Но вот однажды Луиджи прочитал записку от сестры, Марселлы де Кастелли и стал мрачнее тучи.

— Что случилось, милый?

— Джемма, в мою семью пришло ужасное горе. Умерла моя сестра Норма, умерла от чумы, — Луиджи говорил безжизненным голосом.

— Ох, какой ужас! Такая прекрасная девушка! Мы так подружились с ней! — Я стала плакать.

— Я не могу понять, как это произошло! Они все так береглись, сидели дома. Мои сестры жили вместе, в имении мужа Марселлы, они не хотели разлучаться в это страшное время. И теперь под удар могут попасть все в этой семье, включая детей. — Луиджи не плакал, он словно окаменел. Он не смотрел на меня, а устремил глаза в на свои сложенные руки.

— Любимый, я очень сочувствую тебе, — сквозь слезы проговорила я. — Но нам надо жить дальше, ради друг друга, ради наших детей. Бедная Норма! Она была прекрасной, как весенний цветок и радовала всех своей красотой и обаянием.

— Ты знаешь, а в детстве я иногда обижал ее, мне тогда она казалась мелкой и слишком капризной. Как я теперь от этом жалею! — горько сказал Луиджи.

— Ну это было давно, милый.

Я обвила шею Луиджи руками и прижалась к нему, сев на колени. Он механически обхватил меня руками и вдруг сильно сжал.

— Я не отдам вас чуме, никого не отдам! — закричал он.

Лия как-то вскочила посреди мирного сна в имении своего мужа, Оттавио де Ринальди, которое им пожаловал король. В последнее время они, как и все, жили взаперти, и только обменивались записками через гонцов. Король практически никого не принимал. Он очень боялся за свою жизнь. Поэтому к нему дозволялось подавать прощения только письменно, через глашатаев, которые потом объявляли в ответ королевскую волю. При этом все письменные прошения после их объявления королю сжигались, король даже не касался их. Боялись сейчас всего и вся.

Итак, Лия вскочила и сразу зажгла свечу. Потом схватила кусок пергамента и начала писать по нему пером. Это было срочное донесение для Карлоса Второго.

«Ваше величество, я, кажется, знаю, как избавить страну от чумы. Я вспомнила про девочку Саманту, которая когда-то наслала на всех демонов и тьму. Дело в том, что у Саманты есть дар, который она украла у другого человека, и этот дар — насылать болезни.

Вы спросите, как это может помочь от чумы? Отвечу, ваше величество. Наши самые главные враги сейчас — это крысы. Я знаю, что Себастьяно, который управляет животными, сейчас трудится без устали, избавляя города от крыс. Но его одного не хватает, крысы снова набегают с окрестностей.

Но если Саманта нашлет на крыс смертельную эпидемию, то они быстро передохнут, заражая друг друга. И тогда чума отступит, должна отступить.

Главное — убедить Саманту добровольно помочь нам. Сказать, что это искупит ее вину и она будет прощена, если поможет. Я не вижу другого способа склонить ее на нашу сторону, силой тут ничего не добьешься. Я верю, что у этой девочки есть сердце и что ей жалко людей, которые тысячами сейчас умирают в муках.

И я не вижу никого, кто бы мог убедить ее так, как это сделает Джемма. Она имеет особый подход к детям. И она уже сделала для Саманты много доброго.

С большим уважением к вашей мудрости, ваше величество,

Лия де Ринальди».

Король ответил ей уже утром, и он полностью одобрил ее план. В то же время послали за мной. Я должна была совершить путешествие на остров, где содержится Саманта. Я готова была рискнуть своей жизнью во имя всеобщего избавления от чумы, хотя мне было очень страшно.

Когда мы добрались до княжества, где томилась в тюрьме Саманта, то сразу поехали во дворец с письмом от короля для князя Витторио де Санди. До княжества, к счастью, чума ещё не добралась. Князь внимательно прочитал письмо и дал нам карт-бланш.

