Она выполняет указание, и я наблюдаю, как работают ее мышцы, пока моя сперма не исчезает в глубине ее горла.
Я рычу, прежде чем укусить ее за ухо. Она вскрикивает.
— Помни об этом в следующий раз, когда вздумаешь меня провоцировать, — предупреждаю я.
Теперь моя очередь попробовать.
Я засовываю член обратно в джинсы и скольжу дальше по ее телу, пока мое лицо не оказывается прямо над ее животом. Я не спеша исследую гладкую кожу и четкие линии живота, ведущие к ее почти обнаженной груди.
Прежде чем я успеваю сделать что-то еще, она поднимает ноги, пытаясь отстраниться, но я беру по одному бедру в каждую ладонь и легко прижимаю их к кровати.
— Что случилось с твоими заявлениями о том, что ты собираешься трахнуть следующую свободную девушку, которую найдешь? — спрашивает она, ее горло явно убито моим грубым трахом, но в ее тоне все еще слышен намек на горечь. — Почему бы тебе не пойти и не оставить меня в покое?
Я хихикаю.
— Так вот почему ты притворяешься, что борешься со мной? Чувствуешь себя моей собственницей, тигрица?
Она поднимает голову и смотрит на меня сверху вниз.
— В твоих гребаных мечтах. — Она усмехается, хотя трудно воспринимать ее всерьез, когда у нее на губах моя сперма. — Я просто хочу сказать, что в прошлый раз ты назвал меня не более чем удобной дыркой, и все же ты здесь. Опять.
Я запускаю руку под ее юбку и провожу двумя пальцами по ее голой, влажной киске.
— Ты сняла свои трусики в моем доме, у меня на глазах, — мурлычу я, опуская пальцы ниже, пока не достигаю ее входа, а затем надавливаю на него одним пальцем. — Ты позаботилась о том, чтобы твои дырочки были удобны для меня сегодня.
Я рычу, когда ее тугой жар заглатывает мой палец, как будто приветствуя меня дома.
— Ебать… тебя…, — бормочет она между задыхающимися вдохами.
— Работаю над этим. — Я отвечаю, мой тон на этот раз совсем неистовый.
Опустив рот к ее пупку, я вылизываю дорожку к ложбинке между грудей, глядя ей в глаза все время, пока делаю это.
Когда я добираюсь до края ее топика, я хватаю его и делаю паузу. Наблюдаю, как расширяются ее зрачки и учащается дыхание, а затем откидываю топ выше, обнажая ее грудь.
Из глубины моего горла вырывается стон, когда я впервые вижу ее великолепные сиськи. Они идеально подходят по размеру, особенно для моих больших рук, с темными, твердыми пиками, которые так и просятся в рот.
— Посмотри на эти сиськи, — говорю я, обхватывая ее левую грудь и играя с тем, что быстро становится моим любимым украшением. Мой палец продолжает входить и выходить из ее киски, пока я играю с ее твердым пиком. — Ты такая чертовски горячая, что меня это бесит. Ты даже не представляешь, как на тебя смотрят мужчины.
— Как?
Ее спина выгибается, когда я опускаю язык к ее соску и облизываю его, задевая при этом пирсинг. Она стонет и пытается вывернуться из моих рук, но я не даю ей этого сделать.
Я закрываю рот вокруг ее соска и посасываю, двигая языком пирсинг вперед-назад и наслаждаясь тем, как она брыкается каждый раз, когда я это делаю.
Я поднимаю голову и смотрю на нее.
— Как будто ты в меню, и они все хотят попробовать.
Я перехожу к другой груди, как раз когда добавляю второй палец, и она вскрикивает от плотного прилегания. Я начинаю вбиваться в нее в более быстром ритме, а с ее губ срываются рваные вздохи при каждом движении пальцев.
Интересно, ей все еще больно после нашего первого раза? Может, мне стоит быть немного нежнее?
Я потираю ее клитор большим пальцем, давая ей облегчение, которого, как я знаю, она жаждет. Она закидывает одну ногу на другую, задерживая мою руку в своей киске, и отвечает на мои толчки собственными движениями бедер.
Она оседлала мою руку, а я наблюдаю за ней, завороженный тем, как аппетитно подпрыгивают ее сиськи подо мной.
— Скажи, что я единственный, кто видел эти сиськи.
