Что сказал наместник? С мечом все в порядке. Скоро пройдет. Три месяца миновало, как-никак. Все вполне могло измениться.

Эрик коснулся пальцами замка и расплавил его. Металл зашипел и каплями скатился на пол. Запахло паленым деревом, в воздух поднялась тонкая струйка дыма.

Цефи лежала на самом дне, завернутая в старую сермягу. Кроме меча, Эрик обнаружил в ткани белесые яйца и засохшие паучьи трупики. По руке щекотно пробежалось нечто черное и исчезло за комодом.

– Фу! Вот же пакость!

Эрик обмотал ладонь тканью. Он сомневался, что это поможет, но все же надеялся на лучшее. Осторожно извлек меч. Клинок поймал блик от окна. Эрик уже и забыл, как она прекрасна. Идеальный баланс. Особенный меч. Само совершенство.

Цефи безмолвствовала, однако Эрик чувствовал – она все еще жива.

Темная столовая со свисающими с потолка оленьими рогами, как всегда, пустовала. Теодор фон Байль сидел во главе длинного стола из темного дерева как единственный из своего рода. Сирша хлопотала рядом, подавая завтрак, словно фарфоровая фигурка, кружащаяся на музыкальной шкатулке, такая же тонкая и хрупкая. Облаченная в темное платье, поверх которого белел накрахмаленный фартук, волосы же были собраны под чепцом так аккуратно, что не выбивалось ни одной пряди. Она почему-то избегала смотреть на Эрика при графе, и тот никак не мог понять почему.

Однако сегодня, впервые за все время увидев обережника при оружии, Сирша удивленно замерла с кофейным сервизом в руках. Эрик пробормотал что-то невнятное и встал по левую руку от графа, как и положено. Сирша приоткрыла шторы, и одинокий луч из окна разрезал столовую на две части, как негласная граница, разделяющая служанку и обережника, женщину и мужчину, человека и мага. Поскорее бы все закончилось, поскорее бы…

От волнения он по старой привычке взялся за рукоять. Кожа Цефи была теплой, даже горячей, на прикосновение ему ответил слабый толчок магии.

– Ты готов к настоящей работе, Циглер? – вдруг спросил граф, скрипуче разрезая яичницу. – Не боишься замарать руки?

– Я не понимаю, мой граф, – Эрик нахмурился. Обманчиво задорный тон Теодора не сулил ничего хорошего. – Что вы имеете в виду?

– Ничего особенного, – хмыкнул фон Байль и улыбнулся еще шире. – Завтра сюда привезут амата.

У Эрика отвисла челюсть. Сирша снова чуть не уронила чашки и испуганно переглянулась с Эриком.

Он не ослышался? Амата? Значит, чудовище?

Теодор, ожидая ответа, повернулся к Циглеру. В его глазах, похожих на нефритовые камни, застыла странная радость.

«Он сошел с ума, – пришла удивительно ясная мысль, и все встало на свои места. – Это все его грибы, наверное, они как-то влияют на мозги, или еще на что-нибудь… Черт, не знаю, может, он просто шутит?»

– Вернее, девчонку-амата, – добавил Теодор в воцарившейся тишине. – Если верить словам настоятельницы, с ней что-то не то.

Действительно, невелика разница. Между чудовищем и тем, кто может стать чудовищем в любой миг.

Усилием воли Эрик взял себя в руки.

– Мой граф, как ваш обережник, – стоило Эрику это произнести, как он сразу почувствовал себя лучше. Власть над собой и над обстоятельствами придала ему сил, – как ваш обережник я не могу подвергать вашу жизнь опасности. И не могу допустить, чтобы в замке…

– Циглер, мы в Маром остроге не веники вяжем, а несем службу на благо нашей великой родины. А именно – занимаемся аматами. Ты знал, на что шел, когда соглашался поехать со мной.

Да уж, знал… Задача любого обережника – обеспечивать безопасность подопечного любой ценой. Только вот граф не особо любил, когда за ним ходили по пятам, и уж тем более, когда совали нос в его дела.

– Циглер, это мой замок. Мой, понимаешь? Единственная угроза здесь – один настырный огневик, так что проследи, чтобы он не находился со мной в одной комнате и не подслушивал разговоры, – заявил ему Теодор, как только Эрик посмел явиться на его завтрак. Тот хотел было возразить, что подобная вера выйдет графу боком, но промолчал, зная, что получит в ответ: «Теперь это твоя забота, Циглер».

