Когда Лия нашла Луиджи, был уже вечер. Он так и не покинул территорию монастыря и был на взводе. Лия успокоила его, насколько могла. Она рассказала ему о моей реакции на идею с похищением и очень просила его ещё раз подумать.

Луиджи не ожидал всего этого. Теперь он понял, во что меня втягивает и отказался от своих намерений. Да, я несмотря на то, что меня чуть не убили в монастыре, хотела сохранить с настоятельницей нормальные отношения. Иначе я бы больше не увидела детей. Да и портить отношения с церковниками было опасно. Особенно потому, что у меня был дар, очень нужный церкви и сестра Серафина от меня не отстанет.

При этом я не простила настоятельницу за то, что она сделала и испытывала к ней теперь глубокую неприязнь. Луиджи же и вовсе ее возненавидел. Он поговорил с ней и объяснил, что не может остаться органистом в местной церкви, так как будет заниматься своими хозяйственными делами. Но вместо себя он оставляет двух своих учеников, которым он преподавал орган несколько лет и которые вполне могли сопровождать музыкой церковные службы. Настоятельница вынуждена была отпустить его и даже не поняла, как резко изменилось отношение Луиджи к ней. Она видела, что с ним творится что-то не то, но списала это на волнение перед свадьбой.

Наше венчание прошло утром в церкви при монастыре, церемония была для меня очень трогательной. Церковь была украшена цветами, которые Рико специально вырастил для этого дня, Луиджи был в парадном мундире, а я в воздушном золотистом платье, с длинными рукавами, весьма скромном, с закрытыми руками и грудью, лицо мое было закрыто вуалью, а волосы подобраны наверх — прическу мне делала сестра Моника, и наряжала она же, а платье заказал, конечно же, Луиджи.

Мы с Луиджи вместе разломили просфору, потом выпили по глотку вина из одного кубка и, наконец, зажгли свечу перед Богоматерью. Обряд был совершенно не похож на современное венчание, во всяком случае, православное, и мне он очень понравился своей простотой и символичностью.

Все старшие дети и монахини были в сборе, также на свадьбе присутствовала семья Луиджи — я тогда увидела впервые его брата и двух младших сестер. Они были очень серьезны и, как мне кажется, не одобряли брак барона с безродной и бедной сиротой, хотя монастырь мне даже выделил небольшое приданое.

В обед в монастыре и приюте подали два дополнительных блюда в честь свадьбы — жареную курицу и запеченную рыбу. Это было очень вкусно и все благодарили настоятельницу за щедрость.

И несмотря на то, что сестра Серафина приняла деятельное участие в моей свадьбе, устроила можно сказать пир, дала мне приданое, я уже не могла изменить своего негативного отношения к ней и не могла простить тот насильный просмотр детей, когда я была очень больна. Я не думала мстить ей, и по-прежнему была послушна ее воле. Но внутри меня теперь все холодело даже просто от ее голоса.

Луиджи после свадьбы отвёз меня вместе с приданым в замок своей семьи в настоящей карете! Он договорился с братом, что будет помогать ему вести дела.

Когда мы шли со всей семьёй Луиджи по замку, я не удержалась и захлопала в ладоши — свадебным подарком для меня был чудесный клавесин, который стоял в большой гостиной. Я, конечно же, сразу побежала к нему, открыла крышку и стала играть свое признание Луиджи. Он так растрогался, что в его глазах стояли слезы, а я поцеловала ему руку в знак своей глубокой признательности.

Сестер Луиджи звали Марселла и Норма, а брата Рикардо де Росси. Они наблюдали всю эту сцену с игрой на клавесине в немом изумлении.

Мне очень хотелось поближе познакомиться с ними, ведь теперь мы будем жить все вместе. И я очень надеялась, что меня примут в эту семью.

Уклад жизни в замке сильно отличался от приюта. Мне потребовалось определенное усилие, чтобы перестроиться на новый лад. Вставали здесь позже и завтракали, по моим меркам, роскошно в обеденном зале. Столько приборов на столе я никогда не видела и в первый раз просто растерялась, но потом стала подглядывать за остальными и с грехом пополам справилась с задачей просто позавтракать.

