В подмосковном Калининграде тоже появилась своя «улица повышенной комфортности», сразу после того, как осенью пятьдесят восьмого две ракеты отправили космические аппараты в сторону Луны. То есть отправляли-то три, но первый снова улетел всего на пару километров от старта, зато второй попал точно в вечный спутник нашей планеты. С третьим все получилось «странно»: он, как и намечалось, пролетел неподалеку от Луны, но вместо того, чтобы притормозить, Луну облететь и сфотографировать ее со всех сторон, тихо полетел дальше. ПО этому поводу в Общемаше снова начались мелкие склоки с переваливанием ответственности за провал миссии друг на друга, однако Михаил Васильевич щедро роздал пинки и пряники — и свара мгновенно утихла. То есть внутри министерства утихла, а, скажем, товарищу Берии пришла жалоба «на низкое качество радиокомплектующих, поставляемых предприятиями МАП». Сам Хруничев об этой жалобе узнал лишь на собранном по этому поводу (и не только по этому, конечно) совещании, и среагировал весьма нервно:
— Лаврентий Павлович, а кто именно вам эту… писульку прислал? Я разберусь…
— Если разбирательство потребуется, то мы вас об этом известим. А сто нам скажет Алексей Иванович?
— Алексей Иванович промолчит, — недовольно ответил Шахурин, — потому что Алексей Иванович матом на совещаниях не разговаривает. МАП производит отдельные радиодетали исключительно для внутреннего употребления и в очень ограниченных количествах. Но, если смежники очень просят, оказывает им — иногда — материальную помощь. От себя, между прочим, отрывая… а раз на нас за это еще и жалуются, то зачем нам самих себя-то обделять?
— Товарищам помогать все равно надо, ведь одно дело делаем. А с нетоварищами мы специально побеседуем на тему дружбы и взаимовыручки… но я вас не для того пригласил. Мы очень внимательно просмотрели отчет о причинах невыполнения программы, и я обратил внимание на то, что причина эта — я про конкретный пуск говорю — находится ровно между носителем и исследовательским аппаратом. Точнее, где-то в соединениях одного с другим, и у меня возникло в связи с этим два вопроса. Первый: можно ли четко провести границу ответственности между разными предприятиями еще в процессе разработки подобных изделий. И второй: а не имеет ли смысла создание межотраслевого, по примеру ВИАМ, института, занимающегося только созданием подобных электронных систем управления для любых летающих изделий?
— Вот второй вопрос я не понял, — решил уточнить Хруничев, — у нас же всю эту управляющую аппаратуру как раз сторонник предприятия и делают. И сторонние институты разрабатывают. Нам-то что создавать предлагается?
— Отдельный институт, который формулирует все требования у радиоприборам, сам договаривается со сторонними организациями, сам приемку проводит и сам за результат отвечает. А то с лунной станцией что произошло: управляющий прибор разработали в Харькове, изготовили в Подлипках, а в результате непонятно, кто конкретно напортачил.
— А этот прибор не в понедельник у Королева сделали?
— Не знаю. А какая разница?
— Я слышал, не лично, мне просто разговор передали, что по понедельникам в ЦНИИМаше на радиопроизводстве половина изделий в брак идет.
— Глупости, при чем тут понедельник?
— Я вот тоже поначалу не понял, но мне Слава Вишняков объяснил. Там же девчонки молодые паяют крошечные схемы на базе бескорпусных транзисторов, а эти транзисторы… в общем, девки по воскресеньям в баню ходят, волосы чисто моют, белье чистое одевают, а исподнее-то сейчас у баб в моде вискозное. И эти девки, все из себя чистые, накапливают на себе статическое электричество. А этим электричеством транзисторы-то и пробиваются, там же тысячи вольт набраться могут! А нас товарищ Вишняков запрет ввел на авиазаводах самостоятельно электронные схемы собирать: все на его заводы передаются…
— А у него девки грязные ходят? — усмехнулся Берия.
— У него работницы на работе носят специальную одежду антистатическую, и вдобавок из там к столам специальными наручниками приковывают.
— Это как «наручниками»?
