— Я не психую! — рявкнула Оксана.

— Конечно, ты просто ревнивая женщина, которая услышала конец чужого монолога, накрутила себя и вынесла приговор без права на пересмотр.

— Мы не в чертовом суде, чтобы выносить приговоры, — прошипела она сквозь зубы, затем добавила яростно: — И никто не ревнует тебя, Радов! Кому ты нужен, господи? Даже с доплатой не возьму.

Андрей притворно округлил глаза, затем прижал ладонь к груди.

— Разве я сказал, что меня? Стаса же, — он очаровательно улыбнулся. В точь-в-точь как ее сын.

Оксана засопела. Еще чуть-чуть, и у нее из ушей повалил бы пар.

— Ты опять увиливаешь!

— Нет, я жду, когда ты выплеснешь весь псих. Иначе повторюсь, мои аргументы будут выстрелом вхолостую.

— Какие аргументы, Радов? Твоя подстилка ясно дала понять, что ты по-прежнему спишь и видишь, как бы забрать у меня Стаса.

Андрей резко переместился. Да так быстро, что Оксана глазом не моргнула, как он оказался подле нее. При попытке отступить к двери, она попалась в ловушку: стоящее позади кресло ждало своего звездного часа.

Оксана рухнула на мягкое сиденье, подпрыгнула и ойкнула от неожиданности. Андрей поставил руки на подлокотники и наклонился к ней, обдавая ароматом треклятого одеколона. Того, от которого закружилась голова, словно у пятнадцатилетней влюбленной дуры. Или героини глупого любовного романа.

— Во-первых, моя дорогая и совсем неревнивая Ксюша, все разговоры о суде были до наших встреч со Стасом, — начал он, глядя ей прямо в глаза. — Тогда я много чего ляпнул, о чем успел позабыть. Как и об Авроре, к слову.

Оксана шумно вздохнула и вжалась в спинку, когда Андрей подался к ней. Оказался так близко, что до соприкосновения их губ остались жалкие сантиметры.

— Во-вторых, твои экспрессии меня, конечно, умиляют, но не добавляют понимания происходящего. Если не ревность тебя сюда принесла и не попутный ветер, то какая же неведомая сила заставила приехать вместо обычного звонка? Или у нас по всей Москве резко сдохла сеть?

— Я…

Тяжелый ком провалился в желудок, пульс сбился от горячего дыхания на коже.

— Да?

— Ты отдал мою роль Авроре, — с усилием выдохнула Оксана и наткнулась на непонимающий взгляд. — У Бишкевича… Заплатил за нее.

Некоторое время Андрей молча всматривался в нее, затем совершенно нормальным тоном отозвался:

— Могу забрать обратно. Один звонок, и она снова будет твоя.

Оксана открыла рот.

— Но…

— Я был не в курсе, что ты претендовала на роль в каком-то там фильме. Все договорённости с Авророй произошли до нашей встречи на дороге. И расстался я с ней тоже еще тогда.

— Похоже, она не в курсе сего факта.

— Если женщина тупа, как пробка от шампанского, и не понимает очевидного, при чем здесь я?

Оксана бы с удовольствием дала ему пощечину. Прокричала бы, что не верит ни единому слову. Да она и не верила по большей части, потому что слишком хорошо знала цену мужским оправданиям. Хотя никогда перед ней не оправдывался, наоборот, признавал свои ошибки…

По ходу размышлений Оксана потерялась в его взгляде и ощущениях его губ на своих губах. Назвать случившуюся близость поцелуем невозможно, однако обычной случайностью произошедшее тоже не посчитаешь. Но Андрей не сдался. Едва она шевельнулась, он намеренно повел носом, задевая кончиком ее собственный, затем поймал дыхание на выдохе и подарил свое.

Сознание заволокло дымкой подступающего восторга.

Из-за напряжения воздух вокруг них сгустился до такой степени, что от нехватки кислорода в голове вспыхнули видения: кисло-сладкий аромат яблоневого цвета, припекающее тепло яркого солнца, смех и крики молодежи, звенящие в ушах.

Они словно перенеслись в тот парк, в прошлое, где началась их история. Глухой рык мотобайка, последовавшее за ним предупреждение ИИ о пределе скорости и запрете на поездки в пешеходной зоне. Дерзкая улыбка Андрея, искреннее возмущение Оксаны от столь наглого подката и непривычная тяжесть бумажного тома «Войны и мира» в руке.

