Пришло время умирать.

Он выбрал самое крепкое дерево, с толстыми извилистыми сучьями и красно-оранжевым стволом, таким большим, что сам наместник едва бы смог обхватить его руками. Атис нашел его на окраине Бисной гавани, на одном из холмов, открывающих вид на море. Дильхеймская сосна, самое живучее дерево северной провинции, способное выдержать и бурю, и ураган, и вес повешенного.

Он все подготовил и с присущей ему аккуратностью разложил перед собой. Жесткий кожаный ремень с пряжкой, шамшир, письмо, надежно спрятанное в кармане куртки. Меч он воткнул в землю и повесил на него кушак. Затем снял сапоги и плащ – не хотелось их портить.

Покрытая желтой хвоей земля слегка покалывала ступни. В самых темных лесных местах уже застыл ночной снег: в Дильхейме скоро начнется зима. Над Бисной гаванью висела рваная грязно-серая туча, как предвестник бури. Накрапывал дождь, и его мелкие ледяные капли впивались в морду, будто иглы.

Что ж, пора. Иначе растеряет все мужество.

Атис снял с ремня пряжку и закинул его на толстую ветку. Затем завязал узел и проверил, влезает ли морда. Идеально. Все готово.

Глядя на свисающую с дерева петлю, похожую на черную змею, он впервые за очень долгое время ощутил липкий ужас, ползущий по позвоночнику, словно паук. Правильно ли это? Несомненно. Но едва ли легко.

За годы жизни Атис не раз видел тот предел отчаяния, который ломает человека или мага, как сухую тростинку. Сводит с ума или превращает в пустую оболочку, лишь тень его самого. Атис и сам стоял сейчас у границы черной, непроглядной тьмы и готов был вот-вот шагнуть в нее, но все же что-то удерживало его здесь. Страх? Гордость? Быть может, остатки здравомыслия?

Как бы то ни было, это лучшее решение. Для всех.

Стоял он довольно долго, так что ноги уже окоченели, даже кончик хвоста замерз в стылом воздухе. Дождь усилился, стуча по макушке и стекая с носа крупными каплями. Набрав в грудь побольше воздуха, Атис залез на приготовленную колоду и надел петлю. Скрип, острый запах кожи, давящая хватка на шее. И один-единственный шаг, который разделял Атиса Аль-Амана по кличке Варан, сына акабского палача, наместника гнева Альхорова, от небытия.

Он занес ногу и поднял глаза на серый горизонт. Где-то там плыл аркелль «Средний палец», на мгновение даже показалось, что он видит удаляющуюся черную точку. Это вселяло немного надежды. Затем он закрыл глаза.

…Запах. Пряный запах лоснящейся шкуры. Кровь, сладкая свежая кровь. Лань, в глубине леса, в ста или ста пятидесяти шагах. Если пойти сейчас, охота будет удачной. Он подкрадется, ударит ее лапой, сломает хребет и…

Нет, нет, нет, нет! Только не сейчас! Когти зудели. Зубы ныли.

Убить! Разорвать на части!

Атис хотел уже отбросить ногой колоду, чтобы все прекратилось, но не успел. Все, чем он считал себя, вспыхнуло и потухло в потоке ярости и дикого голода.

Уже не он, нет, Зверь рвался из петли, пытаясь освободить шею, ремень обжигал его кожу! Наконец, освободившись, он рухнул на четвереньки. Меч, сапоги, плащ, все это стало ему безразлично, по сравнению с добычей, терпеливо ждущей его в лесу.

Охота началась.

Некоторое время в Маром остроге стояла оглушительная тишина. Эрик сидел у стены, растянув ноги, вернее, в таком положении находилось его измученное и уставшее тело, разум же витал где-то далеко от земли, там, где звездный свет робко касается застывших в безветрии облаков.

Он изучал острые носки своих сапог из стертой замши, с налипшей серой пылью и царапинами. И изучал бы их вечно, если бы вид не закрыл капрал:

– Живой? – раскатистый и хрипловатый голос Шакала, похожий на скрип старых деревьев в дремучей чаще, вырвал Циглера из небытия. Вместе с сознанием в тело вернулась и боль. – Ну-ну, держись, парень.

