Вот как это объяснить самому себе? Вот как понять зачем я это делаю? Неужели я стал настолько жадным ублюдком?! Ох... Прямо ощущаю как отец печалится на небесах о моей погрязшей во тьме душе... Однако мы же у тёмных воруем, хм... Может отец не так уж и печалится?
— О, светлые проигрывают! — пищит Милька погромче, чтобы я и Рейвен могли услышать.
— Вот это да! Князь со здоровенной бабищей машется... Ну та, что с молотом, которая у светлых за главную вроде кааааа, мать моя низушковая!!!! Он её голову снёс! Рукой! Просто сорвал вместе с шеей! Ровненько так! Просто герой! Кажется сейчас от светлых только трупы и останутся, ох и расстроится красавчик клирик...
И когда мы стали подниматься уже над краем и до Яра оставалось совсем немного, и кажется я даже начал различать его светлый балахон в бурой пожухлой траве, как вновь раздался голос Мильки, уже не на шутку встревоженный:
— Ох, да грёбанная бездна!!! Они заметили пропажу… опаньки...
На этом растерянно-радостном "Опаньки" мы наконец достигли Яра, и я, выпустив верёвки из рук, безвольным мешком из уставшего мяса свалился в траву.
Яр тут же подлетел, и зло зашипел:
— Да что же вы творите, мерзкие грязные падальщики?! Вы хоть понимаете, что...
Он не договорил. И Милька молчала. И Рейвен молчал. И вокруг меня расплывалось целое море удивления, что-то приковало всеобщее внимание, пока я лежу здесь и пытаюсь отдышаться и утереть лоб от пота, от тяжкого подъёма хоть немного отойти...
Но любопытство сильное чувство, и не в силах противиться ему, я с трудом встаю, потягиваюсь, хотя спину всё равно болезненно тащит куда вниз. Рахи спасает. И я уже более энергично обхожу повозку и встав рядом с товарищами таращусь вниз, на поле боя.
И то, что я вижу навсегда впечатывается в мою бедную уставшую от вечных дрязг голову.
Вдруг захотелось покоя. Захотелось вернуть в цветущий и ещё живой Хаммонд, и прожить там до дряхлой старости простую беззаботную жизнь фермера.
Однако, сильнее всего хотелось просто бежать. Как можно быстрее. Как можно дальше. Бежать не останавливаясь, чтобы спастись, чтобы выжить. Ибо то, что творилось внизу больше всего напоминало преисподнюю.
Плотные кубы дыма, что с тотальным шипением всё больше разрастались и тянулись во все стороны, захватывая, затягиваю, топя всю низину ядовитой смертью... А в том, что это яд – нет никаких сомнений. Лучшим примером служит огромная серебряная звезда, которую под конец сражения воткнули в землю.
Серебряный покров реликвии померк и с каждым мгновением становился всё более грязным, неказистым, и ржавым. И пусть пока проржавели лишь кончики четырёхгранной звезды, но с каждым мигом ржавчина расползалась всё дальше, захватывала всё больше серебра и на это становилось страшно смотреть. Как и на зелёный дым, что растягивался по округе. Он захватил уже почти всю низину, но стал менее плотным.
И сквозь его зелёную с желтоватым отливом пелену, Тодд разглядел чёрный купол. Его стенки дрожали, и постепенно сужались, но тут же рывками сдвигались обратно, и эта борьба ни на миг не затихала. Вдруг до Тодда дошло, что под этим куполом прячутся остатки тёмного племени, и скорее всего сам Катарон.
Это же в голову пришло и Яру.
Клирик выставил жезл вперёд, направляя наконечник точно на дрожащий купол. Одно из колец вспыхнуло, и из верхушки жезла вылетел пучок света. Ещё в полёте снаряд оформился во что-то более плотное, напоминающее копьё и, влетев в тёмный купол, тут же проделал в нём небольшую дыру.
Дыра в куполе почти мгновенно затянулась. Но из жезла Яра летели всё новые и новые световые копья, а дыры на барьере затягивались всё медленнее, и он постепенно сужался, оголяя из-под тёмной завесы дрожащих людей, что хватались за горла и пытались дышать, но вместо воздуха вдыхали ядовитую пелену.
Когда Яр опустил дрожащую от напряжения руку, тёмный барьер полностью исчез, и никто в низине больше не пытался дышать.
Среди лежащих на земле скрюченных тел возвышался один.
