Кажется, у меня вот-вот взорвется голова.
Захожу в кабину лифта и пытаюсь совладать с лицом. Глория уже дома, и надо сделать вид, что я со всем более-менее справляюсь.
Открываю дверь и вижу, что в квартире у окна стоит Дэнни и смотрит на залив.
Конечно же, это не Дэнни.
Это его младший брат Майк, но у меня все равно на миг замирает сердце.
На краткий миг.
Дэнни с братом одинакового роста и телосложения, они удивительно похожи. Да и разница в возрасте у них всего пара лет. Впрочем, сходство ограничивается лишь внешностью.
«Я знал, что рано или поздно Майк непременно окажется в армии», — сказал как-то раз Дэнни.
«Почему?» — полюбопытствовала я.
«Потому что он сумасшедший ублюдок», — ответил Дэнни.
Когда я познакомилась с Майком, он чуть остепенился и стал уже не тот, что в годы буйной юности. Когда он приехал к нам на свадьбу, ему шел тридцатый год, а выглядел он лет на десять старше. Это красноречиво свидетельствовало о дисциплине, царившей на его базе, и каждодневном страхе за свою жизнь.
Глория видит, как я застываю в дверях. Проходит секунда, другая. За это время Майк успевает повернуть голову, и мое сердце снова начинает биться более-менее ровно. Глория кидается ко мне. Она поняла, что сейчас творится у меня в голове.
— Майку дали отпуск, — говорит свекровь, забирая корзинку и сумки.
Майк еще некоторое время смотрит в окно, а потом направляется ко мне и заключает в объятия.
— Нет слов, — говорит он, размыкая их.
Я вздыхаю. Лучше и не скажешь.
Таня, взявшая на себя на время моей отлучки роль хозяйки, в присутствии гостей немного робеет.
Глории не сидится на месте. Она ходит по комнате, дотрагивается до вещей.
Свекровь не знает, что при жизни Дэнни квартира выглядела иначе. Таня сегодня утром заскочила в магазин, и теперь стулья укрыты накидками и украшены подушечками, которые даже я вижу в первый раз. На кухонном столе рядком выстроились свечи в стеклянных банках. У окна стоит здоровенная ваза со свежими цветами, практически полностью закрывая выход на балкон.
Теперь квартира выглядит так, словно я тут жила одна, а не с мужчиной, который полагал, что маленькие подушечки на стульях только мешают, а дорогущие ароматные свечи вполне можно заменить освежителем воздуха.
Мне хочется сказать, что Дэнни никогда в жизни не прикасался к накидкам на стульях и не вставал ногами на коврик у дверей, на котором сейчас стою я. Но какой в этом смысл? Если Глория считает иначе, не буду развеивать ее иллюзий.
— Можешь забрать все, что хочешь, — говорю я Глории.
Она грустно качает головой.
— Это все твое. У меня — то, что осталось от детства Дэнни. У тебя — то, что от взрослой жизни.
Я даю себе обещание, что с пустыми руками она отсюда не уйдет и что-нибудь возьмет на память о Дэнни. Хотя бы футболку, хотя бы что-нибудь, что еще хранит на себе его запах. Нет, конечно, речь не о той футболке, которую я со вторника каждый вечер надеваю на себя перед сном. Майк по-прежнему стоит, но он все же не ходит по комнате и не дотрагивается до тех предметов, которых, с его точки зрения, мог касаться Дэнни незадолго перед смертью.
Он явно чувствует тут себя не в своей тарелке, причем до такой степени, словно у него вот-вот начнется аллергия на мою квартиру.
Я смотрю на Таню, которая замечает мой взгляд украдкой на Майка и кивает.
Мы всегда более-менее умели читать мысли друг друга.
— Ужин будет где-то через полчасика. Майк, ты не хочешь пройтись? — предлагает она.
— Я покажу тебе окрестности, — говорю я.
Глория одобрительно кивает. Сейчас ее внимание занято узеньким книжным стеллажом, который так любил Дэнни. Полки забиты томиками Билла Брайсона[16]. Не успев провести дома даже нескольких минут, я снова оказываюсь на улице, а рядом со мной идет брат Дэнни.
— Надеюсь, под словами «покажу тебе окрестности» ты имела в виду, что отведешь меня в ближайший бар, — говорит он.
