Я чувствовала себя беспомощной перед этим горем.

Как и предсказывала Лия, после крысиной эпидемии чума резко пошла на убыль. Люди продолжали соблюдать правила карантина, это им позволяло не заражаться друг от друга. Вообще в других странах было гораздо больше погибших от чумы и она всё ещё продолжала свирепствовать там.

Король не снимал никаких ограничений, пока в больнице не остались практически последние больные и их было. Лекари как могли облегчали их страдания и некоторые пошли-таки на поправку.

На улицах уже не валялись бесхозные трупы, домов практически не сжигали. Стала пробиваться надежда, что на этот раз с чумой справились.

Все, кто участвовал в борьбе с эпидемией, раньше просто валились с ног от чудовищной нагрузки. Теперь же они вздохнули спокойно.

Всего погибло более четверти населения королевства, и это было невероятно много. Почти во все семьи пришла эта трагедия и каждый справлялся с ней, как мог.

Я ухаживала за Луиджи словно за малым ребенком. Гладила его по рукам, часто обнимала, угощала вкусняшками, занимала беседами о чем-то далёком от чумы и смерти, в общем, старалась вовсю, чтобы он поскорее пришел в себя. Первым, на кого он стал реагировать — это на детей, общение и игры с ними. Раньше он сидел рядом безучастный. А теперь понемногу втягивался в их разговоры и забавы. Он снова стал катать их на плечах, например.

Как я радовалась этому! Луиджи был очень чувствительным и конечно, тяжело переживал утрату младшей сестры, племянников и душевную болезнь другой сестры.

Кроме того, он стал радоваться, что болезнь исчезает, что новых жертв практически нет. Он с облегчением понимал, что опасность больше не грозит мне и детям, хотя все равно нас пока никуда не выпускал.

Наконец, в один прекрасный день я осторожно подняла крышку клавесина и стала играть. Мне хотелось в музыке выразить все свои сильнейшие переживания последних недель. Поэтому у меня звучали произведения жалобные, строгие, печальные, но также и полные надежды и любви.

Я и не заметила, что в гостиную вошёл Луиджи с детьми, они опустились на стулья и заслушались, а потом муж долго аплодировал мне, а в глазах его стояли слезы. Ну а дети подбежали и сразу стали просить свои любимые песенки, которые мы потом пели все вчетвером. Это был волшебный вечер. Я видела, как Луиджи оттаял и стал более ласков и внимателен. При этом горе всё ещё сжимало его сердце, но он постепенно стал отвлекаться и на другие дела.

Я стала думать, что можно сделать с его сестрой, Марселлой, и предложила пригласить ее к нам. Там ей даже стены напоминают о свершившейся беде, а тут, со сменой обстановки, она скорее придет в себя.

— Это отличная идея, милая! — обрадовался Луиджи. — Только я прошу тебя, сделай вид, что не замечаешь ее странности.

— Конечно! Я буду общаться как ни в чем не бывало, если она, конечно, позволит общаться с собой. Я слышала, что она не отвечает на вопросы и сама ничего не говорит.

— Да, так и есть. Я не знаю, как на ней скажется присутствие детей, ведь она потеряла всех троих своих. Может быть, ей будет невыносимо их видеть, но может быть и наоборот. В любом случае, я распорядился сделать ее спальню подальше от нашей детской в самой тихой комнате на всякий случай.

Марселла прибыла вечером следующего дня. Слуга завел ее в дом, а горничная проводила до своей спальни и помогла переодеться. Все обращались с ней, словно с большой куклой.

Я обратилась тогда к Лии в записке с вопросом, что можно сделать в этом случае? Может быть у кого-то есть дар лечить такие болезни или какое-то заклинание. Она мне ответила неутешительно: «Это может пройти само собой с течением времени, но может и не пройти до самой смерти. Лекарства здесь бесполезны, магия тоже».

Так что нам оставалось набраться терпения и ждать. Я лихорадочно пыталась вспомнить все, что я знаю о тяжёлой депрессии по своей прошлой жизни, но помнила только, что психиатры дают антидепрессанты и что помогает ещё психотерапия, но здесь, в этом мире, ещё не было ни того, ни другого.

Тем не менее, я стала каждый день приходить к Марселле и рассказывать всякие хорошие новости, на вопросы она не отвечала и реплик никаких не подавала. Обычно она лежала на кровати и смотрела в стену, и это было жутко видеть. Я так ждала от нее хоть проблеска интереса! Не без страха я рассказала, что Луиджи регулярно приходит на могилу Нормы в семейном склепе, хотя в ней не было ее тела, его сожгли, как и все предметы, связанные с ней, которые она брала в руки. Но Марселла была безучастна ко всему.

Физически она уже окрепла, на щеках даже появился румянец, хотя ела она очень мало. Когда сняли наконец все ограничения, связанные с чумой, я выводила ее на улицу, но чаще мы с ней гуляли в нашем саду.

Она спокойно реагировала на моих детей, а вот Леон и Марта ее побаивались, они считали, что она заколдована злым волшебником и надо ее расколдовать. Жаль, что никакая магия не могла этого сделать.

А в королевстве жизнь постепенно восстановилась. Снова стала бойкой торговля самыми разными вещами и услугами, вновь корабли приплывали в наш порт, в кабачках сидело полно народу, по улицам снова стали гулять люди и даже устраивались празднества. Люди после стольких месяцев ожидания смерти снова хотели жить полной жизнью.

В честь победы над чумой всем причастным — лекарям, Саманте, Себастьяно и Паоле — король подарил по сотне золотых и памятные медальоны, которые сделал мастер волшебных амулетов. Эти медальоны притягивали удачу. Их обладателям везло в игры, они находили ценности и так далее — в общем, были настоящими счастливчиками.

Также впервые за много месяцев была устроена ярмарка, с уличной музыкой и представлениями. Народ сметал все товары с полок, настолько все отвыкли от красочных и полезных вещиц.

Люди снова стали искренне веселиться и смеяться. Да, они оплакивали своих близких, но также и бурно радовались, что они остались в живых. Мы с Луиджи и детьми тоже ходили на ярмарку и накупили детям свистелок, а себе всякой ерунды.

Я снова стала встречаться со своими подругами, крепко обнимая их при встрече. Я этим давала себе почувствовать, что они живые и настоящие. С Элизой мы снова стали играть вдвоем, когда я приходила к ней в гости. А с Лией беседовать обо всем на свете, в том числе даже и о политике, в которой она разбиралась не хуже других советников.

А в стране очень постепенно восстанавливалась экономика, разрушенная чумой. Торговля буквально поднималась из руин. Связи между городами тоже стали постепенно налаживаться. Чума нанесла по государству непоправимый ущерб, но в других странах было ещё хуже. Карлосу Второму придется долго приводить в чувство практически все сферы жизни государства. Но самое главное — беда отступила.

В честь победы над чумой, а также долгожданной свадьбы своей дочери Федерики с наследником князя де Санди Кристофоро Карлос Второй решил организовать грандиозный праздник для всех — карнавал, угощения, вино и фейерверк.

Всем нужно было отвлечься от печальных событий и погрузиться в новые впечатления.