Эрик Циглер скучал по ней. Боже, как скучал!..

Он бродил по лесу три дня и вернулся в Марый острог ни с чем. А на следующий день прибыли два солдата Теодора, и Эрик сразу почуял неладное.

– Граф приказал отвезти это в замок, – один из солдат протянул ему холщовый мешок с растекшимся пятном крови. – Ее бы положить в холодное местечко.

Дрожащий рукой Эрик принял мешок. Тот оказался куда тяжелее, чем был на вид. Циглер с тяжелым сердцем взял его и раскрыл, чтобы посмотреть.

Нет… нет, нет, нет, нет, нет!..

Слезы лились и лились из его единственного глаза. Он прижимал к себе мешок с головой Сирши и плакал как ребенок.

«Вы уверены, что Эйдин – ваша родная сестра?»

Слова наместника больно резанули по сердцу. Он не имел права на этот вопрос. Никакого.

Как он мог вообще о таком подумать? Как посмел произнести эти гнилые слова?

Эйлит сидела на гальке, в отдалении от порта. Море лизало подошвы сапог, как провинившийся пес, над головой оглушительно кричали чайки. До этого самого момента она даже не допускала мысли, что все может быть иначе. Что Эйдин – чужая. Всегда была чужой.

Эйлит запустила руки в отросшие волосы. Нет, нет, нет! Она не должна об этом думать! Откуда наместнику знать, что именно она – Эйлит – ухаживала за вечно беременной матерью? Сколько ей было, когда родилась Ди? Девять лет. Уже почти взрослая. Только вот незадача, мать рожала Эйдин не дома, боясь, что тот проклят и на свет снова появится мертвый младенец. Когда подошел срок, отец увез ее к знахарке, откуда она вернулась через неделю с маленьким уродливым комочком странного цвета. Сперва Эйлит даже не поняла, что это ее сестра, подумала, что родители привели в дом мерго – духа мертворожденного ребенка или младенца, не успевшего дожить до первых зубов. Мерго водили хороводы по ночам в поле, напевая колыбельные, что слышали от матерей еще в утробе, пугая путников и просто сенокосцев, ночующих в полях.

– Это твоя сестренка, погляди-ка! – улыбнулась мать. Вспоминая эту нежную улыбку, полную золотого тепла материнской любви, Эйлит задавила все сомнения. Ну разве могла Ди быть неродной? Разве смотрела бы так ее суровая мать на чужого ребенка?

Она протянула тогда еще безымянную кроху (имя дают только после появления первого зуба) старшей дочери, и Эйлит попыталась уютно устроить ее на руке. На какой – правой или левой – держать младенца удобнее? Проснувшись, Ди жалобно захныкала. Эйлит снова посмотрела на мать, недоумевая, откуда в ней нежные чувства к этой странной штуке? Может быть, она чего-то не поняла?

Затем были годы ревности, и лишь после того, как Ди впервые в жизни назвала ее сестрой, Эйлит смогла осознать, как сильно они связаны. Истинная любовь не приходит сразу, ей нужно время, ведь только время может помочь ей укрепиться в твоем сердце.

Мог ли минейр знать все это? Конечно нет, поэтому он и задал тот глупый вопрос. Да, именно глупый, а не оскорбительный. Даже если Эйдин была не родной сестрой, что это меняло? Разве это делало незначительными все те чувства, что испытывала Эйлит? Нет, конечно, нет, но…

Наместник сказал, что у аматов не рождаются маги. Но ведь среди аматов не рождались и такие, как Эйлит, верно? Значит, то, что Ди оказалась магом, лишь подтверждало то, что она ее сестра. Они особенные, каждая в своем роде. Именно поэтому они сестры.

Эйдин – маг… Маг! А значит, она жива. Ей, должно быть, сейчас тридцать, уже зрелый возраст. Интересно, где она служит? Как выглядит? Может быть, она летун?

И как она удивится, когда Эйлит найдет ее! Боже, скорее бы этот момент наступил. Именно поэтому она обязана справиться. Она сделает все возможное, с наместником или нет.

Эйлит тряхнула головой и внезапно повеселела. Черт, а ведь все не так уж плохо, правда? Теперь ей точно есть за что бороться. И она своего не упустит.

