Я отдергиваю руку, сжимая ее в кулак, и чувство возбуждения и предвкушения внезапно сменяется отвращением и ужасом. Я сжимаю бедра, слезы наворачиваются на глаза, и я переворачиваюсь на бок, пытаясь отогнать воспоминания и ощущение рук, ползающих по моей коже. Тепло в моей крови сменяется льдом, и я дрожу, нащупывая в ящике тумбочки маленький пузырек со снотворным.

Выходом из этого будет не удовольствие, а небытие.

Сон будет настолько тяжелым, что даже сны не смогут его пробить. Только так я могу уйти от всего, что меня преследует. Слезы льются по щекам, когда я трясущимися руками глотаю таблетку, плотно зажмурив глаза, ожидая, пока она подействует.

Я была дурой, думая, что желаниям больше нет места в моей жизни, и что я смогу наслаждаться даже фантазиями без того, чтобы их у меня отняли.

Эта часть моей жизни ушла навсегда.

ГАБРИЭЛЬ

У меня голова идет кругом после того, как я чуть не поцеловал Беллу. Я опускаюсь на пятки и смотрю, как она извиняется и выбегает из комнаты, недолго думая, стоит ли мне идти за ней. В конце концов, ей не за что извиняться. Все, что она сделала, это споткнулась и что-то опрокинула. Это я едва не совершил нечто непростительное, просто потому что был так близко к ней.

В голове снова пронесся вопрос, который я, наверное, не должен был задавать, но в тот момент почувствовал, что, возможно, мог. Белла была спокойна, мы расслабленно беседовали за рюмкой, казалось, самое время выяснить, что меня мучило. Я полагал, что это простой случай, когда помолвка сорвалась, такое время от времени случается. Возможно, ее отец и потенциальный жених не смогли полностью договориться об условиях, или жених вернулся за стол переговоров с условиями, от которых Масео отказался. Но меня действительно интересовал вопрос, была ли причина в том, что Белла не дала о себе знать.

После нескольких недель знакомства с ней это кажется возможным. Она тихая и сдержанная, но я вижу в ней нить силы, которую не часто замечал в других. Она более вынослива, чем кажется на первый взгляд, и легко приспосабливается. И самое главное, она категорически против идеи выйти замуж. Я не могу винить ее за то, что она не хочет выходить замуж за незнакомца, но чутье подсказывает мне, что здесь есть что-то еще. Что в этой истории есть нечто большее, чем то, что я знаю.

Мне не следовало лезть на рожон, но вопрос показался мне вполне безобидным. И ее реакция лишь подтвердила, что до всего этого произошло нечто большее, чем обычные разногласия по поводу переговоров о помолвке. Не знаю, почему это так важно для меня. Это не должно иметь значения, это не имеет никакого отношения к ее работе здесь или к тому, что она делает в моем доме. Это часть ее прошлого, которая не влияет на будущее, которое у нее здесь. Но с того момента, как я столкнулся с ней в том коридоре, мне трудно не хотеть узнать о ней больше. Она не похожа на других женщин, которых я знал, запутанная и интригующая одновременно и при этом ослепительно великолепная.

Мое сердце все еще бьется о ребра, когда я наблюдаю за ее бегством, возбуждение сильнее, чем все, что я чувствовал за долгое время, течет по моим венам. Я почти забыл о пролитом вине, глядя ей вслед, пока не почувствовал, как оно начало стекать по моему колену, пропитывая ткань брюк, и это вернуло меня к реальности.

О чем я думал? Я внутренне ругаю себя, встаю и иду на кухню за салфетками, прихватив с собой разбитый бокал, чтобы выбросить его. Я всего лишь хотел помочь ей, но мне следовало знать, что лучше не находиться так близко к ней, стоя на коленях на полу в дюйме от нее, наши руки почти соприкасались. Я мог бы пойти и убрать за собой, забрать бокал с вином, что угодно, только не находиться с ней на одном уровне глаз, в слишком интимной позе для того, чем мы являемся друг для друга. Достаточно близко, чтобы поцеловать и я почти это сделал.

Мне следовало бы догадаться, что лучше вообще не просить ее выпить со мной, зная, что мне с трудом удается сдерживать свое влечение к ней. Зная, сколько раз я уже смотрел на нее и чувствовал прилив желания, которое заставляло меня стыдиться себя, как только я его подавлял. Оно всегда воюет с желанием узнать ее получше. Узнать больше о том, кто она такая. И сегодня это желание победило.

