По ее белоснежным волосам катились языки племени, съедая ее цвет, окрашивая волосы в красный.

Но ведь рано.

Я так надеялся, что ещё есть время закалить её, подготовить к её беспощадной стихии.

К тому, кто она! Что она не чудовище, которым пугают людей, а каким-то чудом выжившая, выброшенная в нашей империи осиротевшая феникс.

Чистой воды огонь.

Она до сих пор не готова принять себя.

Всю жизнь росшая как изгой в ублюдочной семье, теперь еще ей стоит узнать, что она та о ком ей читали страшилки в детстве. Кровожадный феникс, спустившийся с неба и заливающий всех первозданным огнем.

За силу и мощь ее соплеменников уничтожали. Боялись их. Истребляли. Но я верю, что моя девочка сможет жить по-другому. Не станет той кровожадной мстительно тварью.

А если и будет мстить, то только мне. Но мне недолго осталось самому.

А там она без сожаления выбросит меня из головы и найдет свой путь.

Главное ей принять себя. Не потерять человечность.

Но нет. Время против нас.

А еще ребенок!

— Марисса! Птичка моя! Только не теряй сознание.

Я упал рядом со стеной огня. Дотронулся до пламени. Оно жгло, но терпимо.

Человека сожгло бы на месте, но я всё ещё был ящером, пусть и безумным.

Больные особи не способны к размножению. Так было и так есть. Имперский целитель под клятвой о неразглашении много раз проверял меня.

Я знал, когда брал Мариссу под крыло, что мне не суждено иметь детей.

Ей — да.

Но мне — нет.

Но что я сейчас слышу?

Моя девочка беременна.

Она открывала и закрывала рот, хватала воздух. Моргала, и я видел, насколько затуманен её взгляд.

Как её рвёт на части её же пламя. Её суть. Стихия, чьим продолжением она является.

Моя огненная девочка. Моё пламя. Она так беззащитно держала руки на животе, защищая нашего ребёнка.

И только я понимал, что это маленькое чудо не переживёт перерождение. Если у моей девочки и был шанс, то у моего ребёнка нет.

Каким-то образом моё безумное наследие, черный дракончик, что живёт внутри неё, не сможет пройти перерождение.

Всё так, как я и думал, когда меня не станет её ничто не будет связывать со мной. Марисса ещё познает счастье материнства. Но как же больно. Обрести за мгновение такое чудо, наследника, и тут же с ним расстаться.

Я не раздумывая прошёл через огонь. Заключил её в объятия. Меня и самого рвало. Одежду жгло.

— Ты должна укротить пламя. Сначала отпусти себя, милая. А потом подчини его. Ты должна быть главной. Я не знаю до конца, как тебе помочь. Но ты должна быть сильной. Ты сможешь. Сможешь. Ты у меня сильная девочка. Марисса. Я рядом.

Пахло палёной кожей.

Я держал в руках чистый огонь.

Слёзы катились у меня, но тут же высыхали.

Мой ребёнок не сможет всё это пережить.

Не сможет, не сможет.

Я укачивал её.

Кожа горела и покрывалась волдырями.

Дракон внутри уже не бесновался.

Все силы уходили на регенерацию и отупляющую боль.

— Ты только живи, живи, живи.

Огонь рвался изнутри, разрывал меня на части.

Я кричала, но мой голос тонул в реве пламени. Каждая клетка моего тела пылала, и я чувствовала, как моя кожа трещит и пузырится под напором жара.

Страх за ребенка охватил меня, не давая сосредоточиться на борьбе с огнем. Я пыталась дышать, но воздух был наполнен дымом и жаром, и каждый вдох давался с трудом.

В этом огненном аду я вдруг почувствовала прикосновение. Тёплые, обжигающие руки обвили меня, и я поняла, что это Ройберг.

Он прошёл через пламя, чтобы быть со мной, и его объятия, такие крепкие и надёжные, стали моей единственной опорой.

Сквозь боль и слёзы я чувствовала, как его кожа горела вместе с моей, как огонь жёг его тело. Но он не отпускал меня.

— Ты должна укротить пламя, Марисса, — шептал он мне на ухо, голос дрожал, но оставался твёрдым. — Ты должна быть главной. Я здесь, я с тобой. Мы справимся. Ты сильная, ты сможешь.

