В ушах звенит от выстрелов. Руки теплые и влажные, а когда я опускаю взгляд, то вижу брызги крови на букете, который я все еще держу в руках, и на своем белом платье. Сначала я удивляюсь, почему не чувствую боли, а потом понимаю.
Это не моя кровь.
Мне больно от рук. Голоса кричат мне, заставляя не бороться, говоря, что оно того не стоит, и что я сделаю только хуже. Я удивляюсь, почему у меня болит горло, и понимаю, что это потому, что я тоже кричу. Я кричу…
Я просыпаюсь в темноте, задыхаюсь, слезы текут по лицу. В горле першит и саднит, я зажимаю рот рукой, и меня охватывает паника.
Если я кричала…
Дверь открывается, и я испускаю еще один, внезапный крик страха.
13
ГАБРИЭЛЬ
Я видел, как она сидит в постели, темная фигурка в слабом свете, проникающем снаружи, руки прижаты к лицу, плечи трясутся, и раздаются тихие стоны.
Я чувствовал себя ужасно из-за того, что так сильно расстроил Беллу раньше. Прошло всего несколько минут после ее ухода из комнаты, прежде чем я успокоился и понял, что, возможно, был слишком строг с ней. Я не думал, что был настолько жесток, но она выглядела так, будто я дал ей пощечину. Или как будто она подумала, что я собираюсь это сделать.
Я позволил своему разочарованию из-за того, что чуть не поцеловал ее накануне вечером, взять верх, и это стало частью причины, по которой я был так расстроен, войдя в дом и увидев ее подругу, сидящую на диване в гостиной и общающуюся с моими детьми. Но я также чувствовал себя крайне удивленным и неловко от присутствия незнакомого мне человека без каких-либо предварительных сведений.
Хуже всего то, что, если бы Белла просто попросила меня, я был бы не против. Я бы предпочел сначала встретиться с Кларой, но я бы понял, что она хочет, чтобы подруга пришла в гости. Не похоже, что подруга, болтающаяся поблизости, пока Белла занимается своими обычными делами с Сесилией и Дэнни, так уж сильно отвлекает ее, и что она не может за ними присматривать… Я не верю, что Белла позволила бы ей мешать выполнять свою работу.
Но больше всего меня смутило то, насколько сильно Белла отреагировала на всю эту ситуацию. И как сильно она, похоже, реагирует на нее сейчас — если все дело именно в этом. При мысли об этом меня пронзило чувство вины, но это было похоже на чрезмерную реакцию. Я немного повысил голос, сделал ей замечание, возможно, немного смутил ее перед ее подругой, признаю. Но я не кричал, не орал и не угрожал, а она вела себя так, будто я сделал все это. Как будто она думала, что я собираюсь ударить ее или выгнать из дома.
Она выглядела испуганной.
Защитный инстинкт, который я испытывал к ней с момента нашего знакомства, берет верх, и я иду к кровати, прежде чем успеваю подумать об этом, опускаюсь на край и обнимаю ее. Я притягиваю ее к своей груди, одной рукой глажу ее волосы, но чувствую, как она мгновенно напрягается, и все ее тело начинает дрожать, когда она отстраняется от меня. В лунном свете я вижу ее лицо: глаза расширены и испуганы, по щекам текут слезы, и она испускает еще один задыхающийся всхлип.
— Белла. — Я хмурюсь, совершенно не понимая, что происходит. — Что случилось? Конечно, это не может быть связано с сегодняшним днем…
Единственное объяснение, которое я могу придумать, это то, что она боится, что я отправлю ее домой. Но все равно ее реакция кажется такой непропорциональной нашей ссоре. Я даже не знаю, почему она так подумала, я ведь даже не намекал на это.
— Мне жаль, — задыхается она. — Прости, я не хотела, чтобы ты узнал…
— Что узнал? — Маленький дротик беспокойства пронзает меня. — Белла, что происходит?
