Однако разговор с Нешей напомнил ему о другой девице, которую он должен найти, чтобы расспросить, и о которой он позабыл в кутерьме последних двух дней.

— Эй! — он выглянул в коридор, но шлюхи уже и след простыл.

Он вздохнул. Вернулся в комнату. Зашел в купальню, с тоской посмотрел на огромную ванну по размерам сопоставимую с небольшим прудиком, вздохнул. Искупаться ему очень хотелось, но страх попасть из воды прямо в Дуат, как это случилось в прошлый раз, взял верх. Поэтому, скинув рубаху, он лишь поплескал водой на лицо и грудь, после чего вытерся полотенцем. Сменив одежду, спустился вниз. Посетителей в столь ранний час еще не было, девицы отдыхали после бурной ночи. Настоятельницу этого притона, госпожу Хеси он нашел в общей столовой, где в лучшие часы собираются все девицы, но сейчас пили сок из высоких тонкостенных каменных стаканов только она и какая-то совсем древняя старушка в расшитом васильками чепце.

— Где Анхатон?

Обе дамы воззрились на него с недоумением. Гормери вздохнул, что не сделаешь, ради следствия, и произнес, выплевывая слова, словно они были ядовитыми:

— Бэс ваш где?

— Спит в своей комнате. И просил не беспокоить.

— Покажи его комнату.

— Он велел…

— Разве он не приказал слушать меня во всем?

Хозяйка Дома Наслаждений округлила глаза. Однако решительный тон писца ее напугал. Спорить она не посмела, предоставив это неблагодарное занятие своему хозяину. Поэтому с покорностью поднялась и проводила его в другую часть дома. Покои Анхотепа располагались на первом этаже в конце длинного коридора. Постучав в резную и разукрашенную дверь, Хеси замерла. Послушав тишину, Гормери уточнил:

— Он же не спит?

Настоятельница красноречиво пожала плечами.

— В таком случае, ему придется проснуться, — он толкнул дверь.

И замер на пороге…

Карлик не спал. И был чрезвычайно занят с двумя голыми девицами. В этом сплетении тел Гормери лишь разглядел причину их молчания — у всех рты были заняты.

Писец попятился. Не то, чтобы он был слишком консервативным в плотских утехах. Но вот это считал откровенным перебором. Стало нестерпимо жарко. Еще жарче, чем до того. Хотя уж куда, казалось бы, когда на дворе почти полдень.

— Чччч… пр… — попытался он, но слова ему не дались. Ни одно из возможных. Он вытер взмокший лоб.

— Что доложить господину Бэсу, когда он закончит благословление? — по-деловому уточнила начальница заведения.

— Б-благословление? — наконец, выдавил из себя Гормери, — Вот как это называется?

— А как же еще⁈ — кажется, Хеси изумилась вполне искренно.

— Ну… — он махнул рукой и пошел прочь.

— Так что доложить? — она побежала следом.

Он резко развернулся:

— Где остановилась свита Анхатона? Все его танцовщицы и музыканты?

— Так недалеко отсюда. За вторыми воротами храма богини Мут.

Гормери даже не возмутился. В этом проклятом городе все еще существовали храмы другим богам: Мут, Амону, Хатхор, — кому угодно, включая давно почивших царей. И это после 15 лет реформ царя Неферхепрура Эхнатона! У писца уже не осталось сил каждый раз реагировать на упоминание того или иного бога с его многочисленной свитой жрецов и почитателей. На всех их здоровья не хватит. Поэтому он лишь внимательно выслушал, как добраться до стоянки свиты Анхатона.

Как он будет искать гадалку, о которой имеет лишь смутные воспоминания, а на корабле даже имени ее выяснить не удалось, он ответить так и не смог. Пришел к соглашению, что схватит ту, которая покажется ему более напуганной. Беспроигрышный прием. Если ей окажется не та самая гадалка, то она совершенно точно укажет на ту самую. Знает она или боится больше остальных — результат один, проболтается.

Творческая свита Анхатона раскинула за забором храма богини Мут большой палаточный городок. Цветастые шатры, хоть и казалось, что стояли хаотично, имели порядок. И за пару дней оседлой жизни каждое хозяйство успело обрасти кухней под навесом, жаровней на воздухе, умывальней и каким-никаким скотным двором. Поэтому меж шатров бродили утки, гуси, козы, ослы и вездесущие кошки.

— А ну иди сюда! — Гормери схватил за руку девицу, которая стремительнее остальных попыталась от него ускользнуть.

