Алексей Иванович Шахурин «вспомнил молодость» и отправился «с кратким дружеским визитом» в Ярославль. Этот город он знал хорошо, был прекрасно знаком с многочисленными заводами: во время руководства Ярославской областью ему пришлось эти заводы серьезно почистить от разной сволочи. Особенно качественно пришлось чистить электромашиностроительный завод: там откровенных врагов народа больше тридцати скопилось — но тем проще было их, собравшихся в кучу, взять и расстрелять. Тогда это сильно помогло: всего за полтора месяца после зачистки завод нарастил выпуск нужной стране продукции в полтора раза, а к сороковому году на заводе могли уже изготавливать любые электрические машины, выпуск которых превысил изначальные планы уже более чем вчетверо. Однако, по мнению Алексея Ивановича, все резервы еще исчерпаны не были.
Хотя, если беглым взглядом на завод посмотреть, там не то что резервов, но и просто мощностей не осталось: основные производства были эвакуированы, цеха стояли пустыми. Совсем пустыми, в некоторых даже проводку со стен сняли.
Старый знакомый Шахурина — заводской парторг — внимательно выслушал наркома, тяжело вздохнул и ответил:
— Ну, завод ты, Алексей Иванович, вроде посмотрел. А теперь такие вопросы задаешь — и какой ответ получить хочешь? Я чего спрашиваю: ответ тебе в матерной форме сгодится или все же попробовать простыми словами?
— Матерные слова я не хуже тебя знаю, да и опыта у меня в их применении побольше. Но мне не они нужны, а список того, что заводу нужно чтобы месяца через три продукцию выдать.
— А ты знаешь, где все потребное взять?
— Я все же нарком, попробую найти.
— Тогда пошли к Ковалеву.
— Это кто?
— Да шпион наш американский, ты его помнить должен. Он сейчас технологом…только, думаю, товарищ Ванников нам твои изделия изготовить не позволит, у нас такие планы… не выполняются, а тут еще…
— Если ты считаешь, что Борис Львович дурак… я же говорю «без снижения планового выпуска изделий». А с Ванниковым я договорюсь, если что.
— Тогда пошли.
— Лучше сюда Ковалева вызови, — инженера Ковалева Алексей Иванович помнил, хотя лично знаком не был: первого директора этого завода расстреляли в том числе и за то, что он на многих специалистов завода, не согласных с его методами управления, обвинял в шпионаже. А Ковалева угораздило родиться и даже школу закончить в Нью-Йорке — понятно же, что шпион американский. А то, что этот Нью-Йорк неподалеку от Сталино лежал, этого товарищ Сипер (тот самый директор) не учел…
— Зазнался ты в наркомах-то… Никитич-то не ходит. Пошли, говорю! По этому заданию тебе только Ковалев и ответит!
Обратно в Москву нарком летел в тяжких раздумьях. Владимир Никитич очень быстро разобрал поставленную Алексеем Ивановичем задачу на небольшие куски, описал, какая часть где может выполняться, составил перечень необходимого оборудования и даже указал, где его заводы наркомата авиационной промышленности смогут быстро изготовить не в ущерб прочей работе. И в целом задачка теперь казалась вполне выполнимой. А еще его очень озаботил вопрос по поводу сильных магнитов: сам Алексей Иванович в этой науке вообще не разбирался, но Владимир Никитич сказал, что если будут эти магниты, то завод сможет делать генераторы не по триста-черыреста киловатт, а даже по мегаватту. Но с этим тоже разобраться можно, а вот еще одна мысль никак не хотела выходить из головы наркома: товарищ Ковалев встретил его, сидя в инвалидной коляске. Не самая сложная машина, но в СССР-то таких никто не делал! А ведь если постараться… сейчас с фронта инвалидов возвращается очень много, в том числе и много «не ходячих» — однако руки, причем умелые, у них есть. И если таким героям дать нормальные коляски, то сколько же людей можно будет вернуть на производство! И до посадки Алексей Иванович размышлял главным образом о том, на каких заводах выпуск таких колясок можно будет организовать без снижения выпуска основной продукции. Потому что ему было совершенно понятно: одна такая коляска — это один дополнительный специалист на заводе. А если колясок будет выпускаться тысячи…
