвис» с арахисовым маслом, и его не переубедить, сколько бы раз я ни говорила ему, что ему это, скорее всего, не понравится. Сесилия выбирает бургер с бальзамическим майонезом, карамелизованным луком, козьим сыром и рукколой — пожалуй, самый изысканный выбор в меню, что меня ничуть не удивляет, а я беру гавайский бургер и вишневую колу. Я заказываю корзину картофеля фри с пармезаном и трюфелями и наблюдаю, как они вдвоем жадно поглощают его, Дэнни макает его в кетчуп, а Сесилия называет его варваром, так как она придерживается лимонного айоли, который прилагается к нему.

Наблюдая за ними, я не могу не думать о том, как сильно эта работа изменила мое отношение к детям всего за несколько коротких недель. Раньше это всегда представлялось мне как обязанность, необходимая часть жизни, которую я должна была прожить, а не то, чего я могла хотеть или не хотеть. Я никогда не задумывалась о своих чувствах, потому что мне казалось слишком ужасной возможностью понять, что я их не хочу, и быть прикованной к ним в любом случае. Но теперь я вижу, что мне не о чем беспокоиться. На самом деле, если я не смогу избежать будущего, которое запланировал для меня отец, и мне придется согласиться выйти замуж за его избранника, по крайней мере…

Эта мысль принесла мне лишь краткий миг облегчения, после чего все остальное обрушилось на меня с тяжестью тонны кирпичей. Вечно актуальная проблема рождения детей, тот факт, что мне придется позволить кому-то прикасаться к себе в интимной обстановке, и не просто кому-то, а мужчине, которого я не люблю и который, возможно, мне даже не понравится, — мысль, которая уничтожает все мои аппетиты в один миг. А потом еще и все остальное: то, что я начинаю любить этих двоих детей, то, что я понимаю, что у меня разорвется сердце, если мне придется их оставить, а ведь они даже не мои дети. Они принадлежат Габриэлю и его покойной жене, и неважно, как долго я буду заботиться о них или как сильно я их люблю, я всегда буду просто няней. Кем-то, кто в конце концов перестанет быть нужным. Я не их мать, чтобы продолжать заботиться о них, когда они станут подростками и справятся со всеми трудностями переходного возраста, или чтобы обеспечить им уют и любовь дома, когда они вернутся из колледжа, или чтобы увидеть все их важные вехи, когда они вырастут. Я непостоянна, и мне всегда было суждено быть такой.

И я знаю, что буду очень по ним скучать. Но это работа. Я веду себя нелепо. Хорошо, что я счастлива и люблю их, но нельзя так привязываться. К счастью, меня быстро отвлекает тот факт, что Дэнни совершенно не нравится его бургер, и я быстро подзываю сервера и заказываю замену, гораздо более нормальный чизбургер. Дэнни извиняется, выглядя так, будто он на грани слез, и я качаю головой, пододвигая к нему остатки картошки фри.

— Значит ли это, что я не получу молочный коктейль? — Спрашивает он, выглядя расстроенным, и я снова качаю головой.

— Конечно, ты все равно можешь получить молочный коктейль. Ты попробовал что-то новое, и тебе не понравилось. Это не плохо. Просто теперь ты знаешь, — успокаиваю я его, и он сразу же светлеет и уплетает свой новый бургер, как только его приносят. Сесилия очень довольна своим выбором, а я ковыряюсь в своем бургере, съедая столько, сколько успеваю. Я не хочу, чтобы у Сесилии сложилось неверное представление о моих привычках в еде, например, что это как-то связано с весом, и настоящую причину я ей, очевидно, назвать не могу, а врать не хочу. К счастью, она не спрашивает, но на всякий случай я стараюсь есть как можно больше.

Мы заказываем десерт, Сесилия спрашивает, можно ли нам обоим мятный молочный коктейль, и я с готовностью соглашаюсь, а Дэнни берет шоколадный солод. Я отдаю кредитку Габриэля, когда приходит счет, все еще чувствуя легкое головокружение от ответственности за то, что так свободно распоряжаюсь его деньгами, а затем мы снова выходим на солнечный свет, сытые и довольные обедом, и у нас остается несколько часов, чтобы исследовать окрестности.

