Клара качает головой.

— Бел. Ты поставишь перед следующим парнем невероятно высокую планку. И как ты думаешь, что будет чувствовать Габриэль, если ты все еще будешь работать там, видя тебя с каким-то другим мужчиной? После того как вы двое разделите этот невероятно интимный опыт? Как ты думаешь, что будет чувствовать новый парень, зная, что ты все еще живешь с Габриэлем после этого?

Я об этом не подумала. Я вообще не думала о логистике после Габриэля.

— Габриэль — тот, кто сказал мне, что это не могут быть отношения, — настаиваю я. — Так что он, очевидно, не против того, чтобы я потом встречалась с кем-то еще.

Клара смотрит на меня так, будто у меня выросла вторая голова, и качает головой.

— Я всегда буду поддерживать тебя, что бы ты ни делала, Бел, — мягко говорит она. — Но все закончится не так, как ты думаешь.

Я прикусываю губу и смотрю туда, где Сесилия и Дэнни все еще играют.

— Посмотрим. — Я поднимаю фотоаппарат и наклоняюсь вперед, чтобы сделать серию снимков. Я знаю, что Габриэлю понравится иметь больше их фотографий. Я думаю, что именно поэтому он купил мне камеру.

Я также знаю, что то, что он так много думает обо мне, это симптом того, о чем говорит Клара. То, от чего я предостерегала себя сегодня утром, после того как вышла из спортзала. Она права: то, что мы делаем, — интимно и эмоционально, даже больше, чем обычные первые отношения.

Но я доверяю Габриэлю. И верю, что он не позволит мне пострадать.

Я поворачиваюсь, желая сфотографировать пейзаж парка на другой стороне. И тут я вижу, что кто-то сидит на скамейке в парке — мужчина в костюме, с низко надвинутой на лоб шляпой. У меня в животе что-то неприятно скручивается. Кажется, что он смотрит прямо на нас. Это не должно вызывать беспокойства, в парке принято смотреть на других людей, но я не могу отделаться от мысли, что он был здесь, когда мы только сели на пикник. И что он сидел там все это время.

Я делаю несколько снимков, а когда опускаю камеру, мужчины уже нет. Что-то сжимается у меня в груди, холодное, паническое чувство скользит по позвоночнику. Я оглядываюсь по сторонам, чтобы понять, куда он мог уйти, но никого нет. Как будто его и не было, хотя я его отчетливо видела.

— Бел? Ты в порядке? — Голос Клары возвращает меня в реальность, и я киваю, откладывая камеру.

Я просто параноик, говорю я себе. Это был просто человек, сидящий на скамейке. Ничего необычного для Центрального парка.

Но это чувство остается со мной, холодное чувство ужаса, которое задерживается в моем желудке и напоминает мне до конца дня, что что-то не так. Инстинкт, который периодически наползает на меня, заставляя оглядываться через плечо и подпрыгивать от незначительных звуков, с которыми, как мне казалось, я уже справилась.

И даже когда мы возвращаемся домой, это не проходит.

БЕЛЛА

В субботу, как и было обещано, Габриэль оставляет детей с Агнес на целый день, чтобы провести утро и день со мной. Я вижу ухмылку на лице Агнес, когда мы встаем из-за стола после завтрака, но стараюсь притвориться, что она не означает того, о чем я думаю. Она не может ничего знать о том, что происходит между нами.

И что же это такое? Спрашиваю я себя, пока Габриэль идет за ключами, а я поднимаюсь наверх, чтобы переодеться, так как на мне треники и футболка с длинным рукавом после нашей тренировки. Прошло два дня с того утра в спортзале. На следующее утро мы прошли половину тренировки, прежде чем я оказалась у стены, Габриэль прижался к моему рту, а мои руки стягивали его тренировочные шорты. Я еще не была готова к тому, чтобы он прикасался ко мне ниже пояса, поэтому я кончила сама, пока он гладил себя, и снова кончил на мой живот, причем мы оба кончили почти одновременно. А вчера…

Вчера я все еще не была готова зайти дальше. Мысль о руке Габриэля между моих ног или о чем-то большем, все еще вызывала у меня паническое, нервное чувство. Поэтому вместо этого он целовал меня и играл с моими сосками, пока я заставляла себя кончить, и ждал, пока я не кончу. А потом он высунул свой член и положил мою руку на него, а его рука обхватила мою, пока мы вместе его возбуждали.

