Поместье начальника закромов Уаджа оказалось еще больше, чем у городского главы Маху. Оказавшись внутри высоченного в десять локтей забора, Гормери ужаснулся, поняв, что во-первых, прятать тут одну единственную девицу можно до конце ее дней, и, во-вторых, ему придется преодолеть весь путь от ворот до дома: через поля, сады и парки не в колеснице, а бегом на своих двоих. Он тут же проклял Анхатона, который мог бы его и предупредить.

— Эй, ты же любишь бегать по утрам! — подбодрил его карлик, — Это придает сил! Давай ка: раз-два, раз-два…

Надо ли говорить, что спустя час, когда они добрались под палящим солнцем до укрытого пышными садами особняка хозяина поместья, Гормери уже придумал пять раз по десять самых страшных казней для несносного карлика.

Писец из столицы готов был распластаться на плитах возле ступеней, ведущих в дом, когда Анхатон вылез из носилок и недовольно сморщил нос:

— Как же тут жарко! Не находишь?

Гормери только зарычал. Самое обидным было то, что в носильщиках он поддержки не нашел. Эти четверо словно и не бежали рядом с ним. Они взирали на своего господина с кротостью и обожанием.

— Ладною какой у нас план? — он решил не сводить счеты сейчас. Месть — стрела пущенная Хатхор. Рано или поздно она достигнет своей цели.

— План? — он удивленно сдвинул брови на манер древних пирамид. А потом еще и плечами передернул, — Посмотрим, как пойдет.

— Это вообще не план!

— Ой, не перебирай! Всегда можно договориться!

С этим карлик потопал вверх по ступенькам, ведущим к особняку, через каскады живописных прудиков, и цветущих кустарников. Сверху к нему, семеня, спешил хозяин поместья — сам господин Маху в наскоро нахлобученном парадном парике и навешанных на худую дряблую шею мощных золотых украшений.

— Как я рад! Как рад! Такая честь! — твердил он и кланялся.

Анхатон даже не постеснялся возложить ладонь на приклоненный лоб старца. Гормери мужественно вытерпел все эти церемонии. И только когда основные ее участники расселись на утопающих в мягких подушках скамьях в гостевой зале, спросил:

— Как долго вы намерены скрывать в своем поместье дочь ювелира Хепу?

Морщинистое лицо хозяина дома, господина Мерире моментально побагровело. В то же время глазки его забегали и заслезились. Человек не знал, как реагировать. Он не был готов к прямому разговору. В конце концов, он ведь государственный деятель, а в этих кругах подобное вообще выносилось за рамки приличия. Чиновники могли неделями вести споры ни о чем, потихоньку и коротко демонстрируя аргументы, облекая их в слои комплиментов и витиеватых фраз, словно укрывая нагое тело в пышные одеяния. Однако Гормери устал, был зол и торопился вернуться к прерванному расследованию. А потому решил не церемониться. Он не был уверен, что Мерире вообще причастен к исчезновению Неферет. Перепуганный писец Чаи мог любую чушь наплести Анхатону, лишь бы доказать свою лояльность. Однако сейчас, внимательно глядя на старика, Гормери все больше убеждался, что врал во всей этой истории вовсе не Чаи.

— Э… ну… помилуйте… — после внушительной паузы выдавил из себя хозяин поместья, — Я не понимаю…

Столичный гость бросил взгляд на спутника. Карлик старательно делал вид, что для него нет ничего важнее, чем поскрести пальцем макушку под париком. Гормери вздохнул, поняв, что от него поддержки не дождаться, и снова обратился к старику Мерире.

— Возможно вы не поняли, — строго проговорил он, — но с моим приездом в ваш город исчезновение горожанки Неферет, дочери ювелира Хепу, приобрело статус государственного расследования. Сам царь Неферхепрура Эхнатон, да будет он жив, здрав и невредим, выразил желание, чтобы я нашел эту девицу. Поэтому, чтобы вы не замышляли, теперь использовать ее в своих целях вы не сможете. Женится ли ваш внук на ней или нет, и сколько бы детей она от него не родила, у него не получится добиться при дворе ничего кроме кары за похищение девушки. Если сейчас вы откажитесь выдать ее добровольно, я заявлю в кебнет храма Атона в Ахетатоне, что она бесследно исчезла. После этого любой мужчина, кто скажет о том, что он женат на этой девице будет считаться преступником.

