Я протягиваю руку. Когда мои пальцы соприкасаются с кожей его живота, он вздрагивает. Время движется как будто в полсилы, когда я провожу кончиками пальцев по стеблю маргаритки на его правой косой линии.

Рядом с ней — цветочная корона. Кусочек омелы.

На ребрах — тонкая линия реалистичного санного полотна.

С другой стороны — контур безликой женщины с рыжими волосами и веснушками. Репродукция «Сотворения Адама», фрески на потолке Сикстинской капеллы, моей тезки.

В центре его груди, выглядящей темнее и свежее, чем остальные, — Сириус, ярко сияющий в поясе Ориона.

На правой груди — слова «un peu, beaucoup, passionnément, à la folie» — немного, много, страстно, безумно=.

А на левой, прямо над ровным стуком сердца, татуировка идеально вписалась в кожу, словно была там много лет, — буква V, за которой следует буква I.

Римская цифра, обозначающая число шесть.

Эмоции захлестывают меня и душат. Свежие слезы падают по щекам, когда я кладу ладонь на татуировку VI над его сердцем.

— Первую я сделал в четырнадцать лет, — говорит он, его глаза вспыхивают, а дыхание становится прерывистым, когда он замечает мою реакцию. — После этого я все время собирался сделать что-то еще, но каждый раз, когда я заходил в тату-салон, я неизбежно выходил оттуда с чем-то, связанным с тобой.

Его тело — святыня нашей истории.

Меня, увековеченной на нем навсегда.

Я не могу подобрать слов, продолжая изучать множество мелких татуировок, разбросанных по его коже.

Мой день рождения, слово «дикарка», координаты, которые, как я теперь знаю, совпадают с домом, где мы впервые встретились.

Полотно его любви ко мне бесконечно, оно состоит из бесчисленного множества отдельных моментов, которые он вытравил в себе навсегда.

Я стою, пораженная таким проявлением любви. От бессилия у меня перехватывает язык, и я затягиваю изумленную тишину. Я не знаю, какие слова подойдут для такого открытия.

— Сколько?

Ему не нужно уточнять.

— По последним подсчетам, двадцать семь.

— Что бы ты сделал, если бы встретил кого-то другого? — я хриплю, мой голос хрупкий от эмоций.

Он качает головой.

— Для меня никогда не было никого другого, кроме тебя. Мне жаль, что я сбил нас с пути на несколько лет, но я обещаю тебе, что ты для меня — это все. Ты — конечная цель.

По его коже бегут мурашки, когда я продолжаю исследовать пальцами его живот.

— Некоторые из них новые, — замечаю я.

— Вот это я получил на прошлой неделе, — говорит он, указывая на Пояс Ориона. — И вот это.

Вместо того чтобы показать на свой живот, он поднимает руку. Мои глаза следят за ним и расширяются, когда я замечаю тонкую черную полоску, вытатуированную на безымянном пальце. Кольцо-струна все еще на месте, почти защитно обхватывая новую линию под ним.

— Кольца могут потеряться или сломаться. Я хотел иметь что-то постоянное, чтобы показать людям, что я принадлежу тебе, потому что я всегда принадлежал тебе.

Новая волна слез застилает мне глаза, и он протягивает руку, чтобы провести по моей щеке.

— Теперь ты веришь мне, когда я говорю, что люблю тебя?

Я киваю, и выражение его лица становится прямо-таки эйфорическим. Он прижимает мою щеку к себе, чтобы притянуть меня ближе, наклоняя мое лицо к себе.

— Хорошо, — хрипло шепчет он, его рот находится в нескольких сантиметрах от моего. Его губы находят мои в страстном и жаждущем поцелуе.

Я впиваюсь ногтями в кожу его живота, наслаждаясь ощущением первого прикосновения к его груди. Возбуждение вспыхивает в моих венах, когда я представляю, как пульсируют мышцы его живота, когда он наклоняется надо мной, его темные глаза прикованы к моим.

— Я хочу состариться с тобой. — Он говорит мне, отстраняясь и глядя на меня сверху вниз тяжелыми глазами. — Я хочу искупить свою вину перед тобой за те годы, которые я испортил. Я хочу переживать с тобой первые снега и последние дни года. Я хочу нести тебя наверх, когда ты заснешь на диване. Я хочу заниматься с тобой любовью в нашей постели. Но самое главное — я хочу просыпаться каждое утро рядом с тобой. Вот почему я купил этот дом.