Я улыбаюсь.
Дэнни рассказывал, что в былые годы Майк не просыхал. Напившись какой-нибудь дешевой дряни, он принимался творить всякие непотребства. С возрастом Майк стал пить гораздо меньше, но родня все равно не спускала с него глаз, опасаясь, что он станет запойным пьяницей. За бутылку Райан-младший брался, когда становилось паршиво на душе.
Через пять минут мы уже в баре «У Макналли». Бад обслуживает большую шумную компанию на задах, и потому у меня нет возможности расспросить его о Кайле Хоули. Да и вряд ли стоит лезть с расспросами сейчас, когда я с Майком. Мне остается лишь догадываться, как отреагирует брат Дэнни, если узнает, что за мной следит какой-то донельзя странный незнакомец.
— Два «Виски сауэр»[17],— говорю я официантке.
— Наконец-то виски, — кидает Майк, отодвигает для меня барный стул, после чего садится сам. — Ты в курсе, что всю командировку мне приходилось пить только пиво, слабенькое, словно моча?
— А у вас в Сирии разве есть бары?
У Майка почти получается выдавить из себя улыбку. Мы оба изо всех сил пытаемся общаться как ни в чем не бывало.
— Свободное время мы проводим на базе, — отвечает он. — У нас все привозное.
— Думаю, у вас там по вечерам в воскресенье совсем как в «Хутерс»[18],— говорю я.
— Ага. Вот только вместо девочек у нас там верблюдицы.
Майк вроде бы говорит шутливым тоном, но по его голосу я понимаю: в Сирии он навидался такого, о чем не расскажет никому.
— Слушай, сестренка, зачем он это с собой сотворил? — спрашивает Майк.
Он называет меня сестренкой с тех пор, как мы с Дэнни обручились, и мне всякий раз от этого внутри становится тепло-тепло. Наверное, потому, что у меня братьев не было — одни сестры.
Я пожимаю плечами. Спроси меня об этом хоть сотню раз кряду, у меня от этого ответа не появится.
— Я тут выяснила, что он ходил к психиатру, — вздыхаю я.
Майк хмурится.
— Не знал об этом.
Беру свой «Виски сауэр», делаю глоток. Лимон бьет в ноздри, на глаза наворачиваются слезы. Пусть все думают, что это от коктейля.
— Ты же понимаешь: он никого не любил так, как тебя, — говорит Майк.
— И при этом так со мной поступил? — горько усмехаюсь я.
Майк качает головой.
— Нет, правда, — с напором произносит он, — даже если сравнить отношение к тебе и к его бывшей. Вообще земля и небо.
— Неудачный пример, — хмыкаю я. — Особенно принимая во внимание тот факт, что у Дэнни до меня ни с кем длительных отношений не было. Да и с бывшими он расставался куда менее экстравагантным способом, чем со мной.
Майк странно на меня смотрит. Он машет рукой официантке, знаком показывая принести еще два «Виски сауэр». Когда он поднимает руку, чтобы привлечь ее внимание, я замечаю на внутренней стороне татуировку.
— Армейская?
— Очень часто нам нечем заняться.
— Да, у вас там скука смертная.
— Меня переводят. Куда — еще сам не знаю, — поясняет Майк. — Волг захотелось сделать на память. Трамп выводит войска. Знаешь, народ его ненавидят, но при нем мы воюем меньше, чем при Обаме.
Майк любит ляпнуть такое, что ошарашит любого. Хоть что-то остается неизменным, и это приятно.
Округ Суффолк на предыдущих выборах прокатил демократов, и Дэнни говорил, что подумывает переехать в какое-нибудь другое место.
У меня в желудке плещется виски и под воздействием алкоголя в памяти всплывают вчерашние слова Бена.
— Майк, Дэнни когда-нибудь… — Черт, да как же сформулировать этот вопрос? — Как думаешь, Дэнни мог со временем измениться? Ну, из-за своей работы. Стать не совсем таким, каким был раньше?
Опять этот странный взгляд.
— Чего? — переспрашивает Майк.
Я чертыхаюсь под нос, силюсь подобрать правильные слова, а ведь это не очень просто, когда сама не веришь в то, о чем спрашиваешь.