— Теперь стало понятно, зачем фашисты тратили бешеные миллионы для выработки полутора центнеров этого… как его, рения? — сказал Сталин после того, как ему доложили о результатах работы. — Мы думаем, что немецкому товарищу можно даже орден Ленина дать.
— Я вот думаю, что бы ему такого дать, чтобы он никому о своих открытиях не рассказал, — задумчиво проговорил Лаврентий Павлович. — У американцев такие катализаторы в промышленных установках не используются, это исключительно лабораторный метод — поскольку произвести катализатор в достаточных объемах они пока не умеют. И отравляется он у них практически мгновенно…
— А что сам товарищ говорит?
— Он говорит, что еще лет десять потребуется чтобы научиться катализатор изготавливать: ему про достижения химиков из ВИАМ никто, естественно, не сообщал. Да и в Америке производство металла даже производством язык не поворачивается назвать: его получают килограммов по десять в год.
— Вот и отлично, я думаю, что если немецкое правительство выделит нашему немецкому другу даже не лабораторию, а институт…
— А людей пусть он сам подбирает… при нашем присмотре, естественно. Но, думаю, американцам он информацию в любом случае не сольет: у него янки племянника во Франции в концлагере инвалидом сделали. Мы уже предложили ему вместе с племянником в Крым переехать, там климат получше — но он пока не соглашается. Впрочем, сейчас это не особо актуально, в Германии служба госбезопасности уже очень неплохо налажена, там товарищи за подобными работами присматривают качественно. А про рений этот — немцы его для других целей использовали. В основном для высоковольтных контактов-размыкателей в тех же ракетах.
— А у нас этот рений в стране есть?
— Да он везде есть… в богатой руде его содержится примерно один грамм на тонну руды. Одно утешение: это молибденовая руда или в крайнем случае медная, хотя в медной его уже раз в десять меньше. Но все равно влетать он будет в копеечку.
— Я приносить многие рубли.
— Я о другом думаю: в ВИАМе новые сплавы разработали с этим рением, высокотемпературные. Товарищ Люлька в ЦИАМе горячие лопатки из этого сплава уже испытал, у него комплект лопаток прекрасно отработал двести пятьдесят часов при температуре в тысячу двести почти градусов.
— И что? Ты мне не детали, а в целом скажи.
— Тяга двигателя при том же расходе топлива выросла почти в полтора раза, ресурс — поднялся в два с половиной.
— А что препятствует внедрению этого сплава в серийном производстве?
— За двести пятьдесят часов выгорело около тридцати граммов этого рения. В ВИАМе лопатки из сплава покрыли слоем рения, и вот этот слой выгорел. А добывать мы его можем примерно один грамм на полтонны молибдена.
— То есть этот способ увеличения ресурса двигателя неприменим?
— Пока да, но только пока. Там уже прорабатывают идеи об использовании иных, невыгорающих покрытий. Мгновенного результата, понятное дело, никто не обещает, но предполагают, что в течении года-двух что-то работающее придумают.
— Что-то ты авиацией слишком увлекся, а как дела по основному проекту?
— По основному проекту работа идет по плану, а авиацией я занимаюсь… обращаю на нее внимание в некоторой степени вынуждено: изделие-то придется доставить в нужное место, а на чем? Без авиации нам не обойтись…
— Ждешь Пе-16?
— И его тоже. Но тут вежливая троица, точнее товарищ Челомей от их лица, пришли с очень интересной идеей. У Челомея заканчиваются испытания самолета-снаряда с дальностью в тысячу километров…
— Я уже слышал, он предлагает пять тонн на две тысячи…
— Нет, идея у него совсем новая. То есть не то, чтобы идея новая, а вот развитие идеи интересное. Он предлагает с этим прямоточным двигателем разработать самолет-снаряд, который пять тонн доставит с гарантией на восемь — десять тысяч километров так, что его супостату не сбить. На высоте километров в тридцать и со скоростью до километра в секунду.
— И что под идею свою получить хочет?
— Себе — только разрешение на проведение ОКР. А еще — постановление для Бондарюка на разработку нужного Челомею двигателя. Смету под постановление Владимир Николаевич принес.
— И сколько там миллиардов?
— Я специально у Шахурина уточнил, с Бондарюком мы вместе побеседовали… в общем, образец для летных испытаний обещают через полтора года и за примерно двадцать пять миллионов выкатить. Правда, это не всё, что им нужно, так еще совместные работы с товарищем Хруничевым намечаются. Но Михаил Васильевич уже в курсе, помощь оказать готов.