И снова это чуть не заставило меня совершить ошибку.

Ее идеальный рот был так близко к моему. Я чувствовал запах ее духов, а может, это была просто ее кожа, теплая и слабо пахнущая мылом. Я чувствовал, какая она теплая, представлял, как это будет протянуть руку и заключить ее в свои объятия, ощутить форму ее тела, прижимающегося к моему, шелковистость ее волос, проходящих сквозь мои пальцы, мягкость ее губ, прижимающихся к моим.

Мой член запульсировал, упираясь в ткань джоггеров, эрекция не желала утихать. Я стал твердым, как только взглянул на ее рот, до боли, и эта боль пульсирует в моей крови, мешая думать, сосредоточиться на чем-либо, кроме того, как сильно я нуждаюсь в облегчении.

Я сосредотачиваюсь на бокале с вином, стараясь не обращать внимания на свое возбуждение, стараясь думать о чем-нибудь другом, пока убираю разбитый бокал и пролитое вино, тщательно следя за тем, чтобы не осталось ни одного осколка стекла. Но это невозможно. Я не могу избавиться от ее сладкого запаха, не могу перестать думать о том, каково было бы прикоснуться к ней. Отсутствие физического удовольствия от прикосновений в течение стольких лет, за исключением нескольких случаев, дает о себе знать, и все мое тело пульсирует от потребности, которую невозможно игнорировать.

Я бездумно прижимаю руку к передней части своих джоггеров, проталкивая член вниз, пытаясь облегчить боль. Но даже сквозь слои ткани давление моей руки вызывает во мне жаркие ощущения, а крошечное трение почти заставляет меня стонать. Я слишком возбужден, слишком чувствителен, и мне отчаянно нужно кончить.

Только об этом я и могу думать, пока заканчиваю уборку и вслепую направляюсь к лестнице в свою комнату. Я закрываю за собой дверь и направляюсь прямо к кровати, одной рукой уже стягивая джоггеры вокруг бедер, а другой освобождая свой ноющий член.

Мне не нужно ничего доставать, чтобы подрочить. Мне это не нужно. С моего члена капает сперма, ствол уже блестит от нее, а кончик покраснел и набух. Я резко вдыхаю, обхватывая рукой свой твердый член, чувствуя, как вены пульсируют на моих пальцах, и от одного ощущения кожи на коже у меня чуть не закатываются глаза.

Это не займет много времени. Я начинаю поглаживать, скользя кулаком вниз к основанию члена, стискивая зубы, чтобы не застонать, когда рука касается моих тугих яиц, и мои бедра вздымаются, когда я начинаю трахать свой кулак. Мне нужно кончить… боже, мне нужно кончить, черт возьми, и я стараюсь не думать о Белле, пока несусь к неизбежному концу, но я не могу остановить себя. Мой член мокрый от моего собственного возбуждения, он скользкий, когда я качаю кулаком вверх и вниз по длине, потирая ладонью головку и издавая при этом низкий, беспомощный стон.

Я не могу остановить себя, представляя ее, эти полные губы вокруг моего члена, сосущие, и что влага, пропитывающая мой член, исходит из ее рта, ее киски, что тугая смертельная хватка моей руки — это она, а не я, погружающая меня в возбуждение, пока она скачет на мне. Я легко представляю ее обнаженной, каким идеальным было бы ее тело, гладкая кожа и упругие изгибы, ее бедра, обхватывающие мои бедра, ее груди, подпрыгивающие, соски, напряженные и умоляющие о моих руках, о моем рте, когда она откинула голову назад и закричала, сильно кончая на моем члене…

— Блядь! — Я ругаюсь вслух сквозь стиснутые зубы, когда мои яйца напрягаются, а член пульсирует, эйфорическое ощущение освобождения вспыхивает у основания позвоночника и пульсирует по всей длине моего члена, когда я начинаю кончать. Я обхватываю головку ладонью другой руки, поглаживая ее быстрее и сильнее, трахая руку в оргазме, потирая большим пальцем набухший кончик, и горячая сперма заполняет мою руку, а все мое тело содрогается от изысканного удовольствия. Мне так чертовски хорошо, что я не хочу, чтобы это прекращалось, это первый оргазм за последние месяцы, и я громко задыхаюсь, поглаживая себя, отчаянно пытаясь удержать это ощущение как можно дольше.