Это действительно было его заботой. Небрежность Теодора по отношению к амату, словно это очередная служанка или новая игрушка, тревожила больше всего.

Капрал чертей прибыл на закате следующего дня. Эрик Циглер и граф Теодор фон Байль, хозяин Марого острога и графства Байльштриг, встречали его у подъемного моста. Оббитая сталью кибитка, в которую запрягли клячу, на закатном солнце отливала кроваво-красным. Лошадь, устав тащить ношу по размытой дождем дороге, хрипела и роняла желтую пену на рыхлый песок. Наконец, возчик остановил кибитку, к ней поспешил хромой конюх, чтобы освободить несчастное животное из постромок.

«Чудовище доставлено. Осталось дождаться, когда оно всех нас сожрет», – невесело подумал Эрик. Даже присутствие одного из лучших чертей его никак не успокаивало. Вдруг она завтра обратится? Может быть, даже сегодня, даже сейчас… От неверного слова, от дуновения ветра, черт, да по любой причине, а может, и без причин! Подобные мысли могли свести с ума кого угодно!

Капрал тем временем легко соскользнул с козел и, запахнувшись в заляпанный грязевыми комьями плащ, поспешил к ним.

– Приветствую почетного убийцу в Маром остроге, – Теодор натянуто улыбнулся.

– Все шутки шутите, – хмуро отозвался капрал. Старый, видавший виды шакал из Соловьиных степей Йеффеля. Кажется, его так и звали – Шакал. Очень причудливо. – Кажется, вы позабыли, как легко человек рвется на части.

– Что ж, это уже наша забота. Моя и моего обережника.

– Ваш обережник чудовищ-то видел? – с сомнением отозвался капрал, косо взглянув на Эрика. «Сопляк», – читалось в его взгляде.

Сопляк, да? Пальцы Циглера невольно сомкнулись на теплой рукояти Цефи. Та отозвалась слабым толчком магии, словно показывая, что с радостью разберется не только с чудовищем, но и с магом.

Шакал, почувствовав исходящую от Эрика угрозу, обнажил клыки, левый был сколот. Ему не требовалось оружие, чтобы избавиться от выскочки-обережника.

Приветствие затянулось. Два мага буравили друг друга взглядами, проверяя противника на прочность. Глаза капрала, бешеные, как у дикой собаки, отливали совиной желтизной. Этот морок много на своем веку повидал, оттого позабыл, что такое жалость или милосердие. Все, что он знал, – это боль и смерть.

– Лучший способ победить чудовище – предугадать его появление, – нарушил тишину граф. – Так что, уважаемые, прошу вернуться к работе и доставить девочку ко мне как можно скорее.

– Так точно, – рыкнул Шакал и бросил на Эрика последний недовольный взгляд. – Надеюсь, ты умеешь драться, парень, а не только заглядывать служанкам под юбки.

Эрик пропустил колкость мимо ушей. Услышь это Сирша, вся покраснела бы от злости и стыда, но, к счастью, ее здесь не было.

– Сирша ведь приготовила мастерскую? – спросил граф, наблюдая за тем, как Шакал возвращается к кибитке.

– Да, мой граф. Я распорядился еще утром.

– Этот ящик сконструирован так, что, как только существо внутри начнет превращаться, оно сразу же будет убито шипами из крышки. Проследи, чтобы с девочкой были понежнее. – Граф развернулся на каблуках и собрался было уходить, как вдруг что-то вспомнил. – И не пускай это животное в замок. Пусть ночует в сторожевой башне.

– Так точно, мой граф. Что-то еще?

Теодор проследил взглядом за тем, как Шакал открывает кибитку, покачал головой и удалился.

Деревянный гроб, оббитый каленым железом, в котором держали девчонку, походил бы на ящик с сокровищами, если бы не тонкая щель, через которую виднелись прикрытые глаза. И, конечно, не привинченная табличка с именем и годом рождения: Эйлит, и судя по году запаковки – ей очень много лет, ее поместили туда еще до его рождения. Видимо, называть «девчонками» старух было в странноватой манере графа.