Я была абсолютно уверена, что рукоблудие не должно быть таким интимным, как это было. Его взгляд не должен был быть таким горячим, каким он был, наши руки двигались вместе, подталкивая его все ближе и ближе к грани, его рука сжимала мою, когда он пульсировал в моем кулаке и растекался по моему животу. Это так сильно возбудило меня, что мне пришлось снова возбуждаться в душе, думая о нем.

Этим утром мы даже не пошли дальше растяжки. Габриэль придвинулся ко мне ближе на коврике, запустил руку в мои волосы и целовал меня до тех пор, пока у меня не перехватило дыхание. Я уже готова была снова начать дурачиться, но он остановился и встал с коврика.

— Позже, — сказал он, и мы вернулись к тренировке, хотя я не думаю, что у меня хорошо получалось. Я была слишком рассеяна.

Теперь, когда я поднимаюсь, чтобы переодеться, я не могу не задаваться вопросом, что он имел в виду под «позже». Я перебираю свою одежду, чувствуя нервную дрожь в животе.

Я хочу надеть что-нибудь летнее. Что-то, что ему понравится, что я бы надела, если бы это действительно было свидание. Но это не так, и я знаю, что это не так, в лучшем случае, это такое свидание, на которое ходят друзья, например, как обед с Кларой.

Вот только с Кларой я ничем таким не занимаюсь, верно? Так что это другое. Это свидание. Настоящее свидание.

Я тяжело сглатываю, пытаясь прогнать эту мысль. Габриэль не назвал бы это свиданием, и я тоже не собираюсь. Он очень четко определил, кем мы являемся друг для друга, все границы установлены. Но мне не хочется надевать тяжелую, неудобную одежду, которой я прикрывалась последние несколько месяцев.

Я также пока не готова выйти на улицу в шортах и майке. Но, конечно, есть золотая середина… Я листаю стопки одежды, думая о том, что мы, несомненно, столкнемся с другими людьми, и как я буду себя при этом чувствовать.

Но Габриэль будет со мной, и я знаю, что он обеспечит мне безопасность.

Вздохнув, я иду к своему шкафу. Там висит великолепное шелковое макси-платье, которое я обожаю: с бретельками-спагетти и V-образным вырезом, спускающееся до щиколоток, но с разрезами по обеим сторонам до уровня чуть выше колен. Оно белое с ярким рисунком подсолнухов, занимающим большую часть платья, спина занижена, а бретельки перекрещиваются сзади.

Я достаю его, раздумывая.

Когда я надеваю его через голову, шелк чувственно прижимается к моей коже, скользкий и гладкий, почти снисходительный. Оно прекрасно мне льстит, после переезда сюда я немного прибавила в весе, причем во всех смыслах, и оно привлекательно облегает мои бедра и грудь, а V-образный вырез демонстрирует малейший намек на декольте. Когда я двигаюсь, мои ноги выглядывают из прорезей, но не резко.

Я достаю из шкафа легкую рубашку, надеваю ее и завязываю на талии. После минутного раздумья я делаю глубокий вдох и закатываю рукава до локтей.

Вот так.

Я смотрю в зеркало и понимаю, что не так уж и боюсь, как мне казалось. В животе дрожит, но это скорее от мысли, что Габриэль увидит меня в таком виде, чем от чего-либо еще, и от того, какое у него будет выражение лица, и что он скажет.

Я надеваю украшения из розового золота, их привычность успокаивает, и обуваю босоножки. Пальцы не накрашены, но сейчас я не могу заставить себя думать об этом. Того, что я обута не в тяжелые боевые ботинки, достаточно, чтобы решить эту проблему в данный момент.

Габриэль ждет меня в фойе. И когда он оборачивается, выражение его лица останавливает меня на месте, заставляя быстро оглянуться, чтобы проверить, нет ли там еще кого-нибудь, потому что если кто-то еще увидит его, то сразу же поймет все, что произошло между нами.