«Он что, уже уехал? Собирался же утром!» – растерянно подумал Циглер, выйдя из башни и не зная, что делать. С одной стороны, идея идти ночью в лес казалась ему сущей глупостью: кого он там найдет, в темноте? Только волков привлечет, или еще хуже – чудовищ! С другой стороны, хотелось оказаться как можно дальше от этого проклятого места, от которого вставала дыбом шерсть. Почему он раньше не замечал, как Марый острог в самом деле уродлив?

Он вздымается в небеса, как пасть жуткого окаменевшего чудовища, навечно затаенного в горе. Под какими немыслимыми углами изгибается его кровля, как щетинится глиняная черепица, словно чешуя. Как презрительно светятся прорези окон. Как по-змеиному шелестят на ветру знамена. Как можно находиться здесь, в месте, существующем без сочувствия ко всему живому?

Снова оглядев фасад замка, обретший зловещие очертания, Эрик понял, где искать Шакала. В часовне, как луч маяка среди бушующего черного шторма, горел свет.

Как Циглер и думал, Шакал сидел на ближней от канунника скамье, сложив руки перед собой. На нем была все та же заплатанная сорочка, посеревшая от сотен стирок, в полумраке часовни будто светившаяся розовым. Эрику стало неловко: вдруг капрал молится и хочет побыть наедине перед дальней дорогой, а тут он, так некстати!

– Я чую тебя, Циглер. Проходи, я просто… просто думал. – Капрал развернулся, и его глаза блеснули теплым золотистым светом. Нет, на огневика он вовсе не злился. – Здесь тихо. И пахнет хорошо. Люблю запах воска.

Эрик, сам не понимая зачем, опустился рядом. Уют часовни, ее приглушенный свет и аромат тающего воска обволакивали Циглера, как объятия старого друга.

– Я иду искать ее, – честно признался Эрик и, пока морок не начал снова с ним спорить, поспешно добавил: – Так надо, капрал. Я должен.

– Ну, должен так должен, – пожал плечами Шакал. Не сказать, чтобы он был сильно удивлен, но и останавливать его, похоже, не собирался.

– Простите, что не еду с вами.

– Переживу, – усмехнулся тот. – По правде сказать, Циглер, я даже рад, что отправлюсь один. Некоторые дороги мы должны пройти в одиночестве.

– Надеюсь, вы сможете найти Ди. В конце концов, Эйлит заслуживает права узнать, что с ней случилось.

Шакал отвел морду, чтобы не смотреть обережнику в глаза, и глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Эрик нутром чуял, что капрал что-то скрывал все то время, что был в Маром остроге. А теперь он вдруг решил разоткровенничаться:

– Так и быть, Циглер, раз Варану рассказал, то и от тебя скрывать не буду. Парень ты добрый, дурак, правда, редкостный, но, по крайней мере, зла нарочно никому не делаешь, да и от своей дурости страдаешь сам. – Шакал сочувственно вздохнул, а затем вдруг признался: – Сестра ее жива-здорова.

На голову Эрика будто вылили ушат ледяной воды. Он-то был уверен, что Эйдин давно стала абой!.. Неужели участь всех аматов миновала ее?..

– Как?.. – только и смог выдохнуть Эрик. Весь мир словно перевернулся с ног на голову.

– Спустя три года, после того как Эйлит закрыли в ящике, она стала магом. Я был там, когда это случилось, и сам все видел.

Магом!.. Господи, да что с этой семейкой не так?!

– Не смотри на меня так, Циглер. Знаю, звучит так себе, но я не вру. Как только она стала магом, ей дали другое имя и велели хранить молчание до конца дней о том, кто ее семья, – терпеливо пояснил Шакал. – Я стал одним из немногих, кто знает эту тайну.

– Она… она не искала сестру все это время? – Голова шла кругом, и Эрик еле находил слова.

– Ей сказали, что та умерла, – в его голосе послышалась горечь. Кажется, он был знаком с Эйдин куда ближе, чем говорил. Черт, Эрик все время забывал, что прошло двадцать два года! Ди уже давно не восьмилетняя девочка, а взрослая женщина, вернее, маг, даже старше его! – Что еще она могла сделать? Позже, года четыре спустя, Эйлит перевезли в другой Дом пользы, где она пролежала еще пятнадцать лет, прежде чем обнаружили, что за столько времени абы из нее не получилось.

