Из сна я выплывала с большим трудом…

Там, во сне, я была совершенно здорова и вновь молода, жила в удивительном мире рядом с могучим драконом и захлебываясь восторгом летела вместе с ним над сказочной страной, рассматривая пушистые и кудрявые розовые облака, пропитанные солнечными лучами. Ветер трепал волосы, было немного прохладно, но ощущение полёта делало меня безгранично счастливой. Покидать сон не хотелось и пробуждение выдалось совсем не радостным…

Лежу теперь на больничной койке и не могу заснуть. Завтра утром у меня операция. Мне должны вырезать опухоль, которая зародилась исподволь, тихонько росла, а я ее не замечала. Только когда головные боли и головокружения стали невыносимыми, я сдалась врачам. И стойко приняла новость на счёт опухоли, даже не плакала тогда.

Меня страшит неизвестность, но с другой стороны, я прожила хорошую интересную жизнь, в которой было много радости. Котенок, которого мама разрешила себе оставить в четыре года. Или первое занятие музыкой в шесть лет. Мальчик, в которого я была влюблена в семнадцать лет. Мой сольный концерт в двадцать пять, после окончания консерватории. И мои первые ученики, я всех их прекрасно помню. И моя любимая работа учительницей в интернате для музыкально одаренных детей. Сколько же прекрасных моментов подарили мне эти дети! И мой сын Левушка, которого я усыновила, сирота из этого интерната, уже совсем взрослый сейчас. В общем, достойная жизнь. Но умирать все равно не хочется.

Завтра сын обещал заехать перед операцией. Увижу ли я его в последний раз? А сколько было копий в свое время сломано — опека не хотела отдавать мне Левушку, не нравилось им, что я одинокая и живу скромно. Но все позади. И вырос он, мой маленький лев, в замечательного врача. Но играет на пианино иногда, не забыл мои уроки. Любит Рахманинова и Шопена. Сколько часов мы просиживали вместе за инструментом! Как я гордилась его детскими выступлениями! Да, увидеть его — и умирать будет уже не так страшно. Меня предупредили врачи, что если операция пройдет неудачно, я умру. Хотя надежда во мне тоже есть, вот так это странно сочетается.

Вся жизнь — музыка. Моя самая лучшая в мире работа — заниматься с одаренными детьми. Они особые — чуткие, самостоятельные, творческие. За эти двадцать лет у меня было очень много учеников. Не все они стали музыкантами, но музыка живёт в их сердцах, я уверена. Кто-то из них прекрасно играл, а кто-то сочинял свою музыку. Я к каждому искала свой подход. Старалась заинтересовать, пробудить желание творить, создавать звуковые картины. И у меня получалось вдохновлять их, я горжусь этим.

В интернате была семейная обстановка, здесь много говорили друг другу добрых слов. Мои коллеги делали чудеса и даже самые отъявленные хулиганы их слушались. Да, это был не какой-нибудь детский дом. Здесь ценили в ребенке личность и коллектив подобрался хороший. А я стала со временем завучем, но не прекратила своих занятий, бывало, что и выступала в школьных концертах.

Быть завучем — непросто, прибавляется много административной работы. И со всеми педагогами нужно найти общий язык, тоже вдохновлять их.

Сколько же я вела разговоров по душам с другими преподавателями за чаем! Обсуждали свои успехи и неудачи, наших учеников и знаменитых музыкантов.

Как жаль будет больше никогда не открыть крышку рояля и не сыграть свои любимые произведения... Бах, Бетховен, Моцарт... Гении музыки! Этого уже у меня никто не отнимет. Надо бы попросить поставить классическую музыку, когда мне будут делать наркоз. Пусть я уйду тихо, во сне. Никакой больше боли, головокружений, таблеток и капельниц. Пожалуй, так я согласна и на смерть, если она мне суждена. В общем, любой жребий я теперь готова благодарно принять.

А вот и сын мой, Левушка. Как же я рада видеть его!

— Здравствуй, мама! — он садится на стул возле кровати и берет меня за руку.

— Привет, мой хороший — я замечаю, что он немного похудел в последнее время.

— Как ты?

— Неплохо, бодрюсь, — я стараюсь его не пугать своими сомнениями и страхами.

— Я верю в тебя.

— Спасибо, Левушка. Ты мне очень помогаешь сейчас. Я смогу, я все выдержу. Обещаю, — говорю я твердо, глядя ему в глаза.

— Я буду ждать тебя после операции, по знакомству меня пустят к тебе в реанимацию.

Но что я слышу? За мной идут, везут для меня каталку. Делают мне какой-то укол и мы отправляемся в операционную. Посмотрела на сына на прощание, а может быть, до скорой встречи с ним.

Здесь все сверкает, врачи и медсестры уже готовы приступить, и я не забываю о своей просьбе. Пусть это и похоже на последнюю просьбу приговоренного к казни, но надеюсь, они ее исполнят.

Включили музыку! О, это мой любимый Бах, чудесный Итальянский концерт, вторая часть. Спасибо вам, теперь мне совсем не страшно, я погружаюсь в глубокий сон…

...очнулась я в каком-то незнакомом месте. Поют птицы, занимается рассвет. заливая все золотисто-красным сиянием. Я повернулась и посмотрела вправо и влево. Вокруг меня много коек со спящими, но они совсем не похожи на больничные. Странно, и комната такая большая! Чувствую я себя прекрасно, никакой тошноты или боли нет и в помине. Мне так легко и это так непривычно! Не могу поверить своим ощущениям. Сколько же я проспала?

Машинально смотрю на руки и не верю своим глазам — это руки молодой девушки с нежной светлой кожей, вскакиваю на дощатый пол и оглядываю себя, насколько могу — я в длинной белой рубашке из какой-то грубой ткани, стройная, с длинными ногами, с длинными светлыми волосами... Но ведь это не я! Снова ложусь и пытаюсь еще раз проснуться по-настоящему. Но эта новая реальность меня не отпускает. В конце концов я не выдерживаю, бегу к старинному узкому окну и заглядываю, что там — и ничего не понимаю. Мощеный дворик, деревья на заднем плане, каменные арки... Где же это я? На рай непохоже... Пытаюсь разглядеть свое отражение в оконном стекле и смутно вижу там совсем незнакомую молодую девушку, с большими глазами, маленьким носиком и чуть пухлыми губами. Нет, это точно не я!

Вдруг сонно заворочался кто-то на соседней койке и я тихонько, чтобы окончательно его не разбудить, ныряю обратно в свою кровать. Наверное, я сплю. Но уж очень достоверный сон! Я щипаю себя за руку и вздрагиваю от боли. Нет, это не сон. Наверное, я каким-то образом попала в чужое тело и теперь буду жить совсем другой жизнью.

Но вот окончательно рассвело и я услышала шаги и громкий и резкий женский голос:

— А ну, вставайте, лежебоки! Пора на утреннюю молитву.

Не веря своим ушам, смотрю, кто это — и вижу монахиню! У нее черный балахон и белый чепец, лицо немолодое уже, строгое, немного сердитое. Такую лучше послушаться — и я встаю. Вокруг с коек поднимаются дети разного возраста, зевают и потягиваются. Женщина поторапливает их и мы встаём на утреннюю молитву. Они читают молитву на латыни, и я, как оказалось, тоже знаю латынь.

Пробормотав слова молитвы, каждый возвращается к своей койке, чтобы заправить ее. Дети не капризничают и слушаются монахиню. Где же это я, что за странное место? Неужели это монастырь?

Ко мне подбегает девочка:

— Джемма, заплети мне косички, пожалуйста.

— Джемма, и мне! — восклицает другая.

Так вот как меня зовут! Красивое имя. Я помогаю девочкам сделать прически и одеваюсь в длинное темное платье, которое обнаруживаю на спинке кровати.

Вскоре та же монахиня зовёт завтракать и мы идём в трапезную, где нас уже ждёт разлитая по мискам несладкая жидкая каша.

Пока я ем, украдкой оглядываю все вокруг. Да, все же больше всего похоже на монастырь. Какой-то детский приют при монастыре, точнее. А кормят здесь невкусно, надо признать.

Слышу тоненький голосок:

— Сестра Берта, а можно мне ещё немного каши?

— Нет, хватит с тебя! — строго отвечает монахиня.