— Буквально: каждая работница, подходя к рабочему столу, надевает металлический наручник, который металлическим же тросиком цепляется к заземлению. Я не знаю, как на других заводах, а в Химках, чтобы заземление было качественным, целый танк в землю закопали и его постоянно поливают. То есть поливают как бы клумбу, поверх танка разбитую, но дело все же именно в закопанном железе.
— А с заказами МОМ ваш Вишняков справится?
— Сейчас — точно нет. Вишняков под наши потребности заводы ставил, не более: это же довольно дорогое производство выходит. Один монтажный стол — про танк подземный я говорить даже не буду — обходится примерно в семнадцать тысяч рублей. Только стол, а там еще и паяльники те же… специальные, измерительные приборы… дорого. Но если Вячеслову Николаевичу задачу поставить… и средства выделить, то, думаю, где-то через год…
— Даю полгода. А средства — их Михаил Васильевич вам выделит, это всяко дешевле ему обойдется чем ракеты за бугор пускать. Что же до нового радиозавода МАП, то, думаю, его где-то в ближайшем Подмосковье ставить придется: у Королева сейчас задачи остроприоритетные, ему в Сибирь за какой-нибудь печатной платой мотаться не с руки будет.
— Фрязино?
— Вы, Алексей Иванович, хотите, чтобы МРП вашего Вишнякова сожрал? Место мы подыщем… а насчет бани он интересно заметил, вроде бы и пустяк… но за «Знак Почета» замечание такое тянет. Мы, конечно, за это орден ему давать не будем, — рассмеялся Лаврентий Павлович, — а вот за новый завод… я подумаю. И Николай Семенович, скорее всего, тоже…
Владимир Николаевич тихо и незаметно занимался новой работой. Усердно занимался, и занялся он ей после того, как при обсуждении предложения Челомея о создании «глобальной системы целеуказания и наведения» товарищ Патоличев ответил просто:
— У вас идея просто замечательная. Но пока мы ее даже всерьез обсуждать не станем: у Королева каждый второй пуск заканчивается аварией, а ведь предлагаемые вами спутники подороже такой ракеты ведь получатся? К тому же и поднять их куда надо Р-7 не сможет.
— Если на нее поставить мою третью ступень…
— Сергей Павлович уже объяснил, почему это невозможно. С заправленной такой ступенью ракету просто нельзя на стол ставить, она переломится. А заправить ее на старте тоже нельзя: у вас совершенно другие компоненты топлива, и их раде поблизости от керосина с кислородом хранить нельзя. Правда, сейчас товарищ Янгель разрабатывает носитель на том же топливе, которое и у вас используется, но даже она нудный вес на нужную орбиту не поднимет. Поэтому ваше предложение мы будем обсуждать лишь когда достаточно мощная ракета у нас появится…
Узнать, какую ракету разрабатывает Янгель, было нетрудно — и Владимир Николаевич начал делать свою. Ведь Алексей Иванович даже не разрешил, а практически приказал этим заняться. И не просто приказал: он все же как-то договорился с Валентином Петровичем, и к декабрю на стенде в Новостройке прошли огневые испытания уже четыре двухкамерных гептиловых двигателя. Не без замечаний прошли, товарищ Глушко на «доработку» запросил еще полгода — но было уже ясно, что «мотор» для новой ракету точно будет…
А Владимир Михайлович — с «разрешения» генсека — продолжил испытания сверхзвукового стратегического бомбардировщика. Вот только переделывать его под ракетные двигатели он все же не стал, вместо этого на второй летный экземпляр на пилонах подвесили уже по два двигателя Добрынина под каждым крылом, и самолет смог преодолеет звуковой барьер. В марте пятьдесят девятого удалось достичь скорости в тысячу четыреста пятьдесят километров в час: гораздо меньше «проектной», но для испытаний отдельных элементов конструкции большого сверхзвукового самолета достаточной. После примерно месяца полетов в Жуковском машину — при полном согласии Мясищева — отправили для испытательных полетов в Казань Маркову, а сам Владимир Михайлович очень плотно занялся разработкой сверхзвукового самолета-снаряда, который должен был помещаться в бомбоотсек всех нынешних реактивных бомбардировщиков.
