Большую часть времени я даже не могу вспомнить, кем я был. Но Белла заставляет меня захотеть.

Я нажимаю на брелок в кармане, и гараж распахивается. Глаза Беллы расширяются, когда мы входим внутрь, к лестнице, ведущей в охлаждаемую, закрытую часть, где хранятся машины. Краем глаза я замечаю, как она вертит головой, рассматривая шесть машин, которые здесь находятся. Одна из них — Феррари, и я вижу, как она на секунду задерживается на ней.

— Ты собираешься научить меня водить Феррари? — Дразняще спрашивает она, откидывая свой хвост на одну сторону, и я чувствую, как мой желудок сжимается при мысли о том, как эти мягкие пряди перебираются через мою руку, запутываясь в моих пальцах.

Боже, какие вещи я бы сделал с ней в этом Феррари и ни одна из них не за рулем.

Я стискиваю зубы, пытаясь взять себя в руки и не оставить ее в подвешенном состоянии так долго, чтобы она подумала, что ее комментарий меня расстроил.

— Может быть, когда-нибудь, — поддразниваю я в ответ, уловив проблеск улыбки на ее лице. Она всегда красива, но когда она улыбается, она просто великолепна, и это заставляет меня продолжать делать и говорить то, что нужно для того, чтобы у нее было такое выражение лица. Еще одно желание, которого у меня не было уже очень давно. — Но сперва мы начнем с хорошей, нормальной машины.

— Нормальной для миллиардера, — смеясь, отвечает Белла. Ее взгляд снова пробегает по ряду автомобилей, и я усмехаюсь.

— Ты что, хочешь сказать, что у Масео нет хороших машин? У него полно собственных денег.

— Это правда, — признает Белла. — Не то, чтобы я росла бедно, ты прав. Но помнишь, я говорила тебе, что он не особо заботится об этом. Так что это всегда был стандартный черный внедорожник Кадиллак или городской автомобиль — все, что подходит мафиози, достаточно богатым, чтобы иметь водителя. А эти… — Она снова оглядывает гараж. — Они другие. Стильные. Красивые. Машины моего отца… — Она подыскивает подходящее слово и пожимает плечами. — Скучные.

— Я рад, что ты считаешь мой выбор не скучным. — Я подвожу ее к темно-синему Мерседесу и наблюдаю, как блестят глаза Беллы, когда она открывает дверь и рассматривает гладкую деревянную отделку приборной панели и нетронутую кремовую кожу. — Тебе ведь нравятся машины, правда?

— Я… — Она качает головой, как бы слегка смущаясь. — Может быть? Я никогда не думала об этом до сегодняшнего дня. Но думаю, что может быть.

На короткую секунду все мое тело напрягается, когда я думаю о том, что еще ей может понравиться, что еще она может открыть для себя вместе со мной, что я могу показать ей, что мы могли бы исследовать. Я чувствую, как кровь стучит в висках, к счастью, все еще там, а не ниже бедер, и делаю все возможное, чтобы так и оставалось.

Я должен учить ее водить машину, и я не смогу этого сделать, если всю дорогу буду бороться со стояком.

— Я отвезу нас на место, которое я выбрал, — говорю я ей. — А потом мы поменяемся и поработаем над твоим вождением.

Белла кивает, ее руки гладят мягкую кожу, когда она перебирается на пассажирское сиденье.

— Это прекрасно, — тихо говорит она. — Я чувствую себя избалованной, просто сидя в нем.

Я нажимаю на кнопку зажигания, и машина оживает.

— Я с удовольствием буду баловать тебя, пока ты здесь живешь, — говорю я ей, не успев додумать мысль до конца, и вижу, как ее рот подрагивает в уголках. За последние пятнадцать минут она улыбалась так часто, как, кажется, я никогда не видел, чтобы она улыбалась постоянно, и мое сердце замирает в груди, когда я завожу машину и выезжаю из гаража на солнечный свет.

Мне не следовало этого говорить. Наш разговор, легкое подшучивание, больше похож на беседу любовников, чем на разговор босса и его подчиненного, и я это знаю. И я не могу отрицать другую правду, которая смотрит мне прямо в лицо, причем уже несколько дней — если бы обстоятельства сложились иначе, мы были бы любовниками.