— Господин хочет получить предсказание? — испуганно пролепетала та.

Он притянул ее к себе и шепнул в ухо со всей страстностью:

— Я знаю, вы все как одна. Поэтому, если не укажешь на ту, которая гадала мне на лодке, спрошу с тебя.

— Что вы, господин! — черты ее лица исказились, будто на нее неожиданно водой брызнули, — Я и не знаю ничего!

— Не верю! — жестко ответил писец.

Спустя пару минут он уже сидел в центре шатра той самой гадалки. Хотя она изо всех сил делала вид, что он ошибся.

— Рассказывай, — потребовал Гормери, — Кто тебя надоумил подшутить надо мной?

— Я предсказываю судьбу, господин. Какие уж тут шутки.

— Тогда давай, раскинь кости. Предскажи судьбу… свою!

И он посмотрел на нее тем самым прямым взглядом, который должен пробирать до костей. Что ж, среди многих умений, судебный дознаватель должен обладать и этим. Гадалка сглотнула и ожидаемо затряслась всем телом, позвякивая браслетами.

— Так что? — он сел напротив нее, подобрав под себя ноги.

— Господин! — глаза женщины округлились, — Разве вы не знаете, что нам запрещено гадать для себя!

— Тогда дай мне свой мешочек, я раскину для тебя.

— Но вы ведь не гадалка!

— Я тот, кто может определить твою судьбу куда лучше камешков с нелепыми каракулями. Пять лет на каменоломнях Куша. Как тебе будущее?

— Господин⁈ — ее глаза наполнились слезами. Быстро, как у искусной актрисы.

— Шесть!

— Но я ничего не знаю, правда!

— Может повысим ставки? Десять лет, это не слишком заманчивое предложение? Полагаешь, надо увеличить?

— Нет! — она порывистым взмахом высыпала содержимое маленького расшитого разноцветными нитками белого мешочка на циновку между ними и пояснила уже более спокойно, — Вот все что у меня есть. Эти кости я раскинула и тогда на лодке. Но клянусь жизнью своего сына знака лунного серпа под солнечным диском раньше я не видела.

— Ну, конечно! — не поверил Гомери.

— Зачем мне врать? Я даже не знаю, что он означает!

Она перевернула каждый камешек, чтобы писец рассмотрел рисунки. Знака Хонсу среди них он не нашел.

— Ладно. Проведем эксперимент. Раскинь для меня кости.

Она кивнула и послушно проделала обряд гадания со всеми необходимыми атрибутами. Забубнила на непонятном, глаза закрыла, потрясла мешочком и высыпала его содержимое на циновку.

Гормери следил за ней очень внимательно и подвоха не обнаружил.

— Вот, — она подгребла к себе три камешка, выпавшие вверх начерченными на них знаками, — Вам предстоят испытания.

— Неужели? — усмехнулся писец. Эта нехитрая уловка ему известна еще с Ахетатона. Все гадалки так говорят. Но испытания той или иной степени тяжести непременно случатся с любым человеком. Это ведь и называется жизнь.

— А тут… — она подцепила двумя пальцами четвертый камешек, и положила его поверх остальных, — Тут сильное чувство. Любовь. Но вы настолько разные, что это чувство скорее разрушит вас обоих, чем соединит.

— О чем это ты?

Она выдержала его требовательный взгляд и тихо ответила:

— Не знаю. Знаки выпали так, что я могу только предостеречь вас от дурной любви.

Дурная любовь! Не гадалка, а ходячий набор банальностей. Любая любовь дурная, кто этого не знает? Гормери даже за свой недолгий век уже успел уяснить эту науку. В десять он впервые влюбился в соседскую девчонку, и был поколочен другим соседом — парнем рослым и плечистым, на два года его старше. Который, как оказалось, тоже претендовал на расположение симпатичной соседки. Так что от первой любви у него остались расквашенный нос и огромный синяк на правых ребрах. А коварная девчонка сказала обоим, что они дураки, и пошла играть с сыном жреца с соседней улицы. А потом, спустя пять лет еще и замуж за него вышла. С тех пор у Гормери что ни роман, то сплошная глупость. И последняя его возлюбленная Небет скоро станет проблемой, а не радостью. Уж больно властно она на него поглядывает. От таких женских взглядов жди беды. Но гадалка, если ей верить, имела в виду вовсе не Небет, а какую-то другую любовь. Будущую.