Его слова смешивались с ревом огня, но я слышала их, впитывала каждое слово.

Ройберг обжигаясь стаскивал с меня перчатку-артефакт, чтобы она не мешала.

Я знала, что должна бороться, не только за себя, но и за нашего ребенка. Слезы текли по моим щекам, испаряясь прежде, чем достигали подбородка. Я ощущала, как пламя внутри меня стихает, но с каждой секундой эта борьба становилась всё труднее.

— Рой... наш ребенок... — прошептала я сквозь стиснутые зубы, почти теряя сознание от боли и страха.

— Ты только держись. Я здесь, и я не отпущу тебя, — его голос был полон решимости, даже когда его собственные раны причиняли ему невыносимую боль.

Я пыталась сосредоточиться на его голосе, на его прикосновении. Старалась забыть о боли, о страхе.

Знала, что если потеряю сознание, всё будет кончено.

Мой ребенок... наш ребенок... он не выживет. Этот огонь, этот монстр внутри меня уничтожит всё.

Но как же больно.

Слёзы снова подступали к глазам, и я почувствовала, как мир вокруг меня начал расплываться.

— Марисса, милая, не сдавайся, — голос Ройберга снова прорезал завесу боли. — Ты сильная. Ты можешь это сделать.

Он укачивал меня. Не отпускал. Проходил через все со мной.

Его слова, его вера в меня, давали мне силы. Я закрыла глаза и попыталась представить, как пламя успокаивается.

Представила, как огонь, который бушует внутри меня, становится частью меня, подчиняется мне.

С каждым вдохом и выдохом я ощущала, как пламя утихает, как я снова обретаю контроль над своей стихией.

Я чувствовала, как огонь больше не разрывает меня на части, а становится моей силой.

— Ты молодец, милая. Ты справляешься, — шептал Ройберг.

Я чувствовала, как его руки крепко держат меня, как его сердце бьется рядом с моим. Он был моим якорем в этом бушующем море огня.

Я открыла глаза и увидела его лицо, искажённое болью, но полное решимости. Его кожа была обожжена, но он не отпускал меня, не отступал. Чувствовала, что ради нас он готов пройти через любой ад.

— Ройберг, — прошептала я, чувствуя, как слёзы снова наворачиваются на глаза.

Я так переживала за нашего ребенка. Но кажется гортань, тоже была обожжена. Каждое слово давалось тяжело. Я не могла поделиться своим страхом с ним.

— Тсс, милая, — его голос был полон нежности. — Всё будет хорошо. Я здесь.

И в тот момент я поняла, что больше не одна в этой борьбе.

Огонь внутри меня стихал, но не угасал.

Я чувствовала, как он становится частью меня, подчиняется мне.

Мы сидели на земле, окруженные пламенем, которое постепенно утихало. Я чувствовала, как его руки всё ещё крепко держат меня, как его сердце бьётся в унисон с моим.

Огонь отступил. Мой внутренний монстр смирился с тем, что не видать ему контроля надо мной. Не избавиться от моего маленького дракончика.

— Я справилась.

— Ты молодец.

Выбралась из его объятий. Посмотрела в изуродованное и обожжённое лицо.

— Я беременна… — начала я. — …наш ребенок…

— Я знаю. Мне жаль, — я видела холод и равнодушие в его глазах.

Он снова нацепил на себя маску отчужденности. Словно и не он укачивал меня в своих объятиях и не он терпел адову боль от моего пламени.

Ройберг не хотел детей.

Значит мой маленький фениксовый дракон будет только моим.

И это будет моя месть.

— Мне тоже, — прошептала я и встала с земли.

наш будущий фениксовый дракон

Ройберг сидел на траве. Он был весь обожжён, на него было страшно смотреть. Лицо в волдырях, руки сплошное мясо.

— Зачем ты держал меня? На тебе нет живого места. Даже вся одежда сгорела.

— Я не мог оставить тебя.

Он встал, а потом, заклинанием надел на себя иллюзию одежды. То же самое сделал и со мной.

Я опустила глаза вниз, ведь слёзы всё время норовили сорваться. Он кинулся ко мне в огонь, который чуть было не сжёг его. Он укачивал меня на руках, уговаривал не терять нить реальности.