Не помнит былого никто. Добра за добро не дождешься.

Кому мне открыться сегодня?

В сердцах воцарилась корысть. Что толку — искать в них опоры?

Кому мне открыться сегодня?

Нет справедливых, земля отдана криводушным.

Это сокращенная часть древнеегипетского текста «Беседа разочарованного со своим Ба», который относят примерно к 21-му веку до нашей эры. Что совпадает с первым переходным периодом, когда страну сотрясали экономический и политический кризисы, серия бунтов, вследствие которых блуждающие по стране банды разграбляли города живых и усыпальницы мертвых. Именно в этот период в результате таких разграблений тексты, начерченные на внутренних стенах древних пирамид, стали достоянием общественности.

Перевод Марии Эндель.

К концу этой сложной и грустной песни Гормери едва дышал. Восхищение сражалось с возмущением. Прекрасный голос исполнительницы блуждал по причудливо изогнутым линиям мелодии, то чуть хрипловато опускаясь к земле, то взлетая ввысь подобно большой и мощной птице. Но от чего такой печальный текст в их прекрасное и светлое время? Когда все ясно и каждый день в радость. Или он не понимает эту жизнь? Смотрит на нее, сидя на своем стуле, не замечая чужих страданий?

Задумавшись, он едва не пропустил предводительницу в красном. Она проскользнула мимо едва слышно, оставив за собой шлейф утонченного аромата. Роза, пряные травы, обязательная в таких случаях нотка мандрагоры. Запах пьянил. Перед его глазами на мгновение пол смешался с потолком. Но стиснув кулаки, Гормери двинулся следом. Он должен догнать ее. Должен добиться ответов на свои вопросы. Иначе он еще один день провел впустую в этом странном городе. Странном и грустном городе. Почему-то ему показалось, что пела женщина именно о том, что чувствуют жители Уаджа. Жители бывшей столицы, которых выкинули из будущего в прошлое. И они бродят тут как неприкаянные души по Дуату. Те, которые затерялись в тенях и не смогли найти дорогу в зал суда Осара.

Фигурка в красном уже скрылась за колонной. Гормери побежал. Пока она не подозревает, что за ней погоня, а потому беспечно и расслабленно идет по коридору. Он должен нагнать ее пока она одна. Обогнув ту же колонну, он очутился в длинном проходе между таких же толстых старых колонн, расписанных непонятными сценами из старинных преданий. Колонн было так много, что ему показалось, будто они перенеслись в лес с исполинскими деревьями.

Услыхав шаги позади, фигурка обернулась, и в позе ее он тут же уловил напряжение. Женщина почувствовала опасность. Она неловко взмахнула рукой в отрицательном жесте, но поняв, что это его не остановило, развернулась и побежала. Однако силы их были не равны. К тому же ей мешали и длинный плащ, и платье под ним. Он быстро нагнал ее. Схватил за плечи, резко развернул к себе. Сердце неистово колотилось о ребра. Она попыталась вырваться, но он удержал, скинул с нее капюшон, удивляясь, почему она не кричит. Любой нормальный человек, поняв, что в его доме злоумышленник, в первую очередь поднимет шум, попытается позвать на помощь. У нее же тут сотни сторонников! Но она не проронила ни звука.

— Вы⁈ — вырвалось у него, когда он увидел знакомое лицо. И только теперь понял, что не удивился. Еще раньше он узнал ее прекрасный голос. Тот, который поразил его вчера. Он сжимал в объятиях прекрасную вдову Хорит.

— Что вы… — начал он, но она его перебила шёпотом, в котором сквозили и страх, и мольба.

— Пожалуйста, тише! Пожалуйста.

Он послушно сомкнул губы и сдвинул брови, приготовившись услышать объяснения. Вместо них, она схватила его за руку и потащила в сторону, в проход между колоннами. Он не сопротивлялся, решив, что на своей территории она лучше знает, как поступить. Когда колонны, наконец, закончились, она упала спиной на стену, а он, едва не налетев на нее, замер в одном локте, упершись рукой в древнего нарисованного бога. Она тяжело дышала, грудь ее соблазнительно вздымалась под легкой тканью, аромат ее духов пьянил и будоражил, и любой другой мужчина на его месте наверняка напрочь забыл бы о том, зачем он тут на самом деле, и впился бы поцелуем в ее пухлые, слегка приоткрытые губы.