– Поэтому вы вызвались привезти Эйлит сюда? Из-за сестры? – Эрик все еще не верил ушам.

– Отчасти. Это должно было стать моей последней миссией перед отставкой, – ответил Шакал совсем тихо. – Я найду ее, расскажу все как есть, а дальше пусть сама решает, что делать.

– Кто она?.. Морок? Или огневик?

– Этого я тебе сказать не могу, – ухмыльнулся черт. – Я дал клятву, Циглер, уж пойми.

– Простите, капрал… Я все еще не могу поверить, что такое возможно.

– Жизнь та еще блудница, Циглер, никогда не знаешь, чем она тебя удивит. Особенно жизнь в Нефере, – на этих словах Шакал поднялся. – Я рассказал тебе это, чтобы ты передал мои слова Эйлит. Она хорошая девчонка, и я не хочу, чтобы она свернула на кривую дорожку.

Эрик не стал уточнять, что морок подразумевал под «кривой дорожкой», и лишь согласно кивнул.

– А теперь мне пора спать, завтра в путь, – сказал Шакал. – Если не вернешься до рассвета, бывай.

Они пожалили руки, как старые друзья. На рассвете их пути разойдутся, чтобы когда-нибудь пересечься вновь.

Эрик не застал отъезда капрала. Всю ночь и весь последующий день он провел в лесу, изучая чащу шаг за шагом в надежде найти хоть какую-то подсказку, понять, куда Сирша могла отправиться. Однако перемещалась она явно по воздуху (как же еще, идиот), и никаких следов он, конечно же, не нашел.

А к обеду следующего дня и вовсе пошел дождь со снегом, однако Эрик упрямо бродил по лесу, тщетно пытаясь взять след. Делал он это скорее из упрямства и нежелания возвращаться в Марый острог, ставший чужим и тревожным. Он физически ощущал неприязнь к этому месту, словно дыхание чего-то необъяснимо ужасного на затылке, хотя вразумительной причины внезапно появившегося страха найти не мог.

Домой он вернулся в сумерках, лег в постель и сразу уснул. Даже боль в глазу, накрывающая внезапно, как штормовая волна, не смогла разрушить его крепкий сон. Проснулся лишь на следующий день к обеду, голодный как волк. Почему Сирша не разбудила его? Она ведь всегда будит его к завтраку, она…

О господи… Ее больше нет.

Тяжесть прошедших дней навалилась с новой силой, и Эрик едва заставил себя встать с постели. Он должен найти ее. Только непонятно, с чего начать.

В замке к нему теперь относились холодно, однако никто не рискнул высказать свое недовольство в лицо. Орин не разговаривал с ним, а кухарка, с которой Эрик неплохо ладил, попыталась выведать, что же все-таки произошло с Сиршей, но он отвечал односложно, без подробностей. Женщина лишь вздыхала и жалела их обоих, словно они были брошенными матерью котятами. В душе Эрик все еще надеялся, что сможет вернуть Сиршу. Вернуть и исцелить.

Так прошло еще восемь дней. На середине этого срока он собрал еды впрок и спустился с гор. Лубок и повязку Циглер снял, все же прошло три недели, кость должна была уже срастись, хотя он и не мог полноценно действовать рукой: некоторые неудачные движения отзывались ноющей болью. Эрик старался не нагружать ее, однако следовало возобновить тренировки с мечом как можно быстрее – хороший воин обязан пользоваться оружием одинаково хорошо обеими руками, а из-за долгого перерыва он утрачивал навыки.

На стволах деревьев и под ними лежала тонкая пленка снега, такого ровного, что жаль топтать сапогами. Эрик не узнавал лес, так изменившийся после первого дыхания зимы, очистившийся и спокойный, в сердце появилась новая надежда на то, что все образуется, как и говорил капрал.

Пока он бродил по лесу в одиночестве, ища хоть какие-то следы Сирши, у него было много времени подумать. В голову приходило много мыслей, как хороших, так и плохих. Больше плохих, конечно. Чаще он просто прокручивал события того дня. Испуганное лицо Сирши то и дело всплывало в памяти, да так отчетливо, что Эрик видел и каждую веснушку на ее носу, и крохотные пятнышки на радужке глаз. Он пытался сохранить этот образ подольше, пока время не стерло его окончательно.