Когда я вхожу в комнату, отец уже сидит за обеденным столом: перед ним стоит тарелка с супом, а для меня накрыта другая — охлажденный огуречный гаспачо. Я опускаюсь на свое место, беру ложку, но мысль о нашем утреннем разговоре сжимает мне горло и скручивает желудок, пока я могу лишь провести ложкой по супу.

— Я слышал, что сегодня утром ты столкнулась с моим коллегой. — Отец смотрит на меня поверх своей тарелки, его взгляд непримирим. Я не могу понять, сердится он или нет.

Я чувствую, как мое лицо краснеет от воспоминаний.

— Мне жаль. — Это кажется самым безопасным ответом. — Я его не заметила.

— Конечно, не заметила. Ты была слишком расстроена тем, что я устроил для тебя вполне приемлемый матч. — В его тоне чувствуется раздражение. — Ты сказала ему, что ты моя дочь?

Я качаю головой.

— Мы мало разговаривали. Я даже не узнала его имени.

— Достаточно, чтобы он узнал, что ты расстроена моими планами относительно твоего брака. — Раздражение усиливается. — Достаточно, чтобы он решил, что у него есть идея получше.

Я вскидываю голову.

— Что ты имеешь в виду?

— Он хочет пригласить тебя на ужин завтра вечером. Я был настроен скептически, но он, похоже, не хотел принимать отказ. — Отец поджал губы и нахмурился. — Это совсем не то, что я хотел бы. Но, похоже, у него другие идеи, чем у меня, насчет того, как поступить. Так что завтра он будет здесь в семь, чтобы забрать тебя.

Я отложила ложку, голова шла кругом. Внезапно весь утренний разговор с мужчиной, с которым я столкнулась, предстал в новом свете. Эти зеленые глаза, смотрящие в мои. Его руки на моих руках, удерживающие меня от падения. Он слушал, как я рассказывала ему о предстоящей помолвке, которую я не хочу.

И его реакцией на это было — сказать моему отцу, что он приглашает меня на свидание?

Это почти заставляет меня смеяться. Я прижимаю тыльную сторону ладони ко рту, чтобы подавить смех, но вместо этого симулирую кашель и тянусь за стаканом с водой. Отец недоуменно смотрит на меня, и я чувствую, как его раздражение растет с каждой секундой. Это заставляет меня любить этого человека еще больше — я вижу, что его бесцеремонность в требовании разрешить ему пригласить меня на свидание, чего никто другой никогда не делал, выводит отца из себя.

Масео д'Амелио не любит, когда ему указывают, что делать. Даже Сальваторе сформулировал свою просьбу о помолвке между мной и Петром как услугу, которую мой отец окажет ему. Услугу, которая будет хорошо вознаграждена. Он должен был знать, что в противном случае мой отец будет против.

— Я уже говорила, что не хочу больше выходить замуж. Даже не хочу, чтобы кто-то пытался ухаживать за мной. — Я сцепила руки на коленях, стараясь не вспоминать мужчину, удерживающего меня на месте. Крепость его хватки. Стараюсь не думать о Петре или о дне моей свадьбы. О привкусе меди во рту или о том, что слишком сильные пальцы впивались в мою кожу. Паника начинает ползти вверх и вниз по позвоночнику, и я заставляю себя отбросить воспоминания.

Мой отец испускает долгий вздох, который я очень хорошо знаю. Это значит, что его терпение на исходе.

— Просто будь готова завтра в семь, Белла, — говорит он категорично. — И выслушай этого человека. Возможно, тебе понравится его предложение.

То, как он это говорит, вызывает у меня любопытство. По правде говоря, вся ситуация вызывает у меня любопытство. Дочери мафии не ходят на свидания. Они знакомятся с потенциальными женихами на благотворительных вечерах и званых ужинах, на встречах между родителями или вообще не знакомятся с ними, а просто приходят на свадьбу в назначенный день. Тот факт, что этот человек уговорил моего отца согласиться на это, достаточно интересен, чтобы заставить меня пересмотреть свое отношение к этому.

Он не похож на других мужчин, которых я встречала. Его просьба или требование, как мне кажется, о свидании со мной создает впечатление, что он хочет сам попытаться добиться моего расположения, а не просто попросить моего отца устроить этот брак. И это заставляет меня чувствовать, что он уважает меня настолько, чтобы хотя бы узнать мое мнение по этому поводу. Чтобы попытаться понравиться мне, и чтобы я участвовала в принятии решения.

