Ответственность не должна быть оковами, ограничивающими мою жизнь и счастье.

Как же жаль, что и отчий дом перестал быть для меня тихой гаванью. Чувствовала себя выброшенным из гнезда птенцом. Не любимым, но приносящим пользу.

Отец кивнул, пусть и неохотно, и отошел в сторону, давая мне пройти. Я прошла мимо него, почувствовав, как каждый шаг наполняет меня решимостью и новой силой. Сегодня после уроков я пойду в Храм.

Когда я спустилась к завтраку, обнаружила в столовой уже сидящую мать. Отец прошел мимо меня и сел во главе стола.

Солнечный свет, льющийся из больших окон, наполнял комнату яркими лучами. Прекрасное утро для глубокой осени. Но все равно мне казалось, что даже воздух здесь пропитан напряжением.

— Доброе утро, матушка, — сказала я, стараясь сохранить спокойный тон. Мама улыбнулась мне в ответ, её глаза искрились теплом и заботой.

— Доброе утро, дорогая, — ласково ответила она. — Присаживайся, позавтракай с нами.

Я села напротив неё, стараясь не встречаться взглядом с отцом. После вчерашнего разговора мне было сложно смотреть на него и одновременно скрывать свое внутреннее возмущение.

Как только я начала есть, мама взяла слово, её тон был мягким и ненавязчивым, как всегда. Однако каждое её слово заставляло меня сдерживаться. Я ведь у же решила, что буду хорошей и послушной девочкой в стенах этого дома.

— Марисса, ты должна простить своего супруга за его слова.

— Ты даже не знаешь, что произошло, — все же вырвалось у меня, но матушке было плевать. Она изящно отмахнулась от меня рукой и продолжила. — Мужчины иногда бывают грубы, но это не значит, что они не любят нас. Не стоит провоцировать ссоры, будь терпимее. Ройберг настоящий мужчина, и ему нужна покорная женщина рядом…

Ее слова, как острые спицы, кололи мою грудь. Я чувствовала, как во мне закипает несогласие, как мои убеждения и желания вступают в резкий конфликт с материнскими советами. Ведь я знала, что быть покорной и молчаливой — значит предать себя.

Кем я тогда стану для Ройберга? Удобной женой? Я просто перестану себя уважать. Я такого не хочу.

Достало меня быть бессловесной тенью. Надоело, что мама даже не разобралась в чем проблема, а сразу стала давать наставления.

Как? Как простить измену и грубость? Когда собственная сестра греет постель моему мужу и я еще должна думать о ее будущем?

Внутри все пылало.

Я пыталась сохранять спокойный внешний вид, но внутри меня бушевал ураган.

Как можно так легко говорить о покорности и прощении, когда на кону стоит твоё счастье и самоуважение?

Неужели мать действительно считает, что это единственный путь для женщины?

Я молчала, потому что боялась, что мои слова могут прозвучать слишком резко, и я не хотела обижать её, даже хоть сотни раз я с ней не согласна.

В конце концов, я здесь больше не задержусь. Прав отец. Здесь больше не мой дом.

Завтрак продолжался, а я полностью потеряла аппетит. Не так просто протолкнуть в рот кусочек тоста под вещания матери.

Когда в дверь постучали, я почувствовала неожиданное облегчение. Я была готова покинуть отчий дом, в котором надеялась найти утешение и покой, но вместо этого столкнулась с новым разочарованиями. Выйдя в прихожую, я увидела кучера, ожидавшего у открытой двери. Ройберг, мой муж, как и обещал, прислал за мной экипаж.

Моя реакция на его жест была смешанной. С одной стороны, это было напоминанием о его заботе и о тех крепких узах, которые, казалось, еще не разорваны окончательно. С другой стороны, его поступок напомнил о том контроле, который он пытался установить надо мной, что вызывало во мне сопротивление и желание борьбы за собственную независимость.

Попрощалась с родителями. Отец всем своим видом показывал как он во мне разочарован. Матушка продолжала тепло улыбаться и непрестанно повторяла, что «все стерпится — слюбится».

