— Могу я… — У меня перехватило дыхание. — Я хочу кончить еще раз, с тобой. — То, что он говорит, сводит меня с ума, я никогда не представляла, чтобы мужчина говорил мне такое. У Габриэля грязный рот, и мне это нравится. Мне нравится все, что он говорит, то, как он это говорит, то, как он делает так, что мне вдруг становится легко представить, как я делаю все эти вещи там, где раньше они меня только пугали. — Можно мне кончить еще раз?

Габриэль стонет, толкаясь бедрами в свой кулак.

— Боже, да. Ласкай себя, пока я глажу свой член, малыш. Пожалуйста. Пожалуйста, блядь, кончи для меня.

От этого рваного «пожалуйста» я стону еще до того, как мои пальцы снова касаются клитора. Я хватаюсь за край шезлонга, поглаживая пальцами свой скользкий, набухший, слишком чувствительный клитор, не зная, смогу ли я кончить дважды за ночь, но зная, что хочу сделать это, пока Габриэль гладит себя для меня, пока я наблюдаю за тем, как в нескольких дюймах от меня происходит самое горячее, что я когда-либо видела в своей жизни.

— Боже, это так приятно. — Габриэль задыхается сквозь стиснутые зубы, его рука замедляется, пока он наблюдает за мной. — Мне осталось недолго, детка. Я не смогу сдержаться. Смотреть, как ты кончаешь… — Его рука снова скользит по вздыбленному члену, каждый дюйм его тела напряжен и дрожит от удовольствия. — Я чуть не кончил, даже не прикоснувшись к себе. Я…

Еще одна волна удовольствия прокатывается по нему, его рука движется быстрее, когда он сжимает член в кулак, и я слишком легко представляю себе, каково это, когда он вот так вколачивается в меня. Наши тела прижаты друг к другу, горячие и скользкие, этот огромный член заполняет меня. Слышать, как он стонет, потому что это мое тело заставляет его чувствовать себя так, а не его собственная рука.

И вот так я снова дрожу на грани, так близка к оргазму, что знаю, что вот-вот выскочу за грань.

Габриэль напрягается, отпрянув назад.

— Я собираюсь…, — он начинает двигаться, но я яростно трясу головой.

— Нет! — Я задыхаюсь, упираясь в руку. — Я так близко, давай же. Просто… давай… — Я провожу пальцами по животу, и глаза Габриэля расширяются за мгновение до того, как с его губ срывается рваный стон, и я вижу, как все его тело вздрагивает и напрягается, а член пульсирует в его кулаке. — О, Боже! — Я вскрикиваю от нахлынувшего оргазма, моя спина выгибается, а клитор пульсирует от прикосновений пальцев, когда я чувствую, как первая горячая струя его спермы бьет по моей коже. Она брызжет мне на живот, Габриэль стонет и ругается, сжимая в кулаке свой член. Еще больше его горячей спермы стекает по моему животу и груди, а оргазм накатывает на меня пульсирующими волнами, усиливаясь от ощущения спермы Габриэля на мне и от вида его самого, застигнутого муками кульминации. Его челюсть сжата, глаза темные, все тело напряжено от удовольствия, и он смотрит на меня так, будто никогда в жизни не видел ничего прекраснее.

Я вздрагиваю, тихонько стону, когда моя кульминация отступает. Габриэль задыхается, его пальцы выдавливают последние капли спермы из его все еще твердого члена, его глаза остекленели от удовольствия.

Долгое мгновение он смотрит на меня, и я смотрю в ответ. Я не могу поверить в то, что только что произошло, что мы оба только что кончили, вместе, ни разу не прикоснувшись друг к другу.

Как вам такой прогресс?

ГАБРИЭЛЬ

Часть меня думает, что я сплю. Что это, должно быть, самый эротичный влажный сон в моей жизни, вызванный четырьмя годами лишений и лишь редкой разрядкой. Долгое время я только и могу, что смотреть на Беллу, все еще рукой обхватывая свой размякший член, не в силах осознать, что только что произошло.

Я никогда не делал и не испытывал ничего подобного. Все это было вызвано желанием как-то получить то, чего мы оба хотели, не напугав ее, не усугубив ситуацию. Это было единственное, что я мог придумать.