Она неистово трясет головой, ошеломленная и сбитая с толку приближающимся оргазмом.
— Нет.
Я моргаю. От яростного собственничества у меня звенит в ушах.
Она была девственницей, когда мы трахались, но я понимаю, что это не значит, что до меня у нее не было нескольких первых опытов с другими мужчинами.
При этой мысли горло сжимается.
— Его имя. — Я требую, мой голос груб от едва сдерживаемой жестокости.
— Пьер. — Она задыхается, покачивая бедрами вперед-назад.
— Кто, мать твою, такой Пьер?
Клянусь, если у нее есть какой-то французский любовник, который ждет ее на крыльях, она станет свидетельницей убийства.
— Парень… который сделал мне пирсинг.
У меня сводит челюсти, когда я представляю, как он играет с ее соском, чтобы он стал твердым.
— Дай мне его адрес.
— Нет.
— Сикстайн.
— Он выполнял свою работу.
— Я не причиню ему вреда. — Я лгу.
Она насмехается.
— Ты даже не можешь сказать это с честным лицом.
Я загибаю пальцы внутри нее, касаясь ее чувствительного места, и потираю ее клитор в тандеме. Она напрягается, ее мышцы смыкаются, когда наступает кульминация.
Она кончает с громким стоном, ее мышцы сжимают мои пальцы, пока ее возбуждение вытекает из ее входа.
Я продолжаю лениво вводить и выводить из нее пальцы, давая ей отойти от оргазма.
Затем я добавляю третий палец.
У нее перехватывает дыхание, и она бросает на меня панический взгляд. Я медленно ввожу в нее, растягивая ее вокруг своих пальцев, пока не убеждаюсь, что она чувствует жжение.
— Феникс…
Мне начинает нравиться, как она стонет мое имя.
— Он прикасался к тебе? — я скрежещу между стиснутыми зубами, толкаясь в нее и выходя из нее в постоянном темпе.
Я мучаю ее, доводя до грани следующего оргазма, а потом спускаю обратно без всякой разрядки и облегчения.
— Нет, не больше, чем нужно.
Я хватаю один из предметов, которые бросил на кровать, и подношу его к нам.
— Что это? — спрашивает она, ее голос дрожит.
— Ты больше никому не позволишь прикасаться к себе, — приказываю я, наблюдая, как ее глаза следят за движением маленьких цепей, которые я держу в руках.
Она снова качает головой и смотрит на меня решительным взглядом.
— Я буду делать то, что хочу.
— Правда? — я рычу, опуская цепь на ее грудь. Я наклоняю голову и втягиваю ее сосок обратно в рот, наслаждаясь вкусом ее твердого пика.
Я провожу языком по ее соску, делая его красивым и твердым, а затем прикусываю его. Она вскрикивает, и ее крик переходит в громкий вопль, когда я закрываю один из зажимов вокруг ее соска.
— Святое дерьмо, — кричит она, выкрикивая мое имя на рваном дыхании. — Что ты делаешь?
Схватив другой конец металлической цепочки, я нависаю вторым зажимом над ее голым соском.
— Зажимы для сосков. Обычно их используют в качестве наказания, но давай не будем притворяться, что тебе не нравится сочетание удовольствия и боли. — Я говорю, со стоном втягивая ее сосок в рот, а затем отпускаю его. — А вот это будет больнее. Этот сосок чувствителен из-за пирсинга, так что приготовься к жжению.
Я отвлекаю ее, вводя и выводя пальцы из нее и переключая ее внимание на ощущения в ее киске. Поласкав ее сосок языком в последний раз, я ввожу пальцы до упора и закрываю зажим вокруг ее пика.
Она совершает ошибку, пытаясь вывернуться, чтобы избежать моих пальцев и переполняющих ее тело ощущений.
Вес цепи смещается при движении ее тела, натягивая зажимы и создавая невыносимое давление на соски.
И все же я не позволяю ей кончить.
Я устраиваюсь между ее ног, сгибая их в коленях, чтобы ее ступни лежали на кровати.
Визуальный образ ее распростертой на моей кровати, со связанными руками, зажатыми сосками и киской, стекающей по моим пальцам на матрас, я не скоро забуду.
У меня появилось внезапное иррациональное и опасное желание оставить ее у себя.
Оставить ее привязанной к моей кровати в этой комнате, где мы можем создавать свою собственную реальность.