Глаз жгло проклятым пламенем, в голову словно вогнали раскаленный штырь, и теперь с силой вдавливали в череп.

– На-ка, – капрал достал горсть желтой травы, смачно плюнул на нее и растер в ладонях. Резко запахло мятой и жимолостью. Шакал оторвал от рубахи полоску ткани, снял с глаза Эрика старую, что промокла от крови, и приложил новую. – Это цепень-трава, из нее делают цепенящий взвар. Мы держим ее на случай ранения – хорошо снимает боль в первое время. Потом, правда, тело привыкает, так что лучше держать ее на ране только первые пару часов. Прижимай сильнее, Циглер. Вот так, да.

– Спасибо, капрал, – просипел Эрик. Через несколько мгновений по глазу и вправду стала распространяться приятная прохлада. – Капрал, она… Она улетела!..

– Я видел, – мрачно отозвался он и выпрямился. Острые уши недовольно прижались к голове. – Выпорхнула, как птица.

– Надо догнать ее и остановить! – Эрик тяжело поднялся на ноги. – Пока она кого-нибудь не убила!

– И что ты предлагаешь?

– Я поеду, – решительно гавкнул Эрик и сжал здоровый кулак. – Меня она не тронет. Я смогу ее остановить.

– Ты-то? – капрал с сомнением на него взглянул. – Без руки и без глаза? Сомневаюсь, Циглер, что ты даже в седло заберешься в таком виде.

– Но капрал…

– Нет, Циглер, уж прости. – Шакал выглянул в окно, словно оценивая расстояние до земли. – Этот монстр тебе не по зубам. Так что хватит спорить, иди в свою келью и жди лекаря.

Эрик с трудом встал – ноги не держали его. Опершись рукой о стену, он не мог заставить себя выпрямиться, словно неведомая тяжесть придавливала его к полу. Он не просто не хотел вставать, нет, он хотел умереть.

– Какого черта тут происходит?! – донесся из коридора крик взбешенного Орина. – А ну иди сюда, жалкий щенок, и все мне объясни!

«Почему чуть что, так сразу Циглер?» – с досадой подумал Эрик. В это же мгновение в кабинете вновь появился дворецкий, красный, как помидор, с прилипшими к лысине седыми прядями. Обережник даже не успел ничего сказать в свое оправдание, как Орин вошел в кабинет и замер в ступоре. Тело-то пропало. Как они будут объясняться?

Некоторое время он тупо смотрел перед собой, будто переваривая какую-то сложную мысль. На его гладком, вечно блестящем от кожного жира лбе проступили морщины. Глаза Орина, и без того черные, как две маслины, сделались еще темнее, и мрак, затаившийся там, не сулил Эрику Циглеру ничего хорошего.

– Где она? – проговорил он хриплым голосом, словно доносившимся из-под земли. – Где она, Циглер?

– Я все расскажу… – беспомощно отозвался Эрик, ощутив приступ тошноты. На самом деле он не мог даже думать, не то что объяснять.

– Вы вызвали лекаря, как я велел? – зычно гавкнул капрал, отвлекая на себя внимание.

– Да-да, послал в деревню. Скоро будет, – растерянно ответил дворецкий, будто только что очнулся от сна, и ехидно добавил: – Вместе с ее отцом.

На слове «ее» он сделал особенное ударение, как бы спрашивая: «Что ты будешь делать, Циглер?»

Эрику же казалось, что он сходит с ума.

– Где она, Щен? Куда вы ее дели? – Орин продолжил вертеть головой из стороны в сторону, словно все еще не веря, что Сирша могла вот так исчезнуть. – Ее тело нужно отдать родным, чтобы они попрощались с ней по-человечески. И да, тебе нужно будет объясниться перед ее родителями, а еще…

– Объясняться он будет только перед графом, – прервал его капрал. – А тела, как вы заметили, нету.

– Как это нету? – Дворецкий удивленно захлопал глазами. – Я сам его здесь видел, вот этими глазами! Я требую ответа!

– Она улетела, – выдохнул Эрик и сам чуть не рассмеялся над звуком собственного голоса. Боже, он говорит как сумасшедший! Один в один, как его дядя Рубен, который носит сапог на голове и пьет вино из деревянного башмака. – Она встала и улетела. Капрал подтвердит.