Павел Осипович Сухой результатами своей работы очень гордился — в особенности после летнего наступления Советской армии на Ленинградском фронте. Там, конечно, творился тот еще бардак, так что авиация Ленинградского фронта базировалась в тылах Волховского: товарищ Ворошилов не очень доверял воинскому мастерству товарища Жукова. И, похоже, правильно не доверял: у Жукова потери оказались втрое выше. А вот потери фашистов оказались заметно выше как раз на Ленинградском фронте — и Павел Осипович гордился тем, что почти четверть вражеских потерь обеспечили штурмовики Су-6. Конечно, не один двести восемьдесят девятый завод, выпускающий уже по дюжине машин в стуки, постарался: товарищ Ванников тоже руку к победе приложил: боеприпасы самолетам поставлялись иногда даже в большем количестве, чем запрашивал товарищ Ворошилов. Но самолеты, понятно, в воздушной войне сыграли решающую роль, причем именно самолеты товарища Сухого: из примерно шестисот использованных в наступлении машин «сушек» было около двухсот пятидесяти. Сколько точно — посчитать было, конечно, невозможно: самолеты и прибывали на фронт, и, к сожалению, убывали. Но если в целом прикинуть…
Прикидывал не один Павел Осипович, другие товарищи тоже считать умели неплохо — и в сентябре авиаконструктор Сухой стал (вместе с конструкторами авиамоторов Швецовым и Климовым) Героем Социалистического труда. Потому что «сушки» неплохо поработали не на одном Ленинградском направлении: в летнем наступлении на Харьков и далее в сторону Днепра они сыграли огромную роль. Как кто-то их генералов сказал, «именно „сушки“ остановили танки фашистов», но не потому, что самолет эти танки мог сжечь. Мог, конечно — если кумулятивной бомбой сверху по танку попадет, но это случалось все же достаточно редко. Зато бензозаправщики фашистские штурмовики жгли буквально целыми колоннами, и фашисту танки просто заправлять нечем стало. А уж маршевые колонны немецкой пехоты стали вовсе лакомой добычей штурмовиков: почему-то немцы так и не приспособили свою полевую зенитную артиллерию под очень высокую скорость этих замечательных машин, а пулеметы самолету особого вреда не наносили.
Вместе с товарищем Сухим это же звание получили — по представлению наркома Шахурина — товарищ Микулин (и он — вовсе не за выдающиеся авиамоторы) и товарищ Ковалев с Ярославского завода: они на пару разработали и начали выпускать на базе списанных авиамоторов небольшие электростанции, работающие на газе. Причем если использовался примитивный газогенератор, то станция выдавала пятьсот киловатт мощности — на моторе М-105 Климова, а если рядом ставилась водородная установка, то уже мегаватт на АМ-35 самого Микулина. В принципе газовое оборудование, изготавливаемое в Москве, почти для любого авиамотора подходило, но пока для выпускаемых в Ярославле генераторов и этих моторов хватало…
А в Новокузнецке алюминиевый завод постепенно приближался к выпуску трех тысяч тонн алюминия в месяц, и не только потому, что каждый день один-два завода отключались от областной электросети после получения собственных электростанций. Расход электричества на тонну алюминия на Уральском заводе ученые и инженеры смогли сократить почти на четверть, до менее чем тридцати мегаватт — и сам Уральский завод мог за год производить свыше семидесяти тысяч тонн металла. А вот Волховский… Все оборудование оттуда было эвакуировано, в цехах делались корпуса гранат и автоматы — а с «крылатым металлом» было вообще никак. И это было тем более обидно, поскольку неподалеку почти на полную мощность снова заработал Тихвинский глиноземный завод, продукцию которого с большими трудностями переправляли на Урал…
А там заработал уже свой, местный завод: после того, как на строящемся Богословском алюминиевом заводе в течение месяца поставили стразу тридцать мегаваттных генераторов, директору завода стало крайне неудобно объяснять невыполнение планов по пуску оборудования нехваткой электричества. Настолько неудобно, что планы пришлось перевыполнять — и первого октября завод выдал первые шесть тонн глинозема. По этому поводу Петр Фадеевич Ломако — нарком цветной металлургии — докладывая об успехе товарищу Сталину, как бы вскользь заметил:
