Теперь она напьется воды.

Эйлит жадно роет клювом снег, заглатывая безвкусные комья. Снег тает в пасти, стекая в глотку и приятно холодя внутренности. Наконец, напившись, она издает радостный вопль. Затем осматривается и принюхивается, пока морской ветер не доносит еще один, знакомый запах. Мужской.

Она вдруг понимает, что все ее беды из-за этого человека. Эйлит издает новый крик, полный ненависти. Он заслуживает смерти. Страшной смерти. Он станет ее обедом.

Желудок болезненно сжимается – как же она голодна! Голод придает сил, и она бросается на поиски человека, сгубившего ее. Снег под лапами хрустит, застревает между пальцами и неприятно морозит подушечки. Пусть кожа на них плотная и грубая, но все же пропускает холод.

Еда, еда, еда! Эта мысль вспыхивает в мозгах, каждый раз ярче и ярче! Она не думала, что может быть настолько прожорливой! Эйлит уже представляет, как впивается клювом в мягкую плоть, пахнущую дубленой кожей и потом, и горячая кровь заливает глотку, сладковатая человеческая кровь!

Она мчится навстречу своей жертве, даже не думая скрываться: это не охота, нет, это бойня. Она сожрет его! А затем отправится в священное путешествие. Искать свою сестру.

Эйлит оборачивается. Человек бежит прочь, к скалам. Она настигает его в несколько прыжков и ударом лапы смахивает на землю. Человек падает, теряя сапог, хочет встать, но Эйлит снова бьет его по спине. Когти легко разрывают его куртку, сорочку, кожу, оставляя сочащиеся кровью полосы. Человек кричит от боли, но все равно пытается улизнуть. Тогда Эйлит замахивается, чтобы нанести последний, смертельный удар. Но он перекатывается на спину и бросает ей в морду гальку.

Больно! Попал в глаз, ну ничего! Ей все нипочем!

– Эйлит, умоляю тебя! Эйлит! – вопит он и закрывается руками.

Она медлит. Все это должно вызвать в ней хоть какие-то воспоминания, хоть что-то, связывающее ее с прошлым. Однако на ледяном просторе, заменяющем ей разум, не возникает ни единой мысли.

Она распахивает клюв, чтобы оторвать от него кусочек, но в это же мгновение боль пронзает ей голову. Мир взрывается кровавыми искрами. Нож! Он бросил нож ей в глаз!

Эйлит визжит, вытаскивает, но уже поздно. Человек уже у лестницы, торопливо поднимается по ступеням. Эйлит голодна, но решает его не преследовать. Новый запах привлекает ее внимание.

Она осматривается и нюхает ветер в поисках источника. Где же оно? Должно быть, недалеко! Правее, да, во-о-он там, у ступенек храма. Что-то темное, в луже замерзшей крови. Оно съедобное?

Она подходит еще ближе.

Ещё одно чудовище.

Сквозь родные поля Эйлит брела к дому. В полумраке местность обретала незнакомые черты. Что-то неумолимо изменилось, что-то появилось, а Эйлит никак не могла распознать, что именно. Она слышала чей-то далекий зов, пробивающийся словно сквозь лед, даже понимала, что зовут ее. И остановилась было, чтобы вернуться и пойти на зов, но родной дом манил сильнее. Она развернулась на каблуках новых бархатных туфель и двинулась туда, куда звало сердце.

Она хорошо помнила эту дорогу и деревья, их блеск в лучах солнца и дурманящий аромат красных плодов. Каждый год по этой дороге она провожала отца на зимние заработки. Он был хорошим резчиком и вез продавать на ярмарку целую телегу товара. Там были и плошки, и шкатулки, и безделушки в виде зверей и птиц, и даже Альхор в тиаре. Маги у отца получались красиво, вплоть до перьев и чешуи, а вот Альхор выходил отчего-то всегда одинаковый – с лицом мамы. От вида этих статуэток Эйлит становилось не по себе.

Дверь ее дома, крашенную в синий цвет, как и крыша, венчала голова лошади. Она так и называла его «дом с лошадью». В верхних окнах трепетал свет. Эйлит вдохнула воздух последних летних ночей и поднялась на крыльцо.

Открыла дверь, но за ней ее ждал лишь укутанный снегом простор Клятого острова.