— Я… — Она тяжело сглатывает. — Мне снятся кошмары. Я должна была тебе сказать, но я не хотела тебя пугать. Обычно я принимаю снотворное, чтобы избежать их. Но у меня случайно закончился рецепт, и я позвонила сегодня утром, чтобы получить пополнение, а мне сказали, что сначала нужно записаться на прием к врачу. Так что теперь мне придется подождать, и это первая ночь, когда у меня их нет с тех пор, как я здесь, так что…
Ее голос прерывается, и я чувствую, как у меня защемило в груди. Внезапно стало немного понятнее, почему она так хотела, чтобы Клара приехала. Если бы она знала, что у нее не будет снотворного, она бы беспокоилась, что произойдет именно это, и, вероятно, хотела, чтобы кто-то знакомый облегчил ее тревогу. Я чувствую укол вины за то, что так расстроил ее, но я не мог этого знать. Она ничего мне об этом не рассказывала.
— Неважно, — быстро говорит она, и я вижу, как она напряжена, как она обхватывает себя руками. — Они у меня уже давно. Я просто беспокоилась о том, что ты подумаешь, если узнаешь. Когда у меня будут таблетки, они не будут меня беспокоить. — Она прикусила губу, опустив подбородок, и я медленно выдохнул.
— Мне нужно знать такие вещи, Белла, — говорю я как можно тише, сопротивляясь желанию прикоснуться к ней. Инстинкт подсказывает мне, что нужно коснуться ее подбородка, наклонить ее лицо вверх, чтобы я мог его увидеть, но каждый раз, когда я пытался прикоснуться к ней, она отшатывалась от меня. Единственный момент, когда я подумал, что она может этого не сделать, был…
Я решительно вытесняю из головы мысли о том близком поцелуе. Сейчас далеко не время думать об этом.
— Я не могу, — шепчет она, сворачиваясь калачиком, и беспокойство вступает в борьбу с озабоченностью, а мои мысли путаются. Я беспокоюсь за нее, но также и о том, в какую неизвестную ситуацию я мог попасть, не зная ее специфики. Я откровенно рассказал ей обо всем, что ей нужно было знать, прежде чем занять эту должность, и я чувствую небольшую обиду на то, что она не сделала того же.
Но что бы это ни было, очевидно, что это ужасно на нее повлияло. И то, как она себя ведет…
У меня было четыре года, чтобы забыть о том, что случилось с моей женой. Но это выглядит так, будто произошло совсем недавно. Как будто у Беллы не было возможности исцелиться от этого.
Может быть, отчасти поэтому она так боялась, что ее так скоро отправят в брак по расчету…
Другой брак, сказала она. Вчера вечером она уклонилась от ответа на мой вопрос об этом. И я не могу отделаться от ощущения, что это как-то связано.
— Что бы это ни было, я сделаю все возможное, чтобы понять, — мягко обещаю я ей. Я загибаю пальцы на ладони, сопротивляясь желанию протянуть руку и коснуться ее руки. — Мне тоже снились кошмары, — признаюсь я после минутного молчания. — После смерти моей жены. Я не мог спать неделями. В итоге мне выписали аналогичный рецепт, потому что я не мог быть ходячим зомби и заботиться о своих детях и бизнесе. Кошмары были ужасными. Я не люблю о них вспоминать. Но… — Я колеблюсь, потирая рукой бок ноги. — Прошло много времени — уже несколько лет, но они стали лучше. Я могу спать самостоятельно, и они у меня редко бывают. Это бывает время от времени, если вообще бывает. Все становится лучше, — повторяю я, желая, чтобы она почувствовала, что это правда. Что так будет не всегда. — Скажи мне, кто причинил тебе боль, Белла, — мягко призываю я. — Я не смогу помочь, если не буду знать.
Белла тяжело сглатывает. Я вижу движение ее горла, то, как ее пальцы впиваются в простыни, ее тело напряжено и дрожит, как будто она все еще борется со страхами, которые преследуют ее во сне. Она делает медленный, глубокий вдох и не смотрит на меня, когда начинает говорить.
— Ты спросил меня вчера вечером, что я имела в виду, когда сказала, что мой отец готовит для меня другой брак. А я не хотела об этом говорить. — Ее плечи вздымаются и опускаются во время коротких, быстрых вдохов, ее пальцы ковыряют и дергают простыни, каждая частичка ее тела напряжена. — Шесть месяцев назад я была помолвлена с наследником Братвы. С человеком по имени Петр Ласилов. До этого он был помолвлен с моей кузиной, дочерью покойного дона Д'Амелио…