Я спустилась по ступенькам и отправилась к подъездной дорожке, где уже стоял экипаж. Ветер играл моими волосами, а утренний свежий воздух казался особенно приятным.

Оглядываясь на дом, который был моим убежищем в детстве, я чувствовала, как внутри всё сжимается. Теперь это место стало символом разочарований и непонимания.

Отношения с родителями, которые я так ценила, теперь казались омраченными из-за разногласий и старых ран, которые так и не зажили. Вспомнилось сразу, что любимой дочерью я стала только после обретения чертовой истинности.

Матушка стояла в дверях, и ее взгляд был полон беспокойства, надеюсь обо мне, а не о деньгах, которые они ждали.

Она махнула мне на прощание, словно пытаясь передать мне свою поддержку на расстоянии. Я махнула в ответ, стараясь улыбнуться, хотя улыбка давалась мне с трудом.

Забравшись в экипаж, я устроилась поудобнее, пытаясь подготовить себя к предстоящей встрече с Ройбергом. Поездка обещала быть не слишком долгой.

Оставалось понять, что именно ждет меня в академии. Почему-то казалось, что все уже в курсе того, что мне изменяет муж. И теперь мне не избежать новой волны злословия и злорадства.

Было не по себе.

Экипаж медленно отъезжал от дома. Колеса монотонно стучали по брусчатке. Я ощущала, как каждый звук отдается эхом.

Мне казалось, что все уже в курсе того, что мой муж мне изменяет. Взгляды, шепот за спиной, украдкой оброненные замечания — все это накапливалось в моем сознании, создавая ощущение невыносимого давления.

Я себя накручивала, но ничего с этим поделать не могла.

Поездка давала мне время на размышления. Я обдумывала каждый момент нашей с Ройбергом совместной жизни, пытаясь понять, были ли знаки или предупреждения, которые я упустила.

Возможно, я слишком доверяла, слишком многое принимала как должное, не задаваясь вопросами. Но теперь, когда мое доверие было подорвано, я должна была научиться смотреть на вещи под другим углом.

Когда я вошла в академию, внутри меня всё сжималось от страха перед сплетнями и шёпотом, который, как мне казалось, должен был уже разлететься по коридорам. Но к моему удивлению, все было как всегда. Студенты спешили на лекции, разговаривая о предстоящих экзаменах, преподаватели обменивались академическими новостями. Никто не обращал на меня внимания, и это давало мне шанс на ненадолго забыть о своих бедах.

Первый день проходил медленно, каждая минута тянулась как час. Я пыталась сосредоточиться на лекциях, записывала конспекты, но мои мысли всё время убегали. Мне не терпелось, чтобы день закончился, и я могла пойти в Храм.

Но когда звонок объявил конец последней лекции, ко мне подошел старшекурсник.

— Адептка Марисса, тебя вызывает ректор.

Внутри меня все закипело. Я не хотела видеть Ройберга, не хотела слышать его объяснений или извинений.

Хрен ему. Не хочу его видеть!

Я поспешила в академическую столовую. Ужасно хотелось кушать, а умирать от недостатка сил я точно не планировала. Я зашла в столовую и увидела своих однокурсников с факультета огня.

Обычно я избегала академический общепит, предпочитая обедать и ужинать с Роем, но теперь многое изменится. Я решила присоединиться к друзьям.

Лина и Тарек уже обсуждали предстоящий экзамен по алхимии, когда я подсела к ним. Лина была моей подругой, милая и остроумная девушка с ярко-рыжими волосами, которая всегда знала, как поднять мне настроение.

Тарек, высокий парень с темными волосами и задумчивым взглядом, был надежным другом, с которым можно было говорить о чем угодно.

— Эй, Марисса! Ты как раз вовремя, помоги нам разобраться с этой формулой преобразования энергии, — воскликнула Лина, протягивая мне свои записи.

— Привет, ребята, — улыбнулась я, присаживаясь рядом. — Давайте посмотрим, что у вас тут.

Тарек подмигнул мне и сказал:

— Я говорил Лине, что без тебя мы вряд ли справимся.

— О, ну конечно, вы даже поесть не можете просто так, — ответила я, вглядываясь в записи Лины.