Это не так, напоминаю я себе, выезжая на дорогу и краем глаза наблюдая, как Белла счастливо вздыхает, ее руки все еще трутся о сиденье, когда она тянется вверх, чтобы включить радио. Обстоятельства не изменились. И я не могу позволить себе представить, что было бы, если бы это было так, потому что это не что иное, как билет в один конец к неприятностям для нас обоих.

К моему удивлению, она переключается с поп-музыки на что-то более народное.

— Мне это нравится, — говорит она, уловив выражение моего лица. — Клара больше любит Top-40. Мне всегда нравилось что-то более мягкое. Может быть, немного рока, в зависимости от дня.

Она снова удивляет меня. Она удивляет меня больше, чем кто-либо другой, но я не знаю, почему именно. В Белле нет ничего глупого или пошлого, и мне это нравится, в ней есть серьезность, которая, как я подозреваю, была у нее и до того, как ее жизнь приняла такой ужасный оборот. Жаль только, что это было перечеркнуто чем-то настолько ужасным. Жаль, что я не знал ее четыре месяца назад. Шесть месяцев назад. Хотел бы я знать ее до того, как Братва уничтожила ее дух и разрушила все надежды, которые она возлагала на свою жизнь. А их было не так уж и много, потому что отец не позволил ей ничего взрастить. Не нашел ей мужа, который позволил бы ей расцвести и жить собственной жизнью.

Я не могу дать ей то, что хочу. Но я полон решимости дать ей шанс получить то, чего она сама хочет.

Мы выезжаем на большую уединенную стоянку, звуки Lord Huron наполняют машину, и я ставлю ее на парковку, выключая радио, чтобы Белла могла слышать меня, не отвлекаясь.

— Ладно, давай поменяемся, — говорю я ей, отстегивая ремень безопасности, и вижу, как на ее лице мелькают нервные нотки.

— Хорошо. — Она тяжело сглатывает и выскальзывает из машины. Я вижу, как эта нервозность растет, когда она подходит к водительскому сиденью и нервно постукивает пальцами по бедрам. — А что, если у меня плохо получится? — Промурлыкала она, когда я сел рядом с ней, ее зубы тревожно сжались на нижней губе.

— У всех поначалу плохо получается. С практикой ты станешь лучше. — Я говорю это, не задумываясь, как и многое другое в ее окружении, и в тот момент, когда слова вырываются наружу, мне хочется взять их обратно. Ее голубые глаза встречаются с моими, дыхание внезапно сбивается, и я чувствую, как в воздухе сгущается напряжение.

Это была плохая идея. Мы наедине, на пустынной парковке, в моей машине, и десятки мыслей нахлынули на меня одновременно, ни одна из них не соответствует тому, что мы должны были здесь делать. Это все вещи, которым я мог бы научить ее, все вещи, которые я мог бы показать ей, все вещи, которые мы могли бы практиковать вместе… Мне приходится сдерживать поток мыслей, потому что Белла смотрит на меня широко раскрытыми глазами, ее зубы все еще покусывают нижнюю губу, и все мои фантазии о ее мягком рте грозят обрушиться на меня и разрушить мой самоконтроль.

Она не любит, когда к ней прикасаются. Я повторяю это снова и снова, чтобы напомнить себе, что если я не могу даже коснуться ее руки, то поцеловать ее так, как я хочу сейчас, просто невозможно. Если бы я потянулся к ней и прижался ртом к ее губам так, как я себе представляю, она бы не поцеловала меня в ответ. У нее начнется приступ паники, а этого никто из нас не хочет.

— Хорошо. Мы будем делать это медленно и аккуратно. Это автоматическая коробка передач, так что все, что тебе нужно сделать, это переключить ее на драйв. А потом просто надавить на газ. Понемногу…

Белла следует моим указаниям, кладет руки на руль, куда я указываю, переводит машину в режим «драйв» и тут же снова сжимает обе руки на руле. Я заставляю себя направлять ее со своей стороны машины, а не наклоняться, как мне хотелось бы, потому что сближение с ней не поможет никому из нас. Вместо этого я побуждаю ее нажать на газ, подавляя смех, когда машина дергается вперед, и она задыхается, тут же нажимая на тормоз достаточно сильно, чтобы мы оба отскочили назад.