В ней гораздо больше того, чем ей позволили быть. Она красива, что заставляет меня хотеть ее, она фантастически хорошо и с любовью относится к моим детям, что заставляет меня испытывать к ней привязанность, но я вижу человека, в которого она могла бы превратиться, если бы ей дали шанс, прямо под поверхностью. Яркая, умная, талантливая молодая женщина, такая, на которую мужчина может только надеяться, что ему повезет в жизни, такая партнерша, которая была у меня когда-то, но я никогда не позволял себе желать ее снова.

Плохо, что я хочу ее физически, напоминаю я себе, засовывая руки в карманы, наблюдая за ее перемещениями по комнате.

Я не могу позволить себе влюбиться и в нее.

Я прочищаю горло, чтобы не испугать Беллу, когда она поворачивается и видит меня, но она все равно слегка подпрыгивает. Я вижу, как она напрягается, всего на мгновение, ее губы сжимаются при виде меня, но через мгновение она расслабляется, когда Сесилия и Дэнни поднимаются с дивана и бегут ко мне, отвлекая мое внимание от нее.

— Идите и найдите Агнес на кухне, — говорю я им, обняв их обоих и услышав возбужденный разговор об их дне. — Она присмотрит за вами ненадолго.

Никто из них не возражает, когда они проносятся мимо меня в коридор, но я поднимаю глаза и вижу на лице Беллы недоуменное, почти настороженное выражение. Я не могу винить, нужно быть мертвым, чтобы не знать, что мы оба чувствовали напряжение в спортзале этим утром. Картина, как она сидит на гимнастическом мате у моих ног, в одном движении от того, чтобы оказаться на коленях передо мной, впечаталась в мою память, и мне приходится активно отгонять ее, чтобы не получить эрекцию, которая не пройдет до конца ночи.

— Что-то не так? — Неуверенно спрашивает Белла. Кажется, она не может смотреть мне в глаза, и я чувствую, как дергается мой член, представляя, почему это может быть. Неужели она чувствовала себя так же смущенной и возбужденной этим утром, как и я. Неужели она…

Я резко отбрасываю эту мысль, потому что образ Беллы, трогающей себя в душе, совершенно уничтожит меня, если я позволю себе подумать об этом хотя бы на мгновение.

— Нет, — быстро говорю я ей. — Все в порядке. Я собирался взять тебя на урок вождения, если ты согласна, перед ужином.

— О! — Белла быстро кивает, на ее лице появляется заинтересованный блеск. — Конечно. Хочешь пойти сейчас?

— Я пойду переоденусь во что-нибудь более повседневное, а потом — да. Встретимся в фойе через пятнадцать минут?

Белла кивает, и я отправляюсь наверх, мои мысли путаются. Она прикусила губу, когда кивнула, и отвернулась от меня, ее щеки слегка покраснели. Это из-за утренней тренировки? А может, дело в том, что она была одна в машине со мной? Когда я поднимаюсь в спальню, мой член уже наполовину твердый, он настойчиво упирается мне в бедро, а один взгляд на гладкие одеяла на моей кровати и мысль о том, что Белла будет лежать под ними сегодня вечером, когда она уснет, заставляет меня пульсировать.

Черт. Я бегу в ванную, расстегиваю ремень, наклоняюсь вперед и упираюсь лбом в прохладное стекло зеркала, обхватывая член рукой. Три раза. Три раза за сегодня. До того, как Белла переехала, я дрочил три раза за много месяцев, если не больше. Я почти не думал о сексе. Моя личная жизнь была мертва и похоронена, и меня это вполне устраивало.

Теперь я не могу смотреть на нее, не напрягаясь. Сердце замирает в горле и душит меня желанием, когда я провожу рукой вверх и вниз по своему твердому члену, а мое тело пульсирует от острой потребности кончить. Я хочу кончить в нее, и каждое мгновение, которое я трачу на это, лишь оттягивает момент, лишь добавляет еще немного времени на тикающую бомбу. Я не собираюсь прекращать хотеть ее.

И я не знаю, что, черт возьми, с этим делать.