Сесилия хочет зайти в книжный магазин, и мы так и делаем, а затем отправляемся в зоомагазин, чтобы они с Дэнни могли поглазеть на щенков. Это оказывается не самой лучшей идеей, мне приходится объяснять им, что карт-бланш Габриэля не распространяется на то, чтобы принести домой живое, дышащее животное, и что им придется поговорить с ним об этом, когда мы вернемся домой, и к тому времени, как мы посетили еще несколько магазинов, стало уже достаточно поздно, и пора возвращаться домой.

Джейсон забирает нас, и мы все заваливаемся в машину, измученные и счастливые. Когда мы возвращаемся домой, Габриэль уже в гостиной, и оба ребенка сразу же бегут к нему, пересказывая друг другу события прошедшего дня.

Когда они уже выговорились и показали ему все свои покупки, Габриэль прогоняет их наверх и велит убрать игрушки. Я немного отстраняюсь, на случай если у него есть ко мне вопросы, и он встает с дивана и подходит ко мне как раз вовремя, чтобы я вспомнила, что он, вероятно, хочет вернуть свою карточку.

— Вот, держи. — Я достаю ее из бумажника и протягиваю ему тяжелую карточку из черного металла. — Я старалась быть ответственной, но они были очень взволнованы.

— Я рад, что ты позволила им насладиться прогулкой. Признаю, они оба, наверное, немного избалованы, но я ничего не могу с этим поделать, после… — Габриэль сделал паузу. — Кажется, это им не вредит, так что, пока они остаются милыми, я не против их баловать.

— Они оба были счастливы, — заверяю я его. — Сесилия была просто в восторге от магазина. Она хочет вернуться туда.

— Она не выкупила еще все помещение? — Усмехается Габриэль. — А что ты купила себе?

Мне требуется мгновение, чтобы ответить, настолько я ошеломлена. Я убедила себя, что он просто сказал это из вежливости, что на самом деле он не имел в виду, что я должна купить себе что-нибудь по кредитной карте, что он никогда бы всерьез не сказал няне, что она должна тратить его деньги на себя. Но выражение его лица не дразнящее, не шутливое и не саркастическое, как будто он ожидает, что ответом будет: конечно, я ничего себе не покупала.

Он выглядит ожидающим. Как будто ему искренне любопытно, и он думает, что я что-то купила для себя.

— Ничего, — быстро говорю я, слишком ошеломленная, чтобы придумать другой ответ. — Я не думала, что ты серьезно.

Габриэль хмурится.

— Правда? Ты мне не поверила?

— Нет, я имею в виду… я не думала, что ты захочешь, чтобы я тратила деньги на себя. Я работаю на тебя, в конце концов…

— Именно. Поэтому я дал тебе инструкции, и ты должна их выполнять.

Он говорит это легким тоном, и я понимаю, что это поддразнивание, но его зеленые глаза встречаются с моими, когда он это говорит, и между нами что-то напрягается, а по коже пробегает электрический разряд, и мое сердце начинает биться.

В этих словах есть что-то еще. Что-то, что не имеет ничего общего с кредитными картами и глупыми покупками. Обещание чего-то темного и эротичного, что я даже не могу себе представить, манящий образ тех инструкций, которые он мог бы мне дать и которым я должна была бы подчиниться. Это пробуждает во мне нечто, о существовании чего я и не подозревала, в животе вспыхивает жар, а дыхание перехватывает.

Я вдруг отчетливо осознаю, что мы одни. В этой комнате только я и Габриэль, и мне приходится бороться с собой, чтобы не перевести взгляд на его бедра, чтобы увидеть хоть какой-то признак того, что его это тоже затронуло, что это мерцающее желание не одностороннее. Но я не делаю этого, потому что не знаю, что было бы хуже — увидеть, что он тоже хочет меня, или увидеть, что он не хочет.

Габриэль прочищает горло, делает шаг назад, и мне кажется, что я вижу румянец чуть выше его воротника. Он улыбается, возвращаясь к шутливому выражению лица, и момент растворяется. Но я знаю, что мне это не показалось, так же как не показалось сегодня утром, или той ночью в гостиной, или когда он пригласил меня на ужин в тот первый раз.