Он берет мою руку и переплетает свои пальцы с моими. Поднеся ее к губам, он нежно целует тыльную сторону моей ладони.

— Я использовал каждый цент из тех денег, которые взял, чтобы купить его. Я никуда не уйду, и уж точно не без тебя. — Мы выходим из библиотеки рука об руку, и он показывает мне кухню, спальни, будуар, кабинет. — Мы встретились в Хэмпшире и снова нашли друг друга здесь, это место — наш дом. Только нам нужен настоящий дом, потому что мой, конечно, таковым не является, и я больше не повезу тебя в дом твоего отца. Когда я увидел, что этот дом свободен, это было как знак, потому что мы будем рядом с Астором. Ты сможешь навещать его, когда захочешь.

У меня сердце замирает в груди от его заботы. Я вижу, как сильно он хочет, чтобы я ему поверила, — это ясно как день по отчаянному блеску в его глазах.

— Это дом, который я вижу для нашего будущего. Для Рождества и длинных выходных. Для нескольких дней с нашими друзьями вдали от города. Когда у нас появятся дети. — Вернувшись в гостиную, он поворачивается ко мне лицом. — Но если он тебе не понравится, мы продадим его и найдем новый, где ты захочешь. Дом не имеет значения, пока есть я и ты.

Я качаю головой, потрясенная. Дом прекрасен и представляет собой все, о чем я мечтала.

А Феникс… ну, он любит меня.

Все сомнения, которые у меня были на этот счет, уже давно развеялись, успокоенные множеством способов, которыми он доказал, что хочет быть со мной. Я все еще в шоке от того, что обнаружила его татуировки, и не могу не смотреть на них, пока он остается рядом со мной без рубашки.

— Ты качаешь головой. Это значит «нет»? — спрашивает он, и в его тоне появляется нотка паники.

— Нет, это я перегружена всем. Ты, твои татуировки, дом.

— Прости, детка, — говорит он, целуя меня в лоб. — Мне нужно сделать еще одну вещь.

Прежде чем я успеваю спросить, что это, он хватает меня за руки и опускается передо мной на одно колено.

— Феникс… — я осеклась, не в силах больше ничего сказать.

— Это то, что я должен был сделать в первый раз. Еще одна моя ошибка, — говорит он, отпуская мою правую руку и доставая кольцо, которое я вернула ему несколько недель назад. Он держит его между нами, а его вторая рука по-хозяйски сжимает мою. — Я уже много раз говорил тебе о своих чувствах к тебе, поэтому скажу проще. Я очень люблю тебя, Сикстайн Телье, и я хочу на тебе жениться. Не из-за какого-то договора между нашими семьями или потому, что меня к этому принудили, а потому что я люблю тебя и не могу представить без тебя остаток своей жизни. — Он берет мою левую руку в свою и подносит кольцо к концу моего безымянного пальца. Он задерживает его там и снова смотрит на меня. — Ты выйдешь за меня замуж?

И я понимаю, что ответить на этот вопрос совсем не сложно, на самом деле это самое легкое, что мне когда-либо приходилось делать, потому что я знаю, кто моя вторая половинка, с тех пор как мне исполнилось девять лет.

Я моргаю сквозь слезы и взволнованно киваю.

— Да. Да, конечно, да!

Он надевает кольцо на мой палец, а затем заключает меня в объятия: его руки обвиваются вокруг моей талии, а мои — вокруг его шеи, и я счастливо смеюсь.

— От облегчения у меня такое головокружение, что я, кажется, могу потерять сознание. — Он бормочет, пожирая глазами колонну моей шеи.

— Я люблю тебя.

Он отстраняется и смотрит на меня.

— Скажи это еще раз.

Я провожу ногтями по его затылку.

— Je t'aime.

Он вздрагивает, и его глаза закрываются.

— Еще раз.

— Je t'aime, — говорю я, прижимаясь губами к его губам. — Un peu. — Немного. — Я целую его снова. — Beaucoup. — Много. — Еще один поцелуй. — Passionnément. — Страстно. — Его глаза открываются, взгляд становится мягким, когда он наблюдает за мной. — A la folie. Et pour toujours, mon amour. — Безумно. И навсегда, моя любовь.