— За время своей службы ты насмотришься на самые разные паскудства, — сказал Эллис. — Но при этом после окончания рабочего дня ты как ни в чем не бывало должен вернуться домой, сесть с семьей ужинать, разговаривать с родными о всяких пустяках, смотреть кино. Вести себя совершенно обычно. Только так можно остаться нормальным.

Вести себя совершенно обычно.

Я прокручиваю в голове совет Эллиса, пока заселяюсь в возмутительно дорогой отель в Пачоге. Там остался один-единственный незанятый номер, и мне еще повезло, что его удалось отхватить. Туристический сезон, ничего не поделаешь.

По пути к гостинице воспоминаю — и гоню прочь эти воспоминания, — как мы в прошлом месяце проезжали мимо и Дэнни сказал, что, может, сделает мне подарок и снимет тут номер на мой день рождения.

У меня день рождения в августе.

Интересно, в тот момент он уже собирался покончить с собой?

Номер просторный, двухкомнатный, на каждой из подушек по шоколадке в форме розы, на столе бутылки с водой и корзина фруктов — подарок от отеля, а на огромном плоском телевизионном экране, когда я вхожу, вспыхивает надпись: «Добро пожаловать, Эрин!»

Я сажусь на пол у изножья кровати, беру в руки телефон и набираю номер.

Выдавив из себя в трубку ужасные слова, несущие горе и потрясение как родственникам Дэнни, так и моим родным, я залезаю на широченную кровать и сворачиваюсь калачиком. На мне все еще футболка покойного мужа.

Закрываю глаза и вижу его лицо.

Выражение его лица.

Он не то чтобы хочет попросить прощения или испытывает чувство вины.

Когда Дэнни направился к балкону, он выглядел словно человек, совершивший нечто дурное, очень-очень дурное.

Но из-за чего мой муж мог испытывать настолько сильное чувство вины?

Декабрь 2016

Прошлым вечером часов в десять компания в общаге прошла ту самую точку, когда Элли могла утащить в укромное местечко несколько бочонков, которые еще не успели открыть, и оставить их на следующий раз.

Прошли и прошли, вернуться к той точке уже не представлялось возможным. Именно Элли распечатала последний бочонок и огласила правила очередной игры, которая должна была показать, кто из выпивох самый крепкий. В этой игре Элли собиралась взять верх.

Что ж, по крайней мере у нее хватило мозгов первым делом отобрать у всех телефоны.

Когда Элли устраивала вечеринки в общаге, у нее имелось одно простое правило: никаких дурацких фоток по пьяни, которые сдуру можно выложить в социальные сети — стыда потом не оберешься.

У куратора в Гарварде имелось несколько очень серьезных и ответственных обязанностей.

Кураторы должны были помогать студентам освоиться в университете и помогать им советом в учебе, в житейских неурядицах, наставлять их на путь истинный, следить за соблюдением правил внутреннего распорядка, ну и, само собой, за дисциплиной.

С парнями кураторам было гораздо тяжелее. Ребята, приезжая в университет, рассчитывали на вольную жизнь и не желали мириться с тем, что их свободу станут ограничивать. С девушками все оказывалось гораздо проще — достаточно было следить за тем, чтоб они не попали в беду и не забывали об учебе.

Куратор — работа тяжелая, особенно если сам почти наравне со студентами грызешь гранит науки. И не только, словно цербер, заставляешь их учиться, но и помогаешь отдыхать и развлекаться. Коньком Элли были общажные тусовки. Положа руку на сердце, надо сказать, что они приобрели бешенную популярность, и Элли даже пришлось ограничить количество друзей, которых могла приводить с собой каждая из девушек. С архитектурной точки зрения Кеннед и-Холл был не самым красивым общежитием Гарварда. Он представлял собой скучное строгое здание из красного кирпича. Однако благодаря усилиям Элли и еще нескольких кураторов студенты младших курсов посещали его куда чаще лекций.

Впрочем, за все приходится платить, и популярность — не исключение. Элли тратила столько времени на организацию досуга студентов, что практически перестала уделять внимание личной жизни. Парень ее уже работал на полную ставку, совсем как взрослый, и виделись они редко, отчего их отношения, крепкие и способные в перспективе привести к свадьбе, сильно страдали.