Марселла и Норма занимались вышивкой, рисованием, музыкой — они обе играли на лютне, а я начала учить их игре на клавесине. А ещё они учились различным наукам и французскому языку, истории и географии. К ним приходили учителя. Я попросила Луиджи учиться вместе с ними и он с удовольствием согласился. Ему понравилась моя тяга к знаниям.

Я немного робела в общении с ними, а уж с Рикардо я вообще не понимала, как мне общаться. Марселла была моей ровесницей и она уже была обручена, а Норме было ещё только четырнадцать лет. Рикардо было девятнадцать лет, но он выглядел не намного младше Луиджи.

В замке было достаточно прислуги, чтобы жизнь семейства барона казалась для меня верхом комфорта. Меня, например, одевала и причесывала моя собственная горничная, за приемами пищи нам прислуживали лакеи, были повара, конюхи и много кто ещё. Я ощущала себя Золушкой, вышедшей замуж за принца.

Вскоре я познакомилась с Марселлой и Нормой получше и перестала бояться, что они меня не любят. На самом деле в первое время они относились ко мне настороженно, вот и все. Характер у сестер был совершенно разный. Если Марселла была скрытная и скорее себе на уме, то Норма готова была общаться по целым часам. Ей все было интересно во мне — мой дар, мое прошлое, мои любимые занятия. На нее производило глубокое впечатление то, как я играю на клавесине.

Марселла точно не была ни злой, ни заносчивой, хотя поначалу я подумала о ней такое. Чаще всего она была погружена в свои мысли и могла долго смотреть в окно, бог весть о чем думая. Мне казалось, она не особо любила своего жениха, графа де Кастелли, а вот к сестре и братьям была очень привязана. Я сначала сдружилась с Нормой, но и Марселла стала относиться ко мне тепло и по-родственному.

Только с Рикардо мы общались скорее формально. Он был немного медлительный и очень уравновешенный человек, вел дела в замке совместно с управляющим с шестнадцати лет, пока Луиджи служил органистом. Он не одобрял того, что Луиджи уехал от них и предпочел музыку, а не семейные дела. Но сейчас Рикардо был рад, что Луиджи вернулся и помогает ему. Они сейчас много разъезжали по территории баронства и Луиджи убедился, что его младший брат с большим толком управляется с делами, несмотря на юный возраст.

Наша же с Луиджи жизнь, наш медовый месяц проходил в том, что мы постоянно как будто случайно касались друг друга и дарили маленькие милые подарки. Все это было настолько прекрасно и мило, как во сне и казалось, что наша любовь именно сейчас расцвела в полной мере. Как же мне нравилось его обходительность! Я ощущала себя королевой в моменты, когда мой муж за мной ухаживал.

Я чувствовала себя по-настоящему и любящей, и любимой, и наслаждалась этим. Мне хотелось как-то выражать признательность мужу и я часто целовала его руки. В то время это не казалось чем-то странным.

Но у меня были ещё обязанности в приюте, о которых нельзя было забыть. Я туда приезжала несколько раз в неделю, и один раз уже снова была на бесплатном крещении, которое теперь просто возненавидела. Я всё думала о наших приютских детях, которые были наделены различными прекрасными способностями, но будут ли их использовать во благо?

«Благословенные дети» находятся во власти церкви и кто знает, как священники используют их дары, будут ли они учитывать, что это именно дети? Беречь их и заботиться? Я очень в этом сомневалась. Надеюсь, их не пошлют хотя бы убивать, как это сделал Карлос Первый, чем причинил бедным детям с неокрепшей психикой серьезные моральные страдания. Не все и взрослые-то выдерживают обстановку войны.

Лия передавала мне последние новости, когда я приезжала в приют. Церковь, по ее словам, укрепляла свою мощь и влияние, в том числе за счёт магии, хотя ее и скрывали от всех. Я всё думала, не будет ли детям лучше под властью короля? Вроде бы Карлос Второй был не такой жестокий и властолюбивый, как его отец.