— Нас? И что мы делали?

Она вздохнула. Потом тихо ответила:

— Разве ты сам не помнишь? Вы целовались.

— Что⁈ Я целовался с Хорит⁈

— Если женщину в красном зовут Хорит, то да. Именно с ней ты это делал. Ко взаимному удовольствию, как мне показалось.

В сердце его словно дыра образовалась, куда стремительно утекал поток мыслей. Он уже ничего не понимал и ничего не мог связать хоть в какое-то внятное объяснение. Вместо этого предпочел спросить:

— Ладно, а дальше, что было?

— Я подумала, что ждать тебя уже не имеет смысла и развернулась, чтобы уйти. Ты ведь понимаешь, отец с дедом с меня кожу снимут, если я не вернусь к ужину. Ну… в общем-то теперь бы к завтраку успеть, хотя мне это уже не поможет. Одним словом, я решила вас оставить, но тут та дама меня окликнула и попросила вытащить тебя из храма.

— Хорит тебя попросила?

— Она подумала, что я одна из них. Сказала, чтобы я вытащила тебя и положила возле реки.

— Спасибо, хоть в реку не попросила скинуть.

— Ну… она не исключила такой вариант. Потребовала дотащить тебя туда, куда смогу. Так что я проявила к тебе благосклонность.

— Как выглядела Хорит? Здоровой?

— Я бы так не сказала. Ее качало из стороны в сторону, голос хрипел и губы… такие же как у тебя, жуткие, почерневшие с глубокими трещинами.

— У меня такие губы? — он содрогнулся.

— У тебя немного лучше.

— Где она теперь?

— Не знаю. Помогать она мне не стала. Так что весь путь назад, я тащила тебя в одиночку. А у нее нашлись дела поинтереснее.

— Как же ты справилась? — писец вспомнил крутые скользкие ступеньки и представил как хрупкая девчонка тянет по ним вверх парня, который тяжелее ее если не вдвое, то уж точно на одну треть.

Ее темный силуэт горделиво вскинул подбородок.

— Не зря же я бегаю и занимаюсь упражнениями для укрепления тела.

— Завтра покажешь какими, — Гормери подумал, что такие упражнения и ему бы знать не помешало.

Однажды, будучи еще самонадеянным школяром, Гормери перебрал шедеха на дружеской попойке. Что с ним происходило после третьего сосуда крепкого напитка, который они пустили по кругу, он, к счастью, уже никогда не вспомнит. Но вот хмурое утро пробуждения выкинуть из памяти сердца он был не в состоянии. Тогда, нависая над медным тазом, молясь Атону, чтобы Ба его не вылетела вместе с бурными извержениями, трясясь в лихорадке и покрываясь липким потом, он поклялся, что больше никогда не посмеет злоупотреблять алкоголем. И честно выполнял обещание уже несколько лет. Но разве мог он предположить, что подобные симптомы случатся и после поцелуя с женщиной? Нет, если бы ему довелось по какой-то причине лобызать, скажем, змею или крысу, то такая реакция тела была хотя бы объяснима. Но Тамит уверяла, что застала его в поцелуе с Хорит, дамой, может быть, и не слишком благонравной с точки зрения храма Атона, но все же приятной во всем остальном. Хотя может быть его несчастное сердце взбунтовалось, что он поддался обольщению женщины-старовера? В конце концов, это объяснимо. Ведь он судебный дознаватель храма. Да и с какой стати он вообще полез с поцелуями к Хорит? Ведь ничего к тому не располагало. Только видения… Но видения это из области потустороннего. Это как сны или припадки, с этим нужно к целителю идти. Что он и сделает, едва вернется домой. А пока придется мириться, что то ли он жары, то ли от перемены обстановки, но он то и дело впадает в странное состояние, когда ему кажется, что им пытается овладеть демон Дуата. Кому рассказать… нет уж лучше никому не рассказывать. С такими побочными эффектами можно запросто лишиться нынешней должности. А о продвижении вверх и вовсе придется забыть.

Однако с этим он разберется потом. Сейчас же нужно немедленно привести себя в нормальное состояние. Он решительно поднялся на локти, но тут же со стоном упал назад на кровать.

— Перестань хихикать, Ипет, — строго одернула молоденькую служанку дородная кухарка Сенеб, — Оботри господину лоб полотенцем.

