Но если Лорин отправилась на Манхэттен с кем-то из своих однокашников, это все меняло.

Ну а пока Элли даже не знала, кто именно избил Лорин — мужчина или женщина. Ее ограбили? Она поссорилась со своим парнем? Грозит ли ей сейчас что-нибудь? А что, если другие первокурсницы тоже в опасности? На все эти вопросы у Элли не было ответов. А что, если Лорин не просто избили, а кое-что похуже? Впрочем, Лорин не заходила в отдел регулирования рождаемости и не обращалась к врачу, и потому Элли предположила, что, скорее всего, девушку все же не изнасиловали.

Элли понимала и уважала желание Лорин сохранить все в тайне, однако всему есть предел.

Элли остановилась у двери в комнату Лорин. Дверь была плотно закрыта.

Из комнаты доносились тихие, полные отчаяния рыдания.

У Элли свело живот. Судя по плачу, Лорин была раздавлена, убита каким-то горем.

Это дало Элли пищу для размышлений.

Человек, избивший Лорин, причинил ей не только физическую боль, но и боль душевную.

О чем это может говорить? Душевные страдания подобного рода может доставить только очень близкий человек.

Может, это был ее парень?

Элли его никогда в глаза не видела. Ребята, родившиеся в окрестностях Гарварда, часто предпочитали жить дома с родителями, а не в общаге, это было делом обычным. Если Лорин рассказала бы о случившемся своему парню, он наверняка был бы уже здесь. Или же…

Когда Элли вошла в комнату, Лорин перестала плакать, но на своего куратора даже не посмотрела.

Присев на кровать Мэган, Элли поставила на подоконник кофе и бумажный пакет со сдобой.

— Я сегодня пойду в библиотеку, — всхлипнув, пообещала Лорин, словно это имело какое-то значение.

— Да ладно тебе, — отозвалась Элли. — Это не к спеху.

— Не хочу отставать от других.

— Лорин, — вздохнула Элли, — я не знаю, что с тобой приключилось, но нельзя дальше жить так, словно ничего не произошло. Я же вижу, тебе плохо. Вон сколько дней минуло, а ты практически не выходишь из комнаты.

Лорин прикусила губу.

Элли тяжело вздохнула. Так дальше продолжаться не может.

— Я… в таких делах не специалистка… — промолвила Элли. — Но у меня дома была подруга, и… она была в отношениях., и, в общем, ее парень…

Элли, не договорив, замялась. Она была не уверена, что пример, который она только что собиралась привести, вообще в данном случае уместен. Да, парень ее подруги порой вел себя как собственник, пытался ее контролировать, но ни разу даже пальцем не тронул.

— Дома — это где? — спросила Лорин.

Элли обрадовалась, что первокурсница пошла на контакт.

В Провиденсе. Штат Род-Айленд. Была там когда-нибудь?

Лорин молча покачала головой.

— Сперва советую побывать во всех остальных сорока восьми штатах. Шучу. У нас там прикольно. А еще там живут мои родители.

Элли помолчала.

— А у тебя есть парень? — спросила Лорин.

Элли кивнула в ответ:

— Да ты его даже сама пару раз видела. Но в последнее время он тут редко появляется. Работает.

— То есть он старше тебя, так?

— Чуть-чуть. А твой…

— Ты его любишь?

— Я… Ну, да.

Элли запнулась. Лицо Лорин приобрело настолько страдальческое выражение, что слова у нее застряли в горле.

— Господи, Лори, — всплеснула руками она. — Умоляю, скажи уже, наконец, что с тобой случилось.

Она потянулась, чтобы коснуться руки девушки. Пальцы Лорин были холодные, словно у мертвеца.

— Что бы там у тебя ни случилось, — промолвила Элли, — в этом нет твоей вины.

— Мама… брат… я не хочу, чтобы они меня увидели… в таком вот виде… Я должна была ехать домой на Рождество… А если отец узнает…

— Они захотят помочь…

— Я не хочу, чтоб они меня видели! — вскрикнула Лорин.

Элли поморщилась:

— Успокойся, домой ты поедешь. Отеки спадут, к следующей неделе все будет нормально.

Лорин уставилась в окно. Со двора доносились крики, внезапно раздался глухой удар, когда снежок врезался в стену рядом с оконной рамой, отчего обе девушки подпрыгнули от неожиданности.