Образ ее в спортзале возвращается ко мне, у моих ног, и я представляю, как она поднимается на колени, ее руки лежат на моих бедрах, а я сжимаю в кулак свой член, упираясь им в ее мягкую нижнюю губу. Ее рот ощущается таким влажным, таким теплым… Боже, как же я любил, когда мне сосали член, и иногда я скучаю по этому больше, чем по сексу. Я также скучаю по вкусу женщины, по этому сладкому привкусу на языке, по ее запаху, заполняющему все мои чувства. Я точно знаю, что Беллу никогда не вылизывали, и мысль о том, что я буду первым, что я единственный мужчина, который научит ее, какое удовольствие можно получить от языка, перекатывающегося по ее клитору, облизывающего, сосущего…

Я стону, звук рваный и отчаянный, когда мой член взрывается в моей руке, сперма вырывается наружу, прежде чем я успеваю поймать себя, и разбрызгивается по зеркалу. Я морщусь, но не могу остановить это, не могу даже думать достаточно ясно, чтобы взять салфетки. Все, о чем я могу думать, это рот Беллы, когда я кончаю, моя сперма, стекающая по ее языку, мой язык на ее языке, и как сильно я хочу услышать ее крик, когда она заливает мой рот своим вкусом.

Я хватаюсь за край стойки другой рукой так крепко, что костяшки пальцев побелели, задыхаясь от силы кульминации, смертельной хваткой сжимая все еще извергающийся член. Это чертовски приятно, и я снова стону, проводя ладонью по набухшему, чувствительному кончику, желая большего.

Этого недостаточно.

Этого не будет достаточно, пока я не окажусь внутри нее, пока не почувствую ее мягкость вокруг себя, пока не вылижу и не попробую на вкус, не коснусь и не трахну каждую частичку ее тела, а я не могу этого допустить. Я не могу, блядь, получить это, а ведь я никогда в жизни не хотел ничего такого, чего не мог иметь раньше.

Я никогда не считал себя вправе, и уж точно не считаю, что имею право на нее только потому, что хочу ее. Но я также никогда не осознавал, насколько легко все в моей жизни доставалось мне, пока не столкнулся с отчаянным желанием получить единственную вещь, которую я абсолютно не должен иметь.

Я отпускаю свой размягчающийся член благодарный за то, что он хотя бы не остался каменно-твердым, как это было утром, и испускаю долгий, содрогающийся вздох. Этого не может случиться, твердо говорю я себе, сжимая губы и пытаясь думать не о сокрушительном удовольствии, которое все еще проносится по мне мелкими толчками приятных афтершоков. Этого, блядь, не может быть.

Так что натирай свой член, если надо, Габриэль, но завязывай с этим.

Я сказал Белле, что до встречи с ней внизу останется пятнадцать минут, и знаю, что к тому времени, как я туда спущусь, будет уже ближе к двадцати. Если она и замечает, что я опаздываю, или вообще что-то думает по этому поводу, она не говорит. Но я замечаю, как она смотрит на меня в течение одной короткой секунды, прежде чем я иду к ней, и вижу, как румянец поднимается по ее горлу.

Она тоже волнуется рядом со мной. И это только увеличивает возможность катастрофы, потому что я могу контролировать себя, если мое вожделение будет односторонним. Я никогда не был таким мужчиной, который продолжает пытаться, если меня не хотят, или навязывать свое внимание тому, кто этого не хочет, и никогда им не буду. Но я получаю все сигналы о том, что она тоже заинтересована, возможно, впервые или, по крайней мере, впервые за долгое время, и это все усложняет.

И становиться не менее запретным.

— Ты готова? — Спрашиваю я, стараясь сохранить нейтральное выражение лица и голоса, и Белла кивает. — Пойдем. Я отведу тебя в гараж.

Я веду ее через двор к большому отдельному гаражу, где стоят несколько моих машин. У меня есть еще несколько в гараже в городе, но я редко их вывожу, я плачу людям за то, что они водят их достаточно часто, чтобы поддерживать их в приличной форме. У меня уже много лет нет ни времени, ни желания рассекать по городу на спортивной машине за шестизначную сумму, словно эта часть меня тоже умерла. Все, что мне когда-то нравилось в себе, было похоронено в течение последних четырех лет, и только в ту ночь, когда я взял Феррари с Беллой, я обнаружил, что скучаю по этому. Скучаю по человеку, который был более диким, спонтанным, умел веселиться. У которого был второй пентхаус в городе, который любил пить виски высшего сорта и водить машины ради удовольствия. Который был плейбоем, пока не встретил подходящую женщину, а потом делал с ней все эти дикие вещи.