Шакал, предчувствуя неприятный разговор, едва заметно оскалился:

– Проклятая магия. Мы и сами толком не поняли, что случилось.

Орин переводил взгляд непонимающих глаз с морока на огневика и обратно, будто прикидывая, кто из них все еще сохранил остатки здравомыслия.

– Д-да? – переспросил он со спокойным удивлением, словно ему только что сообщили о протухшей рыбе из графских запасов. – Это правда?

– Клянусь Альхором, – весело отозвался Эрик, чувствуя, как кровь ударила в голову. Он пьянел, пьянел от боли и горя, с каждым мгновением все сильнее.

– А что мне сказать ее отцу, когда он придет за телом? – деревянным голосом спросил он. – Что мне сказать? Солгать?

– Солгите, – легко согласился Эрик.

Тогда-то терпение Орина кончилось. По всей видимости, решив, что над ним издеваются, он набросился на обережника так стремительно, что даже капрал не успел ничего сделать. Одно мгновение, и толстые пальцы с желтыми ногтями, похожими на черепашьи панцири, сомкнулись на его жилетке. От дворецкого кисло пахло потом и чесноком, запах врезался Эрику в нос, вызвав лишь еще большую тошноту и отвращение. Затем последовал удар под ребра, слабый, неуклюжий удар человека, который очень зол, но не знает ни как бить, ни куда. Эрик был магом, а маги куда крепче людей, и кулак Орина не причинил ему особого вреда, однако Циглер все равно согнулся пополам. Он знал: дворецкий хотел, чтобы ему было больно, хотел, чтобы обережник страдал. Эрику же было все равно: ему хотелось хохотать в голос, он едва себя сдерживал, поэтому закрылся здоровой рукой, чтобы не выдать безумной улыбки.

Орин ударил бы еще раз и уже занес кулак, как вмешался капрал:

– А ну хватит! – Шакал схватил дворецкого за ворот камзола и легко, будто тот ничего не весил, оттащил от огневика. – Хватит, я сказал!

Орин, раскрасневшийся от возбуждения, смотрел на Эрика взглядом бешеного зверя. На лбу вздулась и пульсировала вена, от вида которой Циглер ощутил новый приступ тошноты. И дикое, жгучее желание испепелить этого старого дурака.

– Я знал, что от тебя одни беды, Циглер! Говорил графу вышвырнуть тебя вон, но он не послушал! – не унимался Орин. Его голос, и без того высокий для мужчины, то и дело срывался на истерический крик, резавший слух. – Я и Сиршу предупреждал, чтобы не совалась к тебе! Только вот она, дурочка, не послушала! Кровь молодая взыграла, будь она проклята! Полезла к тебе, и вот что из этого вышло! Ты погляди, что из этого вышло!

Ну все, это последняя капля! Как он вообще посмел произнести ее имя?! Звезда под сердцем раскрылась, выпуская магию в кровь. В руке против его воли загорелся огонь.

Завидев пламя, дворецкий вырвался из хватки капрала, презрительно фыркнул и поправил сползший камзол.

– Давай, топай отсюда, – гавкнул капрал и обнажил зубы, показывая, что и его терпение подходит к концу.

– Ты жалок, Циглер. Ничтожный щенок, – прошипел Орин, обернувшись в дверях. Теперь и избиения ему было мало, он собирался унизить Эрика как только мог. – Будь ты трижды проклят. Будь проклят, слышишь?!

– Я сказал: вали отсюда! – зарычал морок и притопнул для пущего страха.

Дворецкий сплюнул и удалился. Эрик тряхнул рукой, погасив огонь. В изувеченную глазницу возвращалась боль, и он снова ощутил приступ тошнотворного головокружения. Ему бы прилечь, хотя бы на пару минут.

– Совсем держать удар не умеешь, Циглер, – запричитал капрал, помогая обережнику устоять на ногах. – Дал старику себя побить, ну ты чего.

– Не знаю… мне просто стало все равно.

– Не расстраивайся ты так, – успокоил его Шакал с почти отеческим сочувствием в голосе. – Вернется она.

– Думаете?

– Рано или поздно.

– А если причинит кому-нибудь вред?