— Он меня старше, — выдавила из себя Лорин.

— Кто? — гам на улице отвлек Элли.

— Мой… парень. Ты же спрашивала.

Элли кивнула на следы побоев:

— Его работа? Лорин, если он поднял на тебя руку, ты должна от него уйти. Сама знаешь, как про таких говорят. Ударил один раз — значит, ударит потом еще.

— Если… если я тебе расскажу, что случилось… обещаешь, что не будешь меня… ненавидеть? — Элли сглотнула.

— Да как я вообще могу… Лорин, я же тебе сказала: ты не виновата в том, что произошло. И вообще, я не понимаю, как можно заставить человека сделать тебе больно?

— И никому ни слова. Я поклялась, что никому ничего не скажу.

Элли кивнула, дав таким образом обещание молчать, заранее зная, что не сможет его сдержать.

Лорен принялась рассказывать, через что она прошла, а Элли ошарашенно слушала.

Когда первокурсница замолчала, Элли от стыда склонила голову.

Она ведь была куратором Лорин. Должна была присматривать и заботиться о ней. Как, черт подери, все это могло случиться?

— Прости, Лорин, — вьщавила из себя Элли. — Но такое в себе держать нельзя. Нельзя, и все тут. Я знаю, тебе страшно. Это понятно. Но нам надо кому-нибудь об этом рассказать.

— Я поклялась, что буду молчать!

— Это неважно!

Лорин снова расплакалась, и Элли тут же умолкла, беспомощно глядя, как несчастная девушка, не в силах вынести душевных терзаний, всхлипывает, обхватив себя руками.

— Кому, кому такое расскажешь? — тихо прошептала Лорин.

Неожиданно Элли поняла, что напрасно считала себя бесполезной. Господи, да ведь это же очевидно!

До нее внезапно дошло, к кому именно может обратится Лорин.

Первокурсница смотрела на Элли во все глаза.

А та не сомневалась: ей известен выход из сложившегося положения. Она излучала такую непоколебимую уверенность, что в глазах Лорин впервые за последнее время затеплился огонек надежды.

Тогда

Мне надо зайти в нашу с Дэнни квартиру.

Причем в одиночку.

Отдам Тане должное, она это хорошо понимает.

И сегодня спускает мне с рук очень многое.

В частности, не торопит после того, как мы с Глорией возвращаемся в отель, не спрашивает, почему я так долго копаюсь, почему медлю.

Волею случая таксист останавливает машину аккурат рядом с автомобилем Дэнни, стоящим на парковке за домом.

Надо полагать, машина Дэнни теперь принадлежит мне.

Таня говорит, что рассчитается с водителем и будет ждать. Я растерянно киваю.

Одного взгляда на машину Дэнни достаточно, чтобы понять: ее уже обыскали и выпотрошили его коллеги. В ней отродясь не бывало настолько идеального порядка.

Вместо того чтобы отправиться к главному входу, я перемахиваю низенький беленький заборчик слева от дома, прохожу через сад, а потом проскальзываю в один из боковых подъездов. Ехать на лифте — слишком большой риск. Если столкнусь в нем с кем-нибудь из соседей, секунды неловкого молчания в тесноте кабинки покажутся мне вечностью.

Восемь коротких лестничных пролетов. Высота всех здешних многоквартирных домов не превышает пять этажей. Администрация Ньюпорта, с одной стороны, стремится избежать дефицита жилья, а с другой — не желает портить городской ландшафт зданиями, даже отдаленно напоминающими небоскребы.

Впрочем, пяти этажей в случае с Дэнни оказалось вполне достаточно.

Перед последним лестничным пролетом я останавливаюсь, а потом снова начинаю подниматься, не дав себе возможности передумать и, развернувшись, сбежать. Взобравшись на самый верх, я открываю дверь на площадку и вхожу в коридор.

Там все совсем так, как прежде, и отчего-то это меня потрясает до глубины души.

Пальма в горшке у двери нашей квартиры чувствует себя великолепно. Ковер на полу, уже чуть истертый посередине, все того же ржавого оттенка. Все те же стены кремового цвета, украшенные черно-белыми профессиональными фотографиями залива.