Он упал на колени, и смотрел в серые, безжизненные небеса, на которых больше не было мрачных чёрных туч, не было и вспышек, сверкающих золотым светом. А было лишь холодное зимнее солнце, что не светило, не грело, и было так же мертво, как и князь взирающей в небеса.
Из глаз Катарона катились чёрные слёзы. Не было на нём более костяной короны, она осыпалась пылью. Не было чёрного устрашающего крыла, оно слилось с тенями. А в глазах его не было жизни и грудь его не шевелилась, в тщетной попытке вдохнуть.
В этот миг, когда ядовитая пелена лишь стелилась по кромке земли, оставив после себя голые скрюченные деревья с осыпающими землю ветвями, прах вместо пожухлой травы, и сотни мёртвых тел двух разных воюющих народов... Катарон, упавший на колени, до последней капли жизни защищавший своё племя, предстал в глазах Тодда гораздо честнее и справедливее любого из церковников, которых он встречал в своей жизни. Разве что… магистр Рен был Катарону ровней, они между собой очень похожи. Светлый клирик и тёмный князь. Один защищал город людей, а другой защищал до конца своё племя.
Если бы в этот миг Катарон встал, и пошёл бы мстить в храмы и церкви, отделяя набожные головы от святых тел... Тодд пожелал бы князю удачи.
Но Катарон остался недвижим. А Тодд вспомнил, что его родную деревню Хамонд вырезало как раз-таки тёмное племя. И от души Тодда тут же отлегло всё сочувствие к почившему князю, он больше не видел в нём ничего благородного. Всего лишь очередной ублюдок, возомнивший себя значимей всех остальных.
— Что. Вы. Сделали? — Яр во все глаза пялится в низину, не поворачиваясь ни к кому из нас. Такое чувство, словно мы где-то провинились, и сейчас прозвучат упрёки от нашей святой мамочки.
Однако Милька опередила Яра, и не скрывая гордости, провозгласила:
— Здорово получилось! Я вообще-то этим дымом планировала Дорлак травонуть, уж больно они по-гадски со мной обращались, но всё же решила с собой прихватить… вот как знала, что может пригодиться!
Яр наконец отвёл взгляд от низины, но только для того, чтобы тут же вперить его в Мильку.
— Что… что ты несёшь… я не понимаю…
Милька воззрилась куда-то в небеса, на лице её прямым текстом читалось, как же тяжко ей приходится с этим конкретным клириком каждый раз беседовать. Муки невообразимые отразились на её мордашке, хотя как по мне она сильно преувеличивает.
— Эта мелкая везла с собой сумку, в которой хранилось… не знаю как эту штуку назвать, — решил облегчить Яру жизнь наш доблестный рыцарь, но сам тут же впал в задумчивость, и лишь спустя пару долгих мгновений смог закончить, — в общем этот ядовитый дым её рук дело, считаю, что она нас только что спа…
— Не надо! Даже не начинай это! — поднял руки Яр требуя от Рейвена заткнуться. — Я даже не хочу думать о том, чтобы было бы, если бы этот дым вырвался бы на нас во время пути… просто давайте сейчас отыщем сбежавших лошадей и поедем к ближайшему хра… церкви, до храма добираться слишком долго. Вернёмся в Дорлак, и оттуда я пошлю весть, что тёмный князь Катарон повержен, а вас щедро вознаградят за заслуги, только давайте поспешим.
Его голос под конец звучал жалобно, и я ясно ощутил, насколько наш святоша уязвим сейчас. Его слова уже больше напоминают просьбу, а не приказ… словно мы вновь стали приятелями, и он совсем не заманивает нас в ловушку.
Однако, я кивнул, соглашаясь, но рукой указал на повозку, которую я с огромным трудом затащил на это возвышение.
— Посмотри на руну, что на двери намалёвана, мне кажется, что ты сможешь с ней что-нибудь сделать.
Яр скептически окинул взглядом повозку.
— С руной? Я почти не разбираюсь в них… тем более в тёмных, что я могу тут сделать?
Но он всё же обошёл повозку, и приблизился к небольшой дверце, ведущей во внутрь фургона.
— Ну разве что я могу… попробовать благодатным пламенем… — его ладони разом вспыхнули белым огнём, он сложил их вместе в замысловатый символ, одну из граней которого направил на тёмную круглую руну, из его пальцев вырвался огненный поток, но белое пламя вело себя странно, оно не вгрызалось в дерево, не жгло до черноты и не опаляло покров фургона, вместо этого огонь охватывал собой только лишь руну. И это имело эффект, чёрные руны стали толще, они с каждым мигом краснели, словно раскалённый металл, а затем… они исчезали.
