— Бежать от себя — гиблое занятие. Ведь дело не в том, что ты демон. А в том, кто ты есть на самом деле. Испить кровь тьмы может каждый, Юстис. Но не каждый способен выжечь эту дрянь из своего тела.

Слова Хесуса казались полной бессмыслицей. Я зарычал, ощущая весь спектр ярости, и, опершись на руки, смог поднять тело на трясущиеся ноги. Но на это ушли все силы, и потому я стоял, шатаясь от легкого порыва ветра, рискуя вновь упасть перед стариком на колени.

— Ты морочишь мне голову! — взревел я и схватился за виски. Мне казалось, что их распирает изнутри. Пульс ускорился и бил барабаном прямо по пальцам. Дождь стал сильнее. Он мочил волосы, затекал мне за жилет, попадал в рот, но я как будто его уже не чувствовал. Все вокруг смазалось.

— Ты не слышишь меня, Юстис.

Хесус помотал головой и, развернувшись, стал уходить в сторону храма. Вот так просто. Без объяснений. Без предупреждения. Оставив меня один на один с бушующей природой. И я мог бы окликнуть его. Позвать. Попросить о помощи, потому что идти самому возможности не было.

Но я не стал.

Чтобы великий Юстис просил кого-то помочь. Никогда!

Я стоял несколько часов, пока дождь не прекратился, а солнце не приблизилось к горизонту. Со стоном упав на колени, я следил за тем, как светило медленно приближается к вершинам далеких деревьев. Нет, еще не коснулось их, но вот-вот должно было. Я не мог оторвать глаз от невероятного красно-оранжевого диска, который, казалось, пожирает собой все, до чего дотрагиваются его лучи.

И почему-то в этот момент предо мной всплыл образ отца с хлыстом. Для меня он был подобен богу. Он ярким светом своих ударов изгонял из меня грех. Но был ли он во мне в те далекие дни?

Раньше я верил, что да. Но именно сейчас, обессиленный и измученный мыслями, я осознал, что тот маленький мальчик просто хотел почувствовать на себе любовь отца. И принимал ее в том виде, в котором Яннис мог мне ему дать.

Я вновь заплакал.

Настоящее время

Калиста

Во двор вышла дородная пышнотелая женщина. Следом показался низенький, сухой и тонкий, как стручок прошлогоднего гороха, мужичек. И только потом трактир покинул и сам Юстис. Ни тебе криков, ни тебе возмущений. Все тихо и мирно. Но уже без куска хлеба. Видимо, успел съесть.

Может, демон не стал признаваться владельцам в том, что это мы украли хлеб. Хотя мы — это громко сказано. Я больше шипела и пыталась вернуть сдобу обратно на окно. Но врать не хотелось, я была очень близка к тому, чтобы откусить хотя бы малюсенький кусочек.

— Там ведро, — женщина указала куда-то в сторону, явно обращаясь к Юстису. — Там колодец. Принесешь воды в каждую комнату. В последней надо набрать лохань.

— Исадора, может, лучше я к главе стражи сбегаю, — проблеял мужичек и тотчас кинул на Юстиса испуганный взгляд. Но тот даже бровью не повел, обошел парочку стороной, подмигнул мне и, подняв с земли деревянное ведро, направился к колодцу.

— Сбегай, сбегай, — сощурив глаза, Исадора уперла руки в бока. — Только потом, Агис, не ной мне, что спина болит ведра тягать на второй этаж.

Мужичек скукожился еще больше, а потом и вовсе сбежал из-под грозного взгляда женщины в таверну.

— А ты, видать, Калиста?

Я даже не сразу поняла, что Исадора обращается ко мне.

— Чего стоишь посреди двора, глазами хлопаешь. А ну бегом в дом, на кухню. Подсобишь мне немного. Глядишь и накормлю. А то твой муженек, — тут я чуть не поперхнулась. — Ради тебя на преступление пошел. Все во имя великой любви. А я в любовь не верю. А вот в труд, за который можно заплатить едой — очень даже. Идем, былинка, нечего время терять.

И я пошла. Хоть женщина говорила громко и строгим голосом, угрозы я от нее не ощущала. Скорее легкое раздражение.

— Не похожи вы на попрошаек, — заметила Исадора, прищелкнув языком. Мы прошли через центральный зал, где располагались деревянные прямоугольные и квадратные столы, миновали узкий коридор и вышли в теплую комнату, где, несмотря на летний зной, вовсю горел очаг. — Муженек твой больше на разбойника похож, на пирата, быть может. Но точно ни на того, кто в деньгах нуждается.