Пританцовывая под песню ветра, она отправилась обратно, к причалу. Все складывалось куда лучше, чем она могла представить. В ее сердце поселилась надежда.

Аркелль с очаровательным названием «Средний палец» отправился в путь на рассвете. Корабль, как и все аркелли, представлял собой плоскодонное судно с единственной мачтой и прямым парусом. На носу и корме находились «чердаки», где хранились припасы и ночевали рыбаки, по бокам же торчали весла. Отличало его лишь кроваво-красное полотнище, а также грубо вырезанный кулак в качестве носовой фигуры, с торчащим в грубом жесте средним пальцем.

Хозяин аркелля, молодой чернявый паренек с шальным взглядом, обладал своеобразным чувством юмора. Свою команду он называл «пальцами», и те, по всей видимости, решили, что на север графа и его людей ведут сокровища, которыми грех не поделиться.

Хозяин сперва смотрел на Эйлит недоверчиво, но после того, как ее укачало и стошнило, арк изрядно повеселел. Эйлит же, позеленевшая от качки, прижалась к противоположному борту.

Они миновали «пасть» – опасный водоворот у входа в бухту, ловко обойдя ее слева и, наконец, вышли в отрытое море. Распластанная громада Сильхейма осталась позади, угрюмо глядя им вслед. Над парусом носились чайки, сверкая белыми крыльями. Море, на удивление спокойное, ласково приподнимало аркелль на волнах, как на ладонях, и опускало вниз. О борт билась шипящая пена, облизывая корму. Изредка в волнах сверкали чешуйчатые спины барлуш, жирных хищных рыбин с красными плавниками, желанной добычи всех рыбаков.

Вскоре берег скрылся за горизонтом, и вокруг остался лишь серый студень воды под низким небом. Хозяин, обвязав голову когда-то красным, но теперь розовым платком, просоленным от воды, с деловитым видом расхаживал по лодке и охотно рассказывал Теодору об устройстве судна. Эйлит же сидела на носу и болтала ногами. Люди графа о чем-то тихо переговаривались.

К ночи облака стояли той же плотной пеленой. С востока дул ровный холодный ветер и тащил аркелль все дальше по волнам, к заветному острову «Клятый».

– Ты как? – Теодор сел на корточки рядом.

– Не очень, – хрипло отозвалась Эйлит, сдерживая очередной приступ тошноты. От этой мелкой качки было еще хуже, чем от крупной. – Правда, еще немного, и выблюю кишки.

Это выражение она подслушала у моряков, и ей оно показалось очень подходящим. Именно так она себя и чувствовала.

– О как, – усмехнулся граф. – Крепись, к утру полегчает. Я принес тебе кое-что. – Он достал из-за пазухи свернутый листок и протянул ей. – Посмотри.

Эйлит развернула его и глянула. На нем красовалось несколько разных рисунков, наспех выведенных сангиной. Птица, глаз, звезда, голова собаки, цветок лотоса, корона с перьями, рука…

– Это аментет, божественный язык, – пояснил граф. – Каждый такой символ называется «иероглифом» и имеет свое название и значение. Заклинания, если уж совсем по-простому.

– Для чего они мне?

– Врата храма наверняка будут запечатаны, я уверен в этом. Чтобы открыть их, придется произнести эти заклинания.

– Все?..

– Нет, только те, что будут изображены. А вот выучить тебе придется все. Я бы подписал их, только вот ты, как я помню, не умеешь читать.

Он назвал каждый, и Эйлит принялась учить названия странных значков. Что ж, время у них есть: впереди еще долгое плаванье. Два дня, и она снова встретится с судьбой лицом к лицу.

Так кончался первый день их невыносимого морского путешествия.

Иуасат, уаджет, хор, бахрут, нефертари, аль-шути, инхар.

Остров Клятый походил на поднявшегося из воды великана, горбатого и косого от волн и ветров, окаменевшего от страшного Альхорова проклятия. Один из «пальцев» дал Эйлит подзорную трубу, но она не разглядела на сером безжизненном теле острова ни одного, даже скромного, куста. На сточенных морем валунах виднелись лишь родимые пятна «ротков» – так рыбаки называли черные ракушки, что росли на камнях и раскрывались будто голодные пасти. Эйлит находила их некрасивые сколотые раковины на берегу Бисной гавани чаще прочих.