Прошло семь лет, а воспоминания не поблекли и не стерлись за столько времени. Разве так бывает?

Чувства, как оказалось, никуда не ушли. Уснули крепким сном, чтобы в ответственный момент затопить все внутри треклятым медом. Но в каждой бочке к сладости прилагалась горечь, от которой тошнота подступала к горлу. Буквально вырвала из дурмана любовного сна и насильно вытолкнула в реальность.

— Хватит, — Оксана выставила вперед ладони, затем пихнула Андрея в грудь.

Удивительно то, что он безропотно подчинился. Отступил без возмущений, слегка пришибленный навалившимися на него эмоциями. Оксана усмехнулась; она хотя бы не одна погрузилась в наваждение.

— Я соскучился, — неожиданное признание на мгновение сбило с толку.

— Так скучал, что семь лет не появлялся? Или так скучал, что оставил мне деньги на аборт, а сам сбежал за границу подальше от ненужных проблем?

На смену трепетному чувству пришла злость, от которой на душе завыла унылая метель. Но ее плач оказался привычнее любовной лихорадки. От нее ничего не болело в груди, и не стыла в жилах кровь, когда жестокие слова дорогого сердцу человека отравляли похлеще осиного яда.

Но Оксана все-таки отдала Андрею должное: он не оправдывался и не отрицал очевидного. Никак не комментировал выпады, не утешал ее клятвами и не божился, что больше никогда-никогда не предаст. Сдвинув рыжие брови, он терпел обрушившиеся на него удары и держал рот на замке.

Странно. Непривычно. Немного дико.

Куда подевались крики о меркантильности Оксаны? Что случилось с постоянными подколками и едкими комментариями на тему ее «бесконечного» списка мужчин?

— Чего притих? — рыкнула она с намеренной агрессией и вцепилась в подлокотники.

— А к чему спорить? — устало спросил Андрей. — Ты во всем права. Я скотина. Мудак, козел и сволочь. Бросил тебя и Стаса семь лет назад. Оставил вас, потому что так было проще.

— И?

— Повтори обвинения еще миллион раз, Ксюша. Если тебе от этого легче.

— Ни капельки.

— Тогда для чего сей монолог? Мне-то казалось, что театр одного актера не твоя стезя.

Оксана скрипнула зубами, подавляя желание хорошенько съездить ему сумкой по лицу. Выбить из холеных черт немного спеси. Не выдержав внутреннего давления, она подскочила, стиснула кулаки и выдохнула:

— Месяц назад ты знать нас не желал, а теперь появляешься на пороге и клянешься в вечной верности. Лезешь в мои отношения, постоянно крутишься рядом, расшатываешь выдержку...

Андрей выставил вперед руку.

— Прекрати, ты гонишь не туда. Я не в силах изменить прошлое, но влияю на будущее и делаю выводы из своих ошибок. Учусь, в конце концов.

— Ой ли. Учится он, — злорадно хохотнула Оксана, затем наклонилась и схватила брошенную на сиденье сумочку. — Что это, как не идеальный план для того, чтобы забрать у меня сына? Подобраться поближе, ударить в самый неожиданный момент! Удобно же. Готовый ребенок. Ни пеленки, ни распашонки менять не надо, проблемы с зубами и ночным плачем тоже остались в прошлом.

Она все-таки пробила брешь в его невидимой стене. Ноздри раздулись, губы сжались в тонкую линию, шея покрылась пятнами. Солнечный свет заиграл в медных волосах всполохами огненных искр, отчего побелевший кончик носа на фоне красных оттенков смотрелся довольно забавно. Не будь Оксана так разъярена, то рассмеялась бы в голос.

— Поражаюсь каждый раз тому, как ты умудряешься из какой-нибудь хрени раздуть скандал на пустом месте! — рявкнул он. — Сюда приехала, чтобы поругаться?!

— Убедиться, что ты козел! — гаркнула она в ответ.

— Отлично, — Андрей всплеснул руками, — убедилась. Пусть я в твоих глазах буду монстром, который жаждет отобрать у тебя Стаса. И? Как поступишь? Побежишь по всем конторам в поисках грамотного юриста? Тогда я расстрою: никто не пойдет на конфронтацию с моей семьей, Ксюш.