— Но с чего вы решили…

Гормери жестом прервал его, перейдя на слегка свистящий полушепот, который всегда устрашал любого его оппонента, какую бы должность тот ни занимал:

— Я еще не закончил, — он растянул губы в улыбке, которая должна была добить Мерире, показавшись тому зловещей, — Сейчас я останусь в вашем доме, а за маджоями отошлю носильщика. Они арестуют вас, вашу семью и всех, кто находится в поместье, включая рабов. После чего мы перетрясем тут все, а если не найдем девицу, то так же проверим все дома, принадлежащие вашей семье и всему вашему роду. Ваша должность и ваше богатство будут изъяты в пользу царя и храма. Именно так великий Неферхепрура Эхнатон поступает с предателями.

Гормери не сводил глаз с Мерире. А тот с каждым его словом съеживался, как будто он хлестал его пучком прутьев. Когда он замолчал, на начальника городских закромов жалко было смотреть. Губы его дрожали, дряблая кожа под подбородком тряслась, а из глаз катились слезы. Впрочем, он был уже довольно стар, и нервы у него оказались совсем не каменные. Писец кебнета в который раз пожалел жителей Уаджа. В трудные времена, когда городские закрома станут единственной возможностью выживания, их судьба будет зависеть вот от этого никчемного старикашки, который трясется перед малейшей опасностью. Как же он собирается противостоять эпидемии или голоду? Какой от него прок, если придет настоящая беда? Может на благо горожан стоит лишить его должности?

— Но мы ничего не сделали… — совсем неубедительно промямлил Мерире.

Гормери знал, что он уже подошел к той самой черте признания. И нужно лишь слегка подтолкнуть. Что он и сделал, немедля:

— Пока у вас еще есть возможность признаться. Если вы явите мне девицу сейчас, то я готов отыграть все назад. Вас не обвинят в преступлении, вы сохраните должность и состояние. Но время работает против вас. Вот ведь незадача. Как и всегда, да?

Он снова усмехнулся, слегка прищурившись. Старик нервно сглотнул.

— Но на долгие переговоры я не настроен. Я сосчитаю назад от трех, до одного. После того, как я произнесу все цифры, уговаривать меня станет бесполезнвм. Все будет так, как я недавно вам рассказал. Итак… три… два…

— Но… это все не так! — он всхлипнул, — Она же сама!

— Она сама что? — Гормери сдвинул брови, — Спряталась в вашем поместье? Почему?

Мерире энергично замотал головой, от чего его парадный парик опять перекосился, придав ему несколько залихватский вид.

— Она… ну… она влюблена в Рамосе. Они хотят быть вместе.

— Неужели? — Гормери усмехнулся, — Я бы хотел поговорить с Неферет. Пусть она сама мне об этом расскажет.

— Но… — старик тоже покосился на Анхатона, ища поддержки, однако тот был так поглощен почесыванием макушки под париком, что, казалось, напрочь забыл, что он в логове преступника.

Мерире сдался.

— Я спрошу, готова ли она вас принять, — тихо ответил он.

Сердце Гормери радостно затрепетало. Он и не надеялся, что дело окажется настолько простым. Однако отдавать только что обретенную власть над ситуацией он не собирался.

— Я сам у нее спрошу, — он поднялся, — И немедленно. Ведите меня к ней, господин Мерире.

Комната, в которой прятали Неферет располагалась в основном здании, по соседству со спальнями хозяев. Но в отличие от остальных, дверь снаружи была заперта на внушительный засов. Под суровым взглядом столичного дознавателя Мерире лично, пыхтя и потея, открыл ее.

Замерев на пороге, Гормери не смог сдержать вздоха восхищения: стены комнаты были разрисованы чудесными картинами на тему жизни в зарослях папируса. Птицы, бабочки, коты, — писцу показалось, что все это шевелится, щебечет, охотится и спасается. У него даже голова закружилась.