– Значит, с ней разберутся. Ежели в ней осталось что-то от человека, стала бы она причинять вред? Нет. А значит, она уже чудовище, и черти с ней расправятся, – уверенно отозвался Шакал, однако Эрику от его слов стало лишь хуже. – Завтра на рассвете я уеду, по дороге загляну на сторожевой пост и дам наказ отыскать ее. Уж отряд-то чертей справится.

Он совсем забыл! Приказ графа был ехать вместе с капралом, только вот как он теперь, с таким ранением?..

– Не боись, Циглер, – словно прочитав его мысли, морок ободряюще похлопал его по плечу, – все образуется.

Эрик, тупо смотрящий в пол все это время, заметил странный блеск среди обломков стола и осыпавшейся каменной крошки. Что это? Очередная графская тайна?

Он расчистил мусор и извлек шестиконечную звезду, сделанную из чистейшего менхита. Эрик никогда не видел менхит в своем натуральном виде: хаджарская сталь, из которой изготавливались мечи, была всего лишь сплавом менхита с хашмирским или дильхеймским железом. Менхит служил проводником магии (именно поэтому мороки могли скользить только с мечами из хаджарской стали), железо же придавало клинку жесткость и остроту. А тут целая звезда… Похоже, какой-то артефакт из Альхоровых времен.

Догадка подтвердилась сразу: на обратной стороне оказался выгравирован символ Короля. Откуда же Теодор взял ее?

– Вы не знаете, что это? – спросил Циглер у капрала.

– Впервые вижу, – признался тот. Затем взял артефакт в руку и принюхался. – Чую запах графа. И Варана. А ты?

Эрик тоже понюхал звезду. Нюх у него был, конечно, слабее Шакальего, но вот душок чешуи наместника он смог учуять.

– Вы правы. Наверное, Варан принес его графу для изучения. Верну ему при встрече, – на этих словах Эрик убрал артефакт во внутренний карман жилетки. Капрал не стал возражать, лишь хмыкнул.

Как будто знал что-то наперед.

Как и говорил Орин, лекарь пришел из деревни через несколько часов. Он осмотрел глаз Эрика и только покачал головой: тут ничего не поделать. Эту новость Циглер воспринял почему-то равнодушно, не в полной мере осознавая, что он теперь одноглазый калека. Навсегда!

Лекарь велел промывать рану отваром горемыки, оставил на столе мешочек с ее сухими цветками и, пожелав скорейшего выздоровления, покинул башню. Сразу после его ухода Эрика начало знобить, кости ломило, как от холода, он чувствовал себя смертельно больным. Как назло, расшалилась сломанная рука, Эрик стиснул зубы и тихонечко заскулил. Завтра боль в глазу будет адской, лучше бы сейчас уснуть и проспать пару недель, пока глаз не начнет заживать… Или пока не вернется граф.

Кстати, что он собирается ему сказать?

Ну почему он не поехал?! Скольких бед можно было бы избежать!..

От этой мысли Эрик почувствовал жгучую обиду. Отбросил одеяло и резко сел на кровати. Что он вообще здесь делает? Лежит, отдыхает! По лесу бродит неприкаянное существо, способное убить кого угодно! Нет, Эрик не может ждать, пока не настала беда, он должен все сделать сам.

Сам!

Глазница ныла тупой, разрывающей болью, но, несмотря на это, Эрик Циглер сунул ноги в сапоги и потеплее оделся, чтобы не замерзнуть в сумерках. Повесил на пояс меч и сунул в походный мешок немного сухарей. Он собирался искать ее столько, сколько потребуется, хотя где-то в глубине души чувствовал, что напрасно.

Однако перед тем, как скрыться в лесу, все же решил заглянуть к Шакалу, чтобы попрощаться. В конце концов, морок здорово ему помог, и нужно бы отблагодарить его хотя бы словами.

Он шел по двору, окно в кабинете графа, наспех заколоченное, подобно черной дыре в бездну, взирало на обережника свысока. Загривком Эрик ощущал на себе его злобный, полный ненависти взгляд, будто замок ожил и теперь наблюдал за обережником всем своим ледяным, полумертвым существом.

Внутри башни было темно и сильно пахло дымом – чадил почти потухший очаг. Эрик миновал пустую столовую и поднялся в спальню, где ровными рядами стояли деревянные нары. Здесь всегда было очень тесно, и казалось, что вот-вот станет не хватать воздуха. На кроватях сопели солдаты, сдавшие пост, однако капрала среди них не оказалось.