У вечеринок был еще один неприятный аспект — неизбежное похмелье.

Тем декабрьским утром Элли мучилась и страдала, расплачиваясь за веселье и непомерные возлияния предыдущего вечера. Состояние ее нисколько не улучшил звонок профессора Бэйрена, доцента кафедры английской филологии. Профессору шел сорок третий год, и он занимался изучением английской литературы VII–XVII вв.

— Мисс Саммерс, я уже утратил всякую надежду до вас дозвониться, — растягивая слова, произнес профессор, покуда Элли терла глаза и пыталась понять, является ли дичайшая головная боль, терзавшая ее, похмельем или симптомом агрессивной опухоли головного мозга.

— Про… простите… профессор Бэйрен… я была… в душе… — просипела Элли, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал так, словно она давно уже встала.

— В половину девятого утра? Я-то полагал, что вы уже в библиотеке. Как продвигается ваша кандидатская?

Элли стиснула челюсти. Ей повезло. Профессор Баран, а именно так его называли все студенты, никогда ничего у нее не вел, и курсовыми не руководил, но при этом всякий раз, общаясь с ней, считал своим долгом полюбопытствовать о кандидатской, с которой все было достаточно грустно. Научная руководительница Элли посоветовала ей не обращать на Барана внимания. Профессор Эйкен полагала, что профессор Бэйрен завидует выбору темы: «Ничто не ново под луной. Детективная литература: проблематика жанрового многообразия».

Элли сама толком не могла сказать, действительно ли Бэйрен завидует этой теме или просто, будучи консерватором, презрительно относится к работе аспирантки, решившей специализироваться на исследовании детективной литературы, которая, с его точки зрения, достойна лишь статьи в три строчки в толковом словаре.

Я вчера засиделась допоздна над книгами, — выдавила из себя Элли. — Спала всего несколько часов.

На том конце Баран фыркнул, и Элли возмутилась: профессор никак не мог знать, что она солгала.

— Ну-ну, — наконец произнес Бэйрен. — Воображаю, как вы перенапряглись, до рассвета изучая фолианты. Впрочем, я звоню вам совсем по другому поводу. Если не ошибаюсь, Лорин Грегори одна из ваших подопечных, так?

Элли нахмурилась. Сев в постели, она прижалась лбом к ледяному оконному стеклу.

Исходивший от него холод помог отвлечься от головной боли и закипавшего чувства разаражения.

Весь двор был покрыт чистым, пока еще не истоптанным снегом. За ночь его насыпало сантиметров тридцать, не меньше. Температура упала сильно ниже ноля, так что о радостях игры в снежки можно было забыть. Несмотря на то что Элли свыклась с суровыми зимами Кембриджа, ее не радовало то, что в этот год зима пришла очень рано, в самом начале декабря. Это было особенно неожиданно, учитывая мягкую теплую осень.

— Да, Лорин из моих, — ответила она, и тут ее словно что-то укололо.

Лорин вчера не пришла на вечеринку.

— Что-то случилось? — спросила Элли.

— Я надеялся, что об этом поведаете мне вы. Она не появляется на лекциях.

— И давно?

— Уже неделю. Причем Лорин игнорирует не только мои лекции — на других занятиях она тоже отсутствует. Я уже связывался с другими преподавателями. С ней все в порядке? Нам в деканат ничего не передавали.

Элли потерла нос, силясь унять нарастающее беспокойство.

— Я все узнаю и свяжусь с вами, профессор Бэйрен.

— Да уж сделайте одолжение. Вообще, Лорин у меня никогда не вызывала беспокойства, но она пропустила три лекции, а на носу сессия, так что подобные пропуски могут быть для нее чреваты неприятностями.

Тут Элли вспомнилось, как она вчера спросила соседку Лорин, почему девушка не пришла на тусовку. Меган сказала что-то про учебу. Элли приняла ее слова на веру, даже несмотря на то, что девушки особо не были близки и Меган по большому счету мало интересовало, что происходит в жизни ее соседки по комнате.