И это было самое горячее, что я когда-либо делал в своей жизни.

Каким-то образом мне удается взять себя в руки, спрятаться и встать, найдя для нее салфетки, чтобы вытереться. Это кажется неправильным, вроде бы я должен ухаживать за ней после этого, приводить ее в порядок, но я все равно не могу к ней прикоснуться.

Она смотрит на меня огромными голубыми глазами, медленно поднимаясь на ноги, и я вижу, как она слегка покачивается. Она облизывает губы, и я вижу, как возвращаются все ее нервы, вся неуверенность. Я понимаю, почему.

Я просто не знаю, что с этим делать.

— Это было… — Белла тяжело сглатывает. — Я собираюсь вернуться в свою комнату, хорошо? Я… — Она хватает свою одежду, натягивает ее обратно и отступает от меня, как будто не уверена, что произойдет дальше. Она выглядит испуганной, и это последнее, чего я хочу.

Я хочу потянуться к ней, утешить ее, но мы оба сейчас не в своей тарелке. Я не знаю, что ей нужно в этот момент, и не представляю, как ей это дать.

Поэтому я отпускаю ее и смотрю, как она бегом возвращается к дому и исчезает внутри. Я иду собирать свою одежду, а когда возвращаюсь в дом, в нем царит тишина. Если она все еще не спит, я не слышу никаких признаков этого. Мне приходится бороться с желанием пойти и проверить ее.

Моя кровать все еще кажется пустой без нее, больше, чем когда-либо после этого. После этого я испытываю непреодолимое желание быть рядом с ней, чтобы она свернулась калачиком у меня на груди, чтобы я почувствовал, как она сонно прижимается ко мне, чего я не хотел уже очень давно. Это чувство, на которое я боюсь смотреть слишком пристально.

Но я также измотан, и на этот раз я легко засыпаю, но через некоторое время меня грубо будит пронзительный звук будильника.

Все мои сны были наполнены Беллой — ее совершенным телом, ее вздохами и стонами, выражением ее лица, когда она кончала, и вот я просыпаюсь с жестким напоминанием о том, что произошло между нами прошлой ночью. У меня возникает искушение нажать на кнопку «дремать». Но есть вероятность, что Белла будет ждать меня внизу, на тренировке, раз уж она вернулась к своему обычному распорядку дня, и это заставляет меня встать с кровати и облачиться в тренировочную одежду, а мой член лишь немного смягчается к тому времени, как я оказываюсь внизу.

Она ждет в фойе, в своем обычном тренировочном костюме, с волосами, собранными в высокий хвост, и на короткую секунду мне кажется, что я задыхаюсь, глядя на нее. Я болезненно возбужден, все мое тело напряжено от воспоминаний о прошлой ночи, и все, чего я хочу, это подхватить ее на руки и отнести обратно по лестнице в свою спальню. Я хочу провести весь день, изучая ту же карту, которую я сказал ей проследить прошлой ночью, чтобы заново покрыть всю эту землю своими собственными пальцами и ртом.

Белла поднимает глаза на звук моих шагов, и я вижу, как она тяжело сглатывает и быстро опускает взгляд. Что бы она ни увидела на моем лице, это заставляет ее нервничать, и я изо всех сил стараюсь придать своему выражению лица хоть что-то прикрывая похоть.

— Ты готова пойти потренироваться? — Спрашиваю я нейтральным тоном, и Белла кивает.

— Пойдем, — мягко говорит она, ее голос немного трещит по краям, и мы спускаемся по лестнице.

Как только мы спускаемся в тренажерный зал, сразу становится ясно, что Белла не намерена говорить о прошлой ночи. Она избегает моего взгляда, когда спешит туда, где обычно начинает разминаться, выполняет свою рутину, избегая смотреть на меня в зеркало или как-то иначе, а затем встает и кивает в сторону боксерского мешка.

— Обычные тренировки? — Спрашивает она, и мне удается кивнуть в ответ.

— В конце концов, мы должны будем их разнообразить, но для сегодняшнего утра это вполне нормально.

Все, о чем я хочу ее спросить, теснится у меня в горле, и я тяжело сглатываю, перебираясь на другую сторону мешка и начиная серию собственных упражнений.