Я молчала. Пристальный взгляд хозяйки таверны жег щеку, словно к лицу прижали маленькие угольки. Но я терпела и делала вид, что ничего не замечаю.

— Твое платье стоит как все мое заведение, — давила женщина. — Оторви подол, и люди сбегутся за таким сокровищем, неся вам подношения. Я еще никогда не видела такой переливающейся ткани.

Мое платье я шила сама. Пряла днями и ночами из нитей бытия. Вкладывала туда свой внутренний свет, свою силу. Оторвать хотя бы маленький лоскуток было равносильно вырванному куску души.

— Скажите, чем я могу помочь? — попыталась перевести разговор в нужное русло, но тут живот вновь разразился громкой трелью.

— О-о-о-о, милая моя. Дела куда хуже, чем я думала. Садись, — Исадора поймала мою руку и притянула к невысокому табурету возле очага. Тут же мне в руки легла тарелка с мягкими тушеными овощами и ложка. — Вот так живот свой наполнишь, так и поможешь. А то, небось, грохнешься сейчас в обморок, а муженек твой решит, что я тебя зашибла ненароком. А он у тебя… Ух… Гора ходячая. Повезло. Такой и воды наносит, и дров наколет. И огород конем вспашет. Да и без коня, если сильно прижмет… Ты давай жуй, жуй.

И так как-то на душе тепло стало. Грозная она, Исадора, но справедливая. И раз хочется ей Юстиса моим мужем называть, так пускай. Так проще. Никому не придется объяснять, что судьбой для него предназначена другая. Николетта.

Тяжело вздохнув, я опрокинула в себя последнюю ложку и с благодарностью посмотрела на женщину. Еда опустилось в животе приятной теплой тяжестью, и мир загорелся новыми красками. Казалось бы, просто овощное рагу, а мое будущее уже не казалось таким пасмурным.

А дальше мы просто мирно готовили. Руки мои очень быстро освоили технику нарезания овощей и мяса. Ловко чистилась картошка, жарился лук. В кухне витал дурманящий запах специй и трав.

— Кухня как отельный мир, — заметив мою улыбку, сказала женщина. — Здесь нет места горю и тяжелым мыслям. Здесь голова отдыхает.

— Полностью с вами согласна!

— А вот и голосок прорезался, — хмыкнула Исадора. — Я не буду лезть к тебе в душу, детонька. Вижу, что все равно мне ничего не расскажешь.

Я лишь грустно улыбнулась. Зачем подтверждать то, что и так понятно.

— Жаль, что вы не успели на корабль с Гаем Первым. Отплыл он в Дальние земли сегодня утром. Ты бы сошла за принцессу. А здесь тебе худо будет…

Имя неизвестного мужчины ударило меня, словно хлыстик, причинив почти физическую боль. Речь шла о возлюбленном сбежавшей души. Она где-то совсем близко страдала из-за разбитого сердца.

— Вы знаете Николетту? Перебила я женщину.

— Нико… Ты, что ли, про Коко говоришь? Другой здесь нет.

— Так знаете?

— Все про нее знают, — хохотнула Исадора. — Девка она красивая. Видная. Все юноши нашей деревушки к ней свататься ходили. Так она нос ото всех воротила. Местные матрены слух пускали, что сам Гай у нее руки просил. Но это все бабьи толки. Коко, конечно, красавица, но из простых. Зачем принцу безродная жена. Враки, одним словом.

Но я-то знала, что это правда.

— А где она живет? — аккуратно спросила.

— Так в соседнем доме и живет.

Я уже успела обрадоваться, что смогу легко отыскать душу вместе Юстисом, как из зала раздалось чье-то бурное рыдание. Вопль стоял оглушающий.

— Иса! Иса! — хлюпая носом, верещала незнакомая женщина. — Коко пропала. Моя девочка пропала!

Как оказалось, рано радовалась.

60 лет назад

Юстис

Я совершенно не помнил, как прошло несколько часов из жизни. Просто в какой-то момент туманное марево развеялось, и я осознал себя лежащим на траве. Взгляд мой упирался в звездное тяжелое небо. Благо дождь прошел, и холодно было только под спиной. Волновало ли это меня? Нет. Все, что ощущалось внутри — лишь боль и опустошение, словно я был сосудом, из которого вылили все до последней капли.