— Ну что же… Товарищ Челомей на двадцать пять миллионов точно наработал, думаю, деньги мы ему дадим. Но и за результат строго спросим…
«Вежливой троицей» в руководстве страны часто называли группу авиаконструкторов, резко выделявшихся из общей массы именно «врожденной» вежливостью, высоким уровнем общей культуры и специфическим общением с подчиненными, да и со всеми окружающими их людьми. Петляков, Мясищев и Челомей никогда в разговорах не использовали нецензурной лексики, всегда глубоко обосновывали свои предложения начальству — да и вообще общаться с ними было приятно и не обидно даже в случаях, когда они буквально с дерьмом смешивали чьи-то идеи. Но они это проделывали настолько культурно…
Конечно, такими чертами отличались не только эти трое, но Бартини, Сухой, Бериев и Бедункович в связи с тем, что их проекты не имели прямого отношения к Спецпроекту, с руководством страны общались крайне редко (и входили в «вежливую семерку МАП»), а эти трое были вынуждены часто встречаться с «начальством»…
Впрочем некоторые люди их люто ненавидели — но вот сделать с этим ничего не могли. Потому что когда какая-то мысль до начальства доносится спокойно и аргументировано, то начальство это такую мысль довольно быстро начинает воспринимать как свою собственную. Не в том плане, что «мы сами до этого додумались», а как «ну понятно, иначе и быть не может». А если эта мысль касается карьеры какого-то чиновника, то последствия получаются довольно интересными.
Особенно интересными были последствия одной беседы, проведенной товарищем Сталиным с представителями МАП после того, как руководитель Украины накатал жалобу на некоторых авиационных «функционеров»:
— Товарищ Шахурин, мне тут товарищ Хрущев жалуется на то, что вы мало что прекратили восстановление авиазавода в Киеве, так еще и притесняете конструктора, который со своей новой машиной был готов этот завод загрузить производством крайне необходимого стране самолета. Но о приостановке восстановления завода мы уже вопрос обсуждали, и мне теперь стало интересно: это он о чем конкретно жалуется?
— Разрешите я отвечу, — вмешался Петляков. — Конструктор Антонов из КБ Яковлева сказал, что он разработал принципиально новый самолет для сельского хозяйства. Однако по факту это была не новая разработка, а переработка, существенная, конечно, но переработка самолета товарища Бедунковича, причем разработанного еще в тридцать шестом году. И переработка, должен отметить, довольно бездарная…
— А у вас есть какие-то доказательства для подобного утверждения? Ведь, насколько я знаю, машина Антонова цельнометаллическая, а самолет товарища Бедунковича был деревянный.
— Есть, во множестве. Но достаточно и того, что в машине Антонова даже шаг стрингеров использован тот же, что и на ЛИГ-10. Но у Бедунковича стрингера были не несущие и ставились для крепления деревянной же обшивки, а для цельнометаллической машины они получились сильно избыточными. То есть у Антонова самолет получился практически вечным…
— А вы говорите, что переработка бездарная.
— Именно так: в результате планер получился слишком тяжелый и даже с мотором втрое более мощным, чем у ЛИГ-10, не возросли ни грузоподъемность, ни скорость. Зато цена выросла вчетверо. Да и бензин для самолета теперь подходит лишь высокооктановый авиационный.
— Но товарищ Хрущев тут пишет, что самолет получается дешевым…
— Он бы получился дешевым, — заметил Алексей Иванович, — если бы его завод смог производить в большой серии. Но даже если бы мы киевский завод и восстановили бы полностью, на нем просто работать было бы некому: нет нам квалифицированных кадров. Правда товарищ Хрущев старается — как и в случае с товарищем Антоновым — такие кадры с других заводов перетащить. Однако из-за этого мы уже начинаем сталкиваться со срывами исполнения планов предприятиями МАП: кадры уходят, работать становится некому. Причем на Украине эти люди тоже практически не работают… то есть работают далеко не в силу своих возможностей и способностей, негде им там работать. Я понимаю, у товарища Хрущева свои планы по развитию республики, но провозглашать, что бывший комбайновый завод начнет производить высококачественную авиационную технику… А комбайнов, насколько я знаю, в стране не хватает, их на ту же Украину из других республик свозят…