Но Гормери этого совсем не хотелось. Как раз наоборот, его это откроенное соблазнение не завело, а разозлило.

— Я все еще жду объяснений, — прорычал он.

Она, кажется, удивилась, забегала глазками, опять прошептала:

— Тише, прошу!

— А то что⁈ Разве не мне стоит опасаться ваших сторонников?

Но он уже понял, что она этих своих сторонников опасается ничуть не меньше, если не больше его самого. Уж слишком напуганной она выглядела.

— Ты не понимаешь! Ты все испортил!

— Дорогая, Хорит, — он растянул губы в ухмылке, — Я судебный дознаватель кебнета храма Атона. Портить жизнь староверам моя работа.

— Нет, — ее голос дрогнул, — Сейчас все иначе. Ты не понимаешь!

Легкое раздражение сгустилось, превратившись в злость. Он сжал пальцы в кулаки. Сильные эмоции мешают думать и уж тем более вести допрос. Он должен оставаться спокойным. Усилием воли он охладил сердце. Заставил его биться ровно.

— Мне нужны ответы, если не хотите понести наказание за создание тайной организации против храма и привлечения в нее молодежи. Кто кроме вас входит в верхушку? И чем вы тут на самом деле занимаетесь?

Она вскинула подбородок, посмотрела ему в глаза. Нет, страх из них не исчез. Но теперь они горели лихорадкой гордыни. Напускной. Она заставляла себя сопротивляться, хотя всем своим существом стремилась раскрыться перед ним и, возможно, даже попросить защиты.

— Думаешь, я тебя боюсь? Тебя и твоих смешных угроз?

— Думаю, вы боитесь не меня. И вы очень хотите мне рассказать, что вас действительно пугает, госпожа Хорит. Иначе мы не стояли бы тут, не так ли?

Он видел, что виски ее, изящный изгиб над верхней губой и ложбинка между ключицами, — все в мелких бисеринках пота. Она закрыла глаза, пытаясь совладать с чувствами. Прошептала еле слышно:

— Зачем ты только пришел сюда! Он убьет и тебя, и меня!

— Кто он⁈ — он сжал ее плечи, — Я не смогу защитить вас, если не буду знать от кого!

Она распахнула веки. Их взгляды встретились.

— Защитить? Ты, мальчик, думаешь, что сможешь противостоять ему⁈

— Почему бы и нет⁈ — он пожал плечами, однако по ее потемневшему взгляду и дрогнувшим вниз уголкам губ тут же понял, что выглядит в ее глазах самонадеянным болваном. Но в самом деле, кто же тот, кого она так боится?

— Не здесь, — плечи ее поникли, словно она сдалась и уже готова к сотрудничеству, — Приходи ко мне завтра. Мы мило беседовали на приеме у Маху, так что твой визит покажется логичным.

— С чего бы мне вам верить? А вдруг вы сбежите?

— Куда? — ее губы тронула легкая усмешка.

Но он ей не поверил.

— Куда вы все исчезаете. Дочка ювелира, писец Менну, с десяток юных горожанок, — и это еще не полный список.

— Нет…– она отрицательно мотнула головой, — Если ты не наделаешь глупостей, я приму тебя завтра живой и невредимой…

Глаза ее лишь на мгновение расширились от испуга. Но Гормери уже понял, Хорит допустила ошибку. Она проговорилась.

— Они все мертвы? — он уперся в нее требовательным взглядом, которые многие даже из числа его коллег называли неприятным.

— Я этого не говорила!

— Нет, уважаемая Хорит, именно это вы и сказали. Так они убиты? Кто их убил?

Она прикрыла рот рукой, попыталась отвернуться. Но он схватил ее за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза.

— Пожалуйста, — прошептали ее губы.

— Кто убийца, Хорит?

— Не надо…

Свободной рукой он схватил ее за плечо и легонько тряхнул, сверля глазами:

— Я жду!

— Я… я не знаю…

Это была ложь. Она прекрасно знала, что убийства происходят, и знала, кто за ними стоит. Иначе ее не трясло бы сейчас как в лихорадке. И губы ее пухлые не дрожали бы, а глаза не наполнились бы слезами.