Он закрыл глаза, решив принять заботу как наказание за вчерашнее. Хотя в чем он виноват, он, пожалуй, и не мог точно объяснить. Смех девчонки долбил его по вискам как навязчивый серебряный колокольчик. А лица его касалась прохлада мягкой ткани, смоченной в лавандовой воде.

— Что господин пожелает на завтрак? О, Атон! Что с вашими губами! Ипет! Хватит хохотать непристойной ослицей.

Гормери тоже никак не мог понять, что вызывает в придурковатой девчонке с толстыми короткими косичками такой безудержный смех. Просто остановиться не может.

— Ипет, принеси лечебную мазь из кладовой. Ту самую от ожогов в желтом сосуде.

Когда девчонка убежала, оставляя за собой шлейф переливчатых смешков, кухарка подошла еще ближе и тихо проговорила:

— Не сердитесь на нее, господин песец. Вообще она девушка скромная, воспитанная. Но как вас увидела, ее как будто подменили. Смеется без остановки.

— Я выгляжу забавным?

— Ну что вы! Конечно же нет! — щеки Сенеб покраснели, — Наоборот. Вы сильный, уверенный, красивый. И при том молодой. Она таких и не видела. Думаю, вы ей нравитесь.

Гормери вздохнул. Ко всем прочим его проблемам ему только дурной влюбленной служанки не хватает.

— Она не доставит вам неприятностей! — горячо заверила его кухарка.

— Сомневаюсь.

— Я прослежу.

— Надеюсь на вас.

— Ничего себе! Ты что поцеловался с факелом?

Столичный дознаватель с большим трудом сохранил утреннюю сдержанность на лице. В самом деле, не дом, а рыночный балаган, куда заходит любой, кому вздумается. И почему он понадеялся, что собственное расследование займет царского карлика на все время их пребывания в Уадже?

— Откуда ты узнал, где я остановился?

Вместо ответа Анхатон плюхнулся на кровать рядом с ним. Разглядел его внимательно, хмыкнул что-то про себя. Гормери выдержал все это, так как по опыту знал, спорить бесполезно. Он все равно не уйдет, пока не добьется того, за чем пришел.

— Вообще-то я по делу. Тебе интересному! Похоже, я нашел следы пропавшей дочки ювелира.

— Где? — дознаватель резко сел на кровати, и голова его снова пошла кругом.

— Спокойно, — карлик пощелкал пухлыми пальцами, привлекая внимание кухарки, — Собери ка нам завтрак, да посытнее.

При слове «завтрак» Гормери испытал неприятные ощущения. Но Анхатон похлопал его по плечу:

— Тебе нужно поесть. Просто поверь, будет лучше.

— Не смогу, даже если бы и хотел, — он потрогал языком губы и, ощутив вместо них сущие корки, поморщился.

— Сейчас станет легче, господин. Мазь-то по истине магическая, — кухарка зачерпнула пухлым пальцем из небольшого сосуда что-то похожее на мягкую вонючую глину. И прежде чем писец успел отстраниться, ляпнула ему эту дрянь на губы. Немного попало на язык, что заставило Гормери содрогнуться. На вкус средство оказалось ничуть не лучше, чем на вид и на запах.

— А теперь подай нам завтрак на свежем воздухе, — заявил Анхатон.

Столичный гость с запечатанным глиной ртом вознамерился было обругать его хотя бы взглядом, но тот соскочил с дивана и потопал к выходу на веранду. Там уже суетилась Ипет, расставляя тарелки с аппетитно пахнущими еще теплыми булочками, плошку со свежевзбитым маслом, крынки с медом и вареньем и прочие сладкие угощения, которые принято есть утром. При появлении карлика она быстро опустилась на колени и склонила головку, а тот по-отечески погладил ее по волосам. И было в этом жесте столько странной нежности, что Гормери не мгновение показалось, что между этими двумя существует что-то большее, чем обычное почтение и покровительство.

Впрочем, писец ту же улыбнулся своим подозрениям. Служанка, как и все в этом городе, считает Анхатона воплощением бога Бэса. Девушка уже поднялась и убежала. Молодой дознаватель подождал, пока девушка убежит и только после этого Писец вышел на веранду, вдохнул ароматы, поднимающиеся от стола, и неожиданно ощутил приступ голода.