Я заходила в камеру Саманты с трепетом и сильным волнением

— Саманта, здравствуй. Как ты тут? Я старалась, чтобы тебя содержали лучше других заключённых.

— Благодарю вас, — неожиданно вежливо ответила мне эта дикая в прошлом девочка. — Мне тяжело здесь, но я знаю, за что меня так.

— Саманта, у тебя есть шанс выбраться отсюда навсегда.

И я рассказала ей о чуме и о плане избавления от нее.

— Что скажешь? Ты сможешь нам помочь?

— Это ужасно — то, что у вас там творится. Я хочу помочь всем этим бедным людям. Я больше не хочу творить вред. Мне Господь даровал свыше шанс все исправить.

Саманта стала очень религиозной за это время. В вере она нашла утешение для себя. И стала практически другим человеком, стремящимся к свету. Я даже не подозревала, что можно так измениться. Как я узнала позже, ее в тюрьме навещала одна монахиня, которая всегда хорошо относилась к ней и завоевала ее сердце. Вот она и смогла изменить эту девочку, это была ее заслуга, хотя и заслуга самой Саманты тоже.

Обратное путешествие на том же корабле было уже легче и казалось быстрее. Я по дороге готовила Саманту к новым правилам жизни, которые диктовала чума.

Саманта, добравшись до столицы, сначала получила официальное прощение и охранный браслет от короля, а потом приступила к своим новым обязанностям. Она смело спускалась в подвалы, где жили крысы, и насылала на них смертельную и очень заразную болезнь. Но Саманта при этом очень рисковала от них заразиться чумой, и я беспокоилась за нее. Однако сама Саманта верила, что Господь не даст ей умереть от чумы, пока она не выполнит свое предназначение.

Тем временем Луиджи ждал новый удар. Чумой заболела Марселла и трое ее детей. Казалось, все кончено. Луиджи очень похудел и осунулся за это время. У него потухли глаза и он тяжело переживал беду, обрушившуюся на его семью.

Марселлу с детьми отправили в чумной госпиталь, а ее муж, граф де Кастелли, каким-то чудом не заболевший чумой, остался приглядывать за опустевшим домом.

Луиджи мучился от того, что он не может навестить Марселлу — к ней никого не пускали, да и меня с детьми Луиджи не мог подставить под удар.

Дети Марселлы, к сожалению, умерли один за другим. Хищная чума унесла их, как свою очередную добычу. Марселла же смогла перебороть болезнь, но очень изменилась. Она стала лишь тенью той Марселлы, до чумы, худая, бледная, измученная, она ничего не хотела и ни с кем не общалась, тяжело переживая смерть сестры и детей, которых она так любила. Ее привезли обратно домой, когда стало понятно, что она вне опасности. Но она полностью закрылась от мужа, якобы чтобы его не заразить, а на самом деле — не желая его видеть.

Луиджи слал ей записки одну за другой, но она ему не отвечала. Что-то в ней надломилось, она больше не хотела жить, несмотря на то, что чудом выжила от чумы.

Мне было крайне тяжело видеть и понимать всю ту степень горя, которое охватило семью Луиджи, его самого и его брата Рикардо, который ещё умудрялся как-то заниматься замком и имением.

Мы все погрузились в траур. Я надела чёрное платье и черную вуаль и перестала играть, хотя музыка давала моей душе успокоение. Я очень старалась как могла поддерживать Луиджи и отвлекать его от тягостных мыслей, но это редко удавалось. Он тоже сейчас был во всем черном. Чаще всего он сидел, сложив руки на коленях, и молчал. Редко оживлялся, когда рядом играли дети или когда я обнимала и утешала его. Ещё он нашел цепочку с медальоном, которую ему когда-то подарила Норма и постоянно теребил ее в руках. А где-то там в ещё более ужасном состоянии пребывала его сестра.