Я все равно скажу ему нет. Я не хочу ни за кого выходить замуж, и у меня есть все намерения пытаться откладывать это как можно дольше. Но это откладывает планы отца заставить меня подписать контракт о помолвке с Томасом Ферреро, по крайней мере, еще на некоторое время. И если этот человек готов хотя бы попытаться принять во внимание мои чувства, я смогу хотя бы сказать ему об этом лично, за ужином.

Чувство паники снова закручивается у меня в животе при мысли о том, что я останусь с ним наедине, пойду на ужин, впервые отправлюсь на свидание с незнакомым мужчиной. Я могу это сделать, говорю я себе. Я могу, по крайней мере, сделать это и постоять за себя и за то, чего я хочу. Я могу сесть напротив этого мужчины и вежливо сказать ему, что я ценю то, что он думает обо мне, и объяснить, что я имела в виду, когда говорила, что не хочу ни за кого выходить замуж.

Я тяжело сглатываю, снова беря в руки ложку.

— Хорошо, — тихо говорю я и вижу, как отец немного расслабляется, когда я уступаю. — Я буду готова завтра в семь.

ГАБРИЭЛЬ

Даже когда я покидаю дом Масео, мне трудно выкинуть Беллу из своих мыслей. Что-то в ее облике затронуло мое сердце так, как не затрагивало уже давно. Я никогда не был тем человеком, который считает себя белым рыцарем, спасителем попавших в беду дам, которому нравится играть роль героя. Но я не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь видел кого-то, кто был бы так расстроен, как она. Звук заикающихся всхлипов, который она издавала, когда все еще прижималась ко мне, прежде чем отпрыгнуть, словно я причинил ей боль, не выходит у меня из головы с тех пор, как я его услышал.

Жалость. Это та эмоция, на которую я ориентируюсь, и та, которую я говорю себе, что чувствую. Мне жаль ее, потому что, насколько я понимаю, старый способ организации браков устарел. На мой взгляд, Масео должен оставить ее в покое до тех пор, пока она не захочет выйти замуж — если она вообще когда-нибудь захочет.

В высокопоставленных семьях, среди донов и подначальных, это более разумно, хотя и остается, на мой взгляд, архаичной практикой. Этим семьям необходимо заключать союзы с другими ради власти, используя дочерей для заключения соглашений, чтобы прикрывать друг друга и делиться прибылью в бизнесе. Им нужны наследники, чтобы обеспечить продолжение империи после того, как доны, боссы и консильери умрут и будут похоронены. Но Масео и его семье это не нужно. У него фамилия Д'Амелио, он дальний кузен дона, а не тот, кому нужно сохранить свое будущее, выдавая дочь замуж за того, кто предложит наибольшую цену. Сама мысль об этом отвратительна. И очевидно, что его интерес финансовый, он достаточно быстро изменил свое мнение о том, чтобы позволить ей работать на меня, когда я дал понять, что речь идет о деньгах.

Его жадность сделала его человеком, готовым рисковать в бизнесе, и тем, кто обеспечивает надежную защиту своих активов. Он хороший деловой партнер, но после сегодняшнего дня он стал мне совершенно неприятен на личном уровне. Надеюсь, ради самой Беллы, она примет мое предложение завтра вечером. Это либо даст ей время смириться с требованиями отца, либо работа понравится ей настолько, что она захочет остаться на постоянной основе. В таком случае мы разберемся, что это значит, когда придет время, но я не могу не надеяться, что в итоге она захочет поступить именно так. Это было бы хорошо для моих детей. Хорошо для семьи в целом.

А после последних четырех лет нам нужно что-то хорошее в жизни.

Я сворачиваю на длинную гравийную дорожку, которая ведет к моему дому, стоящему на значительном расстоянии от дороги и окруженному высокими деревьями. Это величественный трехэтажный кирпичный георгианский дом, не особняк, но красивый, с богатой историей и достаточно комфортный, чтобы растить в нем семью. Моя жена влюбилась в него вскоре после нашей свадьбы, а я был счастлив купить дом без излишней вычурности. Мне нравятся роскошные автомобили, я ценю хорошо сидящий костюм и изысканную еду, но я не люблю выставлять свое богатство напоказ, как это делают другие.