Проклятого острова.

В горле застрял огромный склизкий ком, мешающий дышать, и теперь тело само собиралось от него избавиться. Эйлит вскочила и прежде, чем успела что-либо понять, извергла из себя нечто кроваво-коричневое, похожее на сопли. Черт. Что же с ней произошло?

От резкого подъема голова закружилась, и Эйлит снова рухнула на землю. Теперь она могла хотя бы дышать. По телу прокатилась тупая ноющая боль, словно все кости смололи в муку. Вся правая часть будто стала чужой, и Эйлит невольно застонала, закусив губы до крови. Чем дольше она бодрствовала, тем невыносимее становилось. Надо перетерпеть, всего лишь перетерпеть.

Мысли в голове спутались, словно разбросанная колода карт.

Тепло и уют родного дома еще жили где-то внутри, за пеленой дремоты, и Эйлит мотнула головой, чтобы сбросить наваждение. Дома больше нет, родители давно мертвы, все, кого она любила, забыли о ней. Все в прошлом. Но главное, что она выжила.

Сама себя спасла.

Наконец, Эйлит нашла в себе силы сесть. Позвонки ответили неприятным хрустом, где-то что-то свело. Она без удивления взглянула на ступни, икры, колени, бедра… Разве так она должна выглядеть?.. Нет, точно нет! Все ее тело покрывала новая плотная кожа. Эйлит сделала глубокий вдох, и новый живот, покрытый чешуйчатой броней, надулся, длинные чешуйки расползлись в стороны. Выдохнула – чешуя снова соединилась в единый плотный узор. Такой же покрывал поясницу, пока не переходил в перья, а те уже шли вдоль позвоночника, по лопаткам. Спина, руки и плечи, все покрывали перья!..

Господи!.. Альхор Всемогущий! Что с ней случилось?!

От ужаса она стала задыхаться и невольно свернулась в клубок на земле. На правой руке (или лапе?) висели лоскуты рубашки. Их вид вдруг привел ее в чувство.

Шушан. Шушан разрубил ее на части, а магия чудовищ спасла!

Надо бежать! Надо срочно бежать отсюда! Эйлит поднялась на новые ноги и нашла компас, чудом не потерявшийся в суматохе битвы. Вот только куда идти? Она не помнила, не помнила! Вот же черт побери, у нее совсем помутилось в голове, остались только какие-то слова, отрывки, образы… Какой-то мусор и ничего нужного. Куда ей идти? Куда?!

Нефертари… уаджет… Что все это значит?!

А это что? Меч?

Эйлит подняла оружие и поднесла к лицу клинок. В зеркальной поверхности которого отразилось ее лицо, вернее, правая половина лица, остальную часть так же покрывала темная кожа и какие-то наросты, господи, неужели это навсегда? Эйлит закрыла лицо новыми руками. Все казалось каким-то страшным сном, от которого она никак не могла проснуться.

Только внезапный крик, раздавшийся совсем рядом, был вполне настоящим. Она уже слышала его когда-то давно, словно в прошлой жизни.

Пальцы сами сжали рукоять.

Спрятаться негде, вокруг только камни! Где же туман? Неужели она что-то сделала, и…

Эхо уже стихло, хотя сердце все еще бешено колотилось в груди. Чудовище. То самое, что пришло в ее дом одним осенним днем, это его голос. Голос из самых страшных снов.

Каждое движение приносило боль, словно тело натерли стеклянной крошкой, но нельзя выдавать себя. Эйлит, едва сдерживая стон, юркнула за валуны и затихла. Может быть, она и выдержит схватку с чудовищем, но не сейчас. Не сейчас.

Через ступни и ягодицы она ощутила дрожь чугунной поступи монстра. А еще смрад, словно тварь гнила изнутри, как прокисший компост. К щекам прилила кровь, дыхание участилось, и ей пришлось зажать рот и нос рукой. Тварь была уже близко.

Пошел снег, и Эйлит вдруг осознала, что совершенно нага, ведь всю ее одежду разорвало. Может быть, перья немного сохраняли тепло, но ступни оставались босыми, их уже щипал исходящий от снежных хлопьев холод. Зубы начали тихонько стучать. Не дай бог тварь услышит этот звук, не дай